Остановившись возле блок-поста, я не пытаюсь проехать. И не потому, что просто так не пропустят чужую машину. Просто если я выйду…
«У тебя есть возможность узнать. Мы можем узнать это вместе. Потому что я тоже не пробовал. Хочешь? Прямо сейчас».
Обратной дороги не было изначально. Я понимала это, когда соглашалась на сделку.
Я могла не приехать сейчас. Могла сделать вид, что не прочла сообщение. Могла убиваться и лелеять обиды. Могла строить из себя невинную оскорбленность и притворяться, что дело в контракте.
Могла.
Но желания не было.
Взяв телефон, набираю номер Тимура.
– Я у блок-поста. Пожалуйста, позвони, чтобы пропустили машину.
Он не говорит ни единого слова – к чему? Они лишние.
Шлагбаум поднимается вверх, я въезжаю во двор. Есть и подземный паркинг, но это время, я плохо здесь ориентируюсь.
Выйдя из машины, иду к парадному. Миную консьержа, который встречает меня безучастно – видимо, уже тоже предупредили. Его выдержку свекровь бы одобрила. Ступив в лифт, смотрю на свое отражение: мокрые волосы, капли дождя, застывшие на моей коже, платье, которое хоть отжимай, прилипшее к телу.
Неважно.
Дверь распахнута, и мое сердце начинает избавляться от осеннего холода, когда я вижу Тимура. Он хмурится, практически втаскивая меня в квартиру, а мне хочется улыбаться. Правда, до тех пор, пока не встречаются наши взгляды.
Тихо закрывается за моей спиной дверь. На пол падают крупные капли, выбивая строки из прошлого-настоящего:
«У тебя есть возможность узнать. Мы можем узнать это вместе. Потому что я тоже не пробовал. Хочешь? Прямо сейчас».
И мне кажется, Тимур тоже слышит их.
Дымчатый взгляд темнеет. Он медленно выдыхает, поднимает руку и принимается избавлять меня от шпилек, которые впиваются в голову. Мешают. Он прав: они сильно мешают.
Тряхнув волосами, смотрю на него безотрывно.
Я тогда не решилась ответить.
А сейчас поднимаю ладонь, обвожу пальцами его губы, оставляя влажный след от дождя, и наконец отвечаю:
– Хочу.
И сама тянусь к нему. Сама прикасаюсь к губам под грохот моего сердца, вытесняющего пустоту.
Так непривычно.
Чувствовать так – непривычно. Я даже с трудом держусь на ногах. С трудом дышу ему в губы. Неважно…
Неважно, что его футболка становится влажной – так сильно я к нему прижимаюсь. Неважно, что будет потом.
Я там, где хочу находиться.
Хочу… хочу…
Может, я даже снова произношу это вслух. Это тоже неважно.
Важно то, что он наконец отвечает на поцелуй. И не просто целует – нет, вливает в меня свое дыхание, вдавливает меня в свое тело так, что становится даже чуточку больно.
– Твое платье… – ворчит он и, скользнув ладонями по плечам, опускается к спине, находит там молнию. – Ты дрожишь. Нужно снять с тебя это чертово платье…
– Прямо здесь? – усмехаюсь.
Не отвечает.
Занят – воюет со змейкой, которая кокетливо от него ускользает. А потом, не выдержав, поддается.
Платье падает на пол.
– Пойдем.
Я едва успеваю снять туфли.
Ванная комната… пар горячей воды… огромная душевая кабина, куда он заходит следом за мной…
Теперь его футболка полностью становится мокрой, так же как и брюки, но ему на это плевать. Потоки горячей воды бьются о его тело, спускаются к голым стопам, пока он регулирует температуру и закрывает меня. А потом делает шаг ко мне, разворачивает меня, обхватывает сильными руками, и вода струится по мне, смывая макияж, дождь, усталость, страхи и стыд.
Обнимаю ладонями его лицо, дурею оттого, что щетина слегка колется – хорошо… так хорошо…
И безотрывно смотрю в глаза тумана, боясь моргнуть, как будто он может рассеяться.
Слов нет.
Их снова нет.
Я не хочу говорить. Не хочу думать. Не хочу сомневаться. Хочу просто чувствовать, жить, пусть даже это делает больно.
Его руки сжимаются на моих плечах, скользят к шее, но я не боюсь. Доверчиво откидываю назад голову и слышу, как сильнее бьется мой пульс, когда его пальцы останавливаются на выемке в горле.
– Аня… – голос резкий, в нем отчетливо слышится предупреждение.
Он зарывается пальцами в мои волосы, сжимает их, а я улыбаюсь. Понимаю, мне кажется, я наконец понимаю…
«Аня» – так меня называл только он.
Все эти годы лишь он.
И я таю от этого шепота, от своего имени, что единственным срывается с его губ, когда он ко мне наклоняется. А потом снова становится не до слов – не нужны, просто лишние здесь. Лишние, когда говорят глаза, жадные губы, ладони, поднявшие меня вверх, чтобы смогла обхватить торс ногами.
Поцелуи – укусы. Жалят, наказывают, оставляют метки на моей коже, как и пальцы, вжимающие меня в тело Тимура. Рвется дыхание, в ушах стоит шум, голова начинает кружиться. Мне кажется, я снова несусь в гулкую пропасть. Но я не падаю, нет – меня держат, мне не позволят упасть.
Мне мало…
Так мало…
Я хочу большего, я хочу все.
Вцепившись в футболку, тяну ее вверх, хнычу в губы Тимура, потому что ткань упряма, не поддается. Он отрывается от меня всего на секунду, избавляется от преграды, заодно стягивает и брюки. Они летят в сторону – куда-то вне зоны кабинки, вне зоны, где мы только вдвоем.
Окидываю взглядом его поджарое тело, и на меня накатывает какое-то сумасшествие. Целую, кусаю его, зализываю укус языком, скольжу по его телу руками, чувствуя, как он напряжен.
Опускаю вниз руку, обхватываю его член, вожу по нему дрожащими пальцами. Дрожащими от нетерпения и волнения. И, наверное, делаю это слишком медленно, потому что он прикрывает глаза. Тяжело дыша, несколько секунд наблюдает за мной, а потом резко выдыхает:
– Твою мать…
И дергает вниз мои трусики.
Снова вжимает меня в прозрачную стенку и, едва дождавшись, когда я обхвачу его ногами, врывается в мое тело нетерпеливым толчком. Его пальцы мнут мое тело, вжимают в себя, заставляют подскакивать и ерзать от его движений. Немного больно, но у меня только единственный выбор – привыкнуть, принять.
Дорожки воды стекают по его лицу, и я отвожу их ладонями, чтобы не терять его взгляд. Не терять то, что держит меня на этой грани страсти и удовольствия.
Резко, грубо, безудержно, закрывая мне рот своим, чтобы поглотить мои стоны, – так он вбивается в мое тело.
Оплетая его тело своим, скользя по его телу ладонями, обнимая его за шею, чтобы удержать его губы, – так я принимаю его.
Дышим ли мы? Я не знаю. Нет времени даже подумать об этом. Я просто живу… живу в этом танце двоих…
Задыхаюсь, стону, цепляюсь за него и вскрикиваю, когда меня скручивает изнутри так, что дрожит каждая клеточка тела.
Несколько длинных толчков, он снова находит мой рот и заполняет его своим стоном. Хриплым, вибрирующим в моем горле, пронизывающем меня насквозь и заставляющим вцепиться в него еще сильнее, чем раньше…
Звук падающей воды заставляет открыть глаза, вспомнить о том, что дышать – это важно. Мое дыхание у его шеи, его – у моей. Уже более ровное, медленное. Хорошо. Значит, о том, как дышать, мы вспомнили оба.
Его глаза находят мои.
Его пальцы отводят от моего лица мои волосы, которые, скорее всего, спутались да и висят как сосульки. А косметика наверняка растеклась по лицу – теперь уже точно.
Неважно.
Это тоже неважно – для меня, для него. Потому что он все еще не отпускает меня. И смотрит так глубоко, что я немного теряюсь.
Много… в его взгляде так много… даже если мне кажется, его взгляд трудно выдержать.
– В твоей любимой позе я все еще не уверена, – бормочу, смущенно опуская глаза. – Но, пожалуй, в любимом месте для секса могу больше не сомневаться.
Смех…
Моя ладонь у него на груди, и я слышу, как зарождается его смех, а потом и пробую его вкус – когда, отсмеявшись, Тимур обхватывает мое лицо и вновь находит мои губы своими.
– Пойдем, – говорит он, переплетая мои пальцы со своими.
