Двигатель машины взвывает, доведенный до предела, когда я выезжаю на участок прямой, открытой дороги и нажимаю на газ. Если на улице появится еще одна машина — я умру. Если я наткнусь на кусок льда не под тем углом, не в тот гребаный момент — я умру. Хуже всего... если я опоздаю, если не успею вовремя, то умрет Сильвер.
— Il frutto benedetto del tuo seno. O clemente, o pia, o dolce Vergine Maria. Amen. Salve, Regina, madre di misericordia, vita… (прим.с италь. «И Иисуса, благословенный плод чрева Твоего, яви нам после этого изгнания. О кротость, о милость, о отрада, Дева Мария. Аминь. Славься Царица, Матерь милосердия, жизнь…»)
Я никогда не думал, что стану таким человеком — человеком, который откажется от своего неверия и примет суеверия или религию в тяжелое время нужды. Я бы не стал этого делать для себя. Я никогда не цеплялся за сказку, чтобы хоть немного облегчить себе встречу с собственной смертью. Но Сильвер? Я поверю в Бигфута, чупакабру и гребаных единорогов, которые срут радугой, если есть хоть малейший шанс, что вера поможет ей пережить сегодняшнюю ночь. Мария из Назарета действительно существовала. Кем бы она ни была, она родила сына, который изменил мир. Ей поклоняются и почитают во всех уголках земного шара, и это должно что-то значить. Я молюсь ей, надеясь, что через две тысячи лет она каким-то образом услышит мое отчаяние и сжалится надо мной.
— … Piangenti in questa valle di lacrime. Orsů dunque, avvocata nostra, rivolgi a noi gli occhi tuoi misericordiosi … (прим.с италь. «…и плача в этой долине слёз. О Заступница наша! К нам устреми Твоего милосердия взоры…»)
Будь в порядке. Будь в порядке. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, будь в порядке.
В миле от Роли Хай двигатель «Новы» начинает стонать. Дрожь, сотрясающая машину, не предвещает ничего хорошего.
— Не смей, черт возьми, — рычу я. — Не сейчас. Не сейчас, бл*дь, кусок дерьма.
Мои угрозы остаются неуслышанными. Я все еще нахожусь далеко от Роли, когда двигатель издает последний, окончательный кашляющий шум... и полностью отключается. Ударная волна паники вырывается наружу из моей груди, мои руки и ноги внезапно становятся очень, очень холодными.
Требуется мгновение, чтобы осознать, что машина теряет скорость, опасно накатывая вперед без какой-либо силы, толкающей ее. А потом я взрываюсь.
— Твою мать! Нет! — Острая боль пронзает мою руку, когда я бью кулаком о приборную панель машины. — Ах ты кусок дерьма…
Нет. Времени нет. Времени на все это нет. Я нажимаю на тормоз, стиснув зубы так сильно, что чувствую, как внутри моего черепа дрожат кости. Открываю дверцу и выскакиваю еще до того, как машина полностью остановилась.
Огромные сугробы тянутся по обеим сторонам узкой дороги, высокие ели вздымаются к небу, словно зловещая, грозная стража. Орион, ослепительно яркий и идеально обрамленный в окне неба над головой, кажется, указывает путь к моей цели.
— Sbrigati, mi amore! (прим.с италь «Поторопись, любовь моя!») — Голос моей покойной матери отчаянно шепчет мне на ухо. Мне не нужно, чтобы она повторяла мне это дважды.
Я стискиваю зубы, делаю глубокий вдох и принимаюсь за дело.
Я бегу.
Глава 29.
Сильвер
Я прихожу в себя, и моя незамедлительная реакция — крик.
Боль просто невыносима.
Я едва могу дышать. Моя правая рука, неловко поднятая над головой, вывихнута... и Джейкоб тащит меня за нее по коридору. Он насвистывает незнакомую веселую песенку и грубо тянет меня за собой.
Боль.
Боль.
Боль.
Боль.
Боль.
Она распространилась на каждую клеточку моего тела. От этого никуда не убежать. Никуда не скрыться. Её чертовски много…
Я пытаюсь вырвать свою руку из хватки Джейкоба, и это самое худшее, что я могу сделать. Обжигающая белая вспышка на мгновение ослепляет меня, и в глубине моего горла нарастает надломленный крик. Я не могу удержать его в себе. Крик отражается от стен, гремя внутри ряда пустых шкафчиков справа от меня. Джейкоб ненадолго замолкает, бросает на меня скучающий взгляд через плечо и смеется. Его хватка крепче сжимает мое запястье, и он продолжает свой путь. Снова раздается свист, и я с отвращением понимаю, что все-таки знаю эту песню. Это «We Didn’t Start The Fire», моя любимая песня Билли Джоэла.
Джейкоб звучит безумно, спотыкаясь в припеве песни, пытаясь и не сумев попасть в правильные ноты. Но ритм этой песни ни с чем не спутаешь.
Именно тогда я понимаю, что на мне надето: красная майка Роли и такая же красно-белая плиссированная юбка. Моя пижама исчезла, а я одета в униформу Сирен. И это сделал он. Он раздел меня, пока я была без сознания, и переодел. Мой вздох — это смесь ужаса, смешанного с горькой, разочарованной яростью.
— Не волнуйся. Я не воспользовался этим, — небрежно говорит Джейк. — У тебя классные сиськи, но я не люблю трогать девушек, когда они без сознания. Нет смысла трогать тебя, если ты в отключке, чтобы ненавидеть меня за это.
Посмотрев вниз и увидев яркие синяки на моих ногах, глубокий порез на правом бедре и кровь, которая уже просачивается в ткань топа Сирен, который на мне надет, я понимаю, насколько все плохо. Я выгляжу так, словно меня избили до полусмерти. Паника берет надо мной верх.
— Отпусти меня, черт возьми, Джейк. Просто... просто отпусти меня. Мы оба можем уйти и притвориться, что этого никогда не было.
Свист обрывается.
— Я думаю, что мы зашли слишком далеко для этого, не так ли? — Кажется, он на секунду задумался. Подошвы его ботинок скрипят по линолеуму при каждом шаге. — Нет, Сильвер, сегодня здесь возможен только один исход. Ты должна умереть. Именно так и должно быть. Без обид.
— Без о… Аааааа! — Я почти теряю сознание, когда волна боли пронзает мою руку, словно пуля, обжигая плечевой сустав. Джейк снова быстро и резко дергает меня за руку, и на меня накатывает волна тошноты.
— Наверное, будет лучше, если ты просто заткнешься к чертовой матери. Торговаться бессмысленно. Я не особо милосердный человек. Не мне тебе рассказывать, — упрекает он.
Он прав. Я знаю это, но я должна была попытаться. Я извиваюсь, изо всех сил сопротивляясь боли, пытаясь использовать свои босые ноги, чтобы хоть как-то ухватиться за пол. Пальцы Джейкоба сжимаются крепче, чем стальные тиски вокруг моего запястья. Мои усилия ни к чему не приводят, а он продолжает тянуть меня за руку. Мы проходим мимо стеклянного шкафа, заполненного наградами, благодарностями и трофеями Роли, и я могу точно определить, где мы находимся, как раз когда Джейкоб поворачивает за угол, грубо дергая меня за поворот, и мы останавливаемся перед двойными дверями, ведущими в спортзал.
Инстинктивно я знаю, что умру, если ему удастся провести меня через эти двойные двери.
В отчаянье, я напрягаюсь в хватке Джейка, это же чувство заставляет меня тянуть, тянуть, тянуть. Возвышаясь надо мной, Джейк останавливается перед дверьми спортзала, бросая на меня снисходительную улыбку.
— Жалкое зрелище. Ты такая слабачка. Я думал, что из-за всех этих громких разговоров в последнее время ты будешь больше сопротивляться. Жаль, что здесь нет никого, кто увидел бы тебя в таком состоянии. Они уже начали попадаться на твою чушь, да? Они начали верить, что ты лучше меня. Лучше, бл*дь, меня. Ха. Они бы передумали, если бы были здесь прямо сейчас. Они бы увидели, насколько ты чертовски бесполезна и напугана. Давай. Гай Ловелл устраивает вечеринку. Мне нужно успеть туда к полуночи, пока люди не слишком пьяны, чтобы помнить, что видели меня.
Боже, у него уже даже есть алиби. Я сдерживаю вопль боли, когда он распахивает плечами двери спортзала, волоча меня за собой. Моя паника нарастает до предела, когда я смотрю вперед и вижу, что ждет нас посреди спортзала; в луче серебристого лунного света, пробивающегося сквозь высокие окна спортзала, я вижу стул. А над ним, прикрепленная к широкой, опорной балке зловеще висит... петля.
