— Закрой глаза, — приказываю я. Она закрывает их, но продолжает щуриться на пейзаж за окном. Немного бунта. Я с удовольствием сломлю ее.
Я не трахну ее, не сразу. Сначала заставлю ее вышагивать передо мной, пока каждое движение, каждый жест и взмах ресниц не доставят мне удовольствие. Некоторые вампиры просто стерли бы сознание своей жертвы и подавили ее волю. Я не опускаюсь до таких фокусов. Даже мой отпрыск, однажды отлученный от моей крови, может выбрать любовь ко мне. Мои отношения с этой волчицей не станут исключением. Она будет горевать и бояться меня, а я научу ее приятному чувству повиновения. Я привяжу ее к себе, используя все известные приемы и методы. И в конце концов, дам ей выбор: уйти или остаться. Если она решит остаться, то сможет работать в моем клубе. Я больше никогда не буду с ней трахаться и пить ее кровь. Я не могу рисковать и привязываться к ней.
Любить — значит, терять.
Глава 3
Селена
Король вампиров живет в особняке высоко на холме. Удивительно, как высоко он находится — на пьедестале в предгорьях Тусона.
— Нравится, питомец? — Люциус пальцами массируют мне шею. Я киваю, вспомнив об ограничениях в речи.
— Хорошая девочка, — усмехается он.
Мне нравятся его слова, хотя не должны. Присутствие Люциуса действует на меня сильнее, чем следовало бы.
Он враг, напоминаю я себе, когда он поднимает меня и несет в дом. Двое мужчин в темных очках и наушниках открывают перед нами двойные двери.
Франжелико переступает через порог и шагает прямо через богато украшенный дом. Я немного ерзаю в его объятиях, желая рассмотреть всё. Моя волчица не чувствует себя в безопасности в чужих местах.
Франжелико настроен решительно.
— Хочешь, чтобы я тебя отпустил, питомец? — бормочет он, забавляясь. Я наклоняю голову, и он хихикает. — Неужели тебе так хочется ползти за мной? — шепчет он мне на ухо.
Я краснею, вспоминая его слова: «Когда будешь в моем доме, ты будешь ползать».
Его смех гремит в широкой груди, отдаваясь эхом во мне. Я не особо маленькая и хрупкая, но Люциус явно не в моей весовой категории. И я должна подчиниться ему.
Поэтому я расслабляюсь и позволяю ему нести меня через комнаты с высокими потолками, через спальню с двуспальной кроватью с балдахином в ванную комнату, большую, размером с небольшой дом. Я разинула рот от изумления, когда он опустил меня на кафельный выступ рядом с джакузи и присел, чтобы запустить воду.
— Ванна? — пробормотала я, потрясенная видом короля вампиров, стоящего на коленях и проверяющего температуру воды в ванне.
— Непослушный питомец, я же сказал тебе молчать.
Я опускаю голову, ожидая удара или какого-то другого наказания.
Он просто разворачивает меня и опускает в теплую воду. Температура идеальная, и я расслабляюсь, позволяя воде смыть эту мерзкую ночь.
Люциус проводит пальцем по моему плечу, останавливаясь, чтобы осмотреть синяки на руке. — Ты дралась со своими хозяевами перед аукционом?
— Нет, — бормочу я. — Но они не были нежны.
В горле Луциуса раздается мрачный звук. Он разворачивает новый кусок мыла, но когда я тянусь за ним, отодвигает его. — Позволь мне.
Поэтому я ложусь на спину и позволяю королю вампиров помыть меня. Он протирает каждый участок моего тела мягкой тканью, включая каждый пальчик. Затем поворачивается и проводит много времени, смачивая и намыливая шампунем мои волосы. Каждое полоскание смывает все больше напряженных событий этой ночи. Селена-боец растворяется в очень избалованной Селене.
Все года, с тех пор как Ксавье пришел в дом моей приемной матери и объяснил, почему я сирота, почему у меня нет стаи. Он объяснил, что убийца по-прежнему разгуливает на свободе, чист и безнаказан, и дал мне шанс отомстить. Я оставила свою приемную мать и перешла на его попечение, в казарму, холодную, оборванную солдатскую жизнь, где боль и нужда были необходимыми рычагами, закаляющими меня. Я провела годы между шестнадцатью и двадцатью одним, годы формирования, учась бороться за свою жизнь каждый день, засыпая в одиночестве по ночам. Одинокая и нетронутая. Не было ни материнской ласки, ни похлопывания по спине.
Я до сих пор не подозревала, как сильно нуждалась в этом, как сильно моя кожа скучала по прикосновениям, пусть даже того, кто не был человеком. Пока Люциус Франжелико не засучил рукава и не взял меня на руки. Этот могущественный правитель стоит на коленях передо мной, прислуживая.
Точнее даже не прислуживая мне, а угождая себе. Отстаивая свои права. Его руки скользят по моему телу, словно держа спелый фрукт. Как антиквариат, который был спрятан под слоями грязи, найденный проницательным глазом и купленный, чтобы быть выставленным на всеобщее обозрение. «Ты принадлежишь мне, — словно говорят его пальцы. — Теперь ты моя собственность».
Мое тело не возражает. Оно просто хочет больше прикосновений. Каждый дюйм просыпается под его большими руками. Мои груди набухают, соски напрягаются. Я должна планировать свою стратегию и собирать материалы для долгой, упорной борьбы. Вместо этого я вибрирую от нервной, выжидающей энергии. Что он будет делать дальше? Где еще прикоснется ко мне? Насколько это будет приятно? Всего за несколько коротких минут он превращает меня из шпиона в своем доме в женщину.
Он просовывает руки мне между ног, и я сжимаю их. Он просто ждет, пока я снова расслаблюсь, и скользит большими пальцами вниз по внутренней стороне бедра. По телу пробегает дрожь. Мои губы приоткрываются, и я втягиваю воздух, когда он втирает мыло в подстриженные волосы, покрывающие мое лоно.
— Встань, — приказывает он и жестом показывает, чтобы я приняла прежнюю покорную позу, расставив ноги и высоко подняв грудь, заложив руки за голову. — Опусти глаза.
Я повинуюсь, но краем глаза наблюдаю, как его рубашка падает на пол. Он раздевается. Я не могу удержаться, чтобы не посмотреть на смуглое тело, покрытое мускулами. Он силен и прекрасно сложен, широкие плечи и тугой живот покрыты темными волосами, полоса которых исчезает в брюках.
— Непослушный питомец. — Он приподнимает мой подбородок. Я удерживаю его взгляд, пока мягкий лоскут ткани не ложится мне на глаза. Он завязывает их галстуком.
— Если не можешь повиноваться, ты теряешь привилегии, — бормочет он, и в его голосе есть резкость, от которой у меня подкашиваются ноги. Он поднимает меня, ставя обратно на выступ. — А теперь раздвинь ноги, — приказывает он. Вздрогнув, я повинуюсь.
— Стой спокойно.
Я напряжена в тот момент, он намыливает мне место между ног и бреет его. Мой пресс напрягается от панической дрожи при каждом движении лезвия, а мое лоно дико пульсирует.
— Идеально. — Люциус проводит большим пальцем по гладким половым губам. Струя воды хлещет по самым чувствительным местам, когда он берет душ и тщательно ополаскивает меня. Я выгибаю бедра в поисках дополнительной стимуляции.
Его мрачный смех заполняет ванную комнату.
Все еще с завязанными глазами, меня ополаскивают, вытирают и укутывают в пушистый халат. Я тянусь к повязке на глазах и получаю легкий щелчок по соску в наказание. Люциус заставляет меня подождать несколько минут, прежде чем снять ее. Он переоделся в халат, свободно повязанный на широкой груди, и черные брюки. Босой, но не менее пугающий.
— Хочешь есть, питомец? — спрашивает он и поднимает меня своими сильными руками, прежде чем я успеваю ответить. Судя по всему, сегодня вечером он будет повсюду таскать меня за собой. Мне это чересчур нравится. Пусть лучше он бросит меня в темницу, закует в цепи и кормит хлебом и водой. Судя по тренировкам Ксавье, я ожидала, что меня приведут в логово врага, изобьют, подчинят и накажут. Я не ожидала, что меня будут баловать. У меня нет защиты от доброты.
Мое тело оживает и поет, он несет меня на кухню и усаживает за стол.
Затем ставит передо мной тарелку. Простая еда. Хлеб, сыр, несколько ломтиков прошутто и оливки. Традиционная мясо-овощная закуска.
