– Нет. Сказал, что ты такая же, как твоя мать, – то, как он это говорит, с таким отвращением, заставляет меня отстраниться от него, чуть ли не падая с другой стороны кровати. Взяв простыню, я оборачиваю ее вокруг себя, чтобы прикрыть свое тело. Он не пытается посмотреть на меня, просто опускает голову и смотрит в пол.
Мой отец много раз говорил, что я похожа на свою мать, что я, кажется, просто привлекаю к себе внимание. Но она искала свою выгоду, а я нет. Он часто говорил, что я просто освещаю комнату. Я всегда считала, что так отец заботится о своей дочери. Конечно, он думал, что я освещаю комнату. Но я не думаю, что Колдер имел в виду именно это. Не из-за тона его голоса, из-за горького гнева, который, кажется, пронизывает его. Нет, он говорит о других слухах, которые я слышала о моей матери. По какой-то причине я хочу это услышать. Может быть, потому, что никто никогда не говорил мне этого раньше. Всегда не говорили или избегали этой темы.
– И что это значит? – меня удивляет твердость собственных слов. Я в шоке, что не спотыкаюсь о них. Я встречаюсь с ним лицом к лицу.
На этот раз он поворачивается ко мне. Его яркие глаза впились в мои. Взгляд холодный, вся эта сладость прошлой ночи давно ушла. Так холодно, что я почти задаюсь вопросом, придумала ли я все это. Что этого никогда не могло быть в этих глазах.
– Я думаю, ты понимаешь, о чем я, Фелисити. По поводу твоей матери это не такой уж и большой секрет. Прыгает с кровати на кровать. Ты тоже так легко ложишься в постель с мужчинами? Ты делаешь это для всех клиентов своего отца? Вот почему он такой популярный?
Я чувствую, как кровь отхлынула от моего лица. Да, я слышала слухи. На каком-то уровне у меня была неприязнь к матери, но другая часть меня, ребенок глубоко внутри меня, все еще чего-то жаждал от нее. Когда мой отец говорил, что я похожа на свою мать, это заставляло меня улыбаться, потому что я была польщена. То, что во мне была небольшая часть моей матери, было для меня поводом для счастья. Я знаю, что это глупо, она все-таки бросила меня, но я почему-то цеплялась за это.
Это то, что сказал ему мой отец? Возможно, поэтому он хочет, чтобы я была так близко. Он сможет лучше следить за мной. Убедиться, что я не слишком на нее похожа.
– Хм, но это ты забрался ко мне в кровать.
– Кровать, в которую ты меня легко пригласила, – бросает он в ответ. Я не понимаю его гнева. Что, черт возьми, изменилось с прошлой ночи сегодняшним утром?
– Что ж, тогда тебе лучше идти своим путем. Я уверена, скоро это место займет кто-нибудь другой, – не знаю, откуда это взялось, но было приятно. Более чем хорошо. Я позволяю гневу взять контроль, потому что, если я позволю себе почувствовать что-нибудь еще, я превращусь в лепечущую, плачущую девчонку. Я не дам ему такого удовольствия.
Нет, я уже слишком много отдала ему. Больше, чем когда-либо давала кому-либо. Только для того, чтобы это так быстро исчезло.
Он вскакивает с кровати, поворачиваясь, чтобы взглянуть на меня во всей своей обнаженной красе. Его лицо озаряет ярость. Я чувствую момент триумфа, когда вижу, как на его лице вспыхивает ревность. Я прыгаю на другую сторону кровати, забирая с собой простыню и оборачивая её вокруг своего обнаженного тела.
– О, поверь мне. Если кто и будет трахать тебя в этой постели, так это я. Ты можешь отменить свой гребаный список, пока твоя маленькая задница все еще в Нью-Йорке. Черт, до бесконечности. Я буду единственным мужчиной между этими жадными бедрами.
– Убирайся! – кричу я в ответ, надеясь, что моего отца нет дома. Он берет то, что, как я думала, было занятием любовью, и превращает во что-то другое. Что-то, в чем я не хочу участвовать. – Ты больше никогда не прикоснешься ко мне.
– О, я собираюсь сделать больше, чем прикоснуться к тебе. Я, возможно, немного выпил, когда случайно оказался здесь вчера вечером, но теперь я вижу вещи слишком ясно при свете дня. Я сдержался, но с таким же успехом могу взять то, что ты, кажется, разбрасываешь направо и налево. Нет смысла сводить себя с ума, просто не взяв это.
– Я не уверена, что ты вообще что-то ясно видишь сейчас, – мой голос мягкий, я бы даже назвала его, сдающий позиции. Я не могу удержать себя от чувства поражения, которое ощущаю.
Его глаза сужаются, словно он пытается понять меня, как какую-то загадку. Я отворачиваюсь и смотрю на кровать. Когда я вижу пятно крови на простыне, я на минуту зажмуриваюсь, пытаясь взять себя в руки.
Когда я вновь смотрю на него, я вижу, что он теперь тоже смотрит на кровать. Я чувствую, как меня переполняет смущение. Называть меня шлюхой, несмотря на то, что я была девственницей всего несколько часов назад, было бы почти смешно, если бы мое сердце не разбилось.
Медленно его взгляд возвращается к моим глазам.
– Я сказала, убирайся, – снова настаиваю я, требуя, чтобы он ушел из моей комнаты. Я чувствую, как разрушается дамба. Ком нарастает у меня в горле. Будет чудом, если я смогу вывести его отсюда, не пролив слезу перед ним.
– Я…
– Не надо! – я поднимаю руку, другой все еще прижимая простыню к своему телу. Не могу слышать его прямо сейчас.
Он идет, чтобы обойти кровать, и я делаю два шага назад, чуть не поскользнувшись на простыне, которая теперь обвилась вокруг моих ног.
– Я буду кричать. Я буду кричать так громко, что все это услышат, – он останавливается, как вкопанный. – Пожалуйста. Я умоляю тебя. Просто уйди, – мой голос ломается на последнем слове.
Его голова опускается, и он смотрит в пол. Я вздохнула с облегчением, когда он наконец начал одеваться. Я отворачиваюсь, не желая на него смотреть. Чувствую, как по лицу текут слезы, и быстро вытираю их. Я не хочу ждать, пока он уйдет, поэтому иду в свою ванную, закрываю за собой дверь, даже не оглядываясь на него. Щелкнув замок, я опираюсь на тяжелую дверь.
– Увидимся ночью. Тогда и поговорим. После того, как мы оба остынем и подумаем о вещах рационально. Встретимся на балконе.
Я ему не отвечаю.
– Фелисити, – толкает он с другой стороны дверь.
– Хорошо, – лгу я, радуясь, что он не видит моего лица и не читает ложь.
Я подхожу к душевой и поворачиваю ручки, прежде чем бросить простыню и залезть внутрь. Мне нужно выбраться отсюда. Я не могу быть здесь сегодня вечером. Мысль о том, что он думает, будто я встречусь с ним на балконе после того, что он мне только что сказал, абсурдна. Мысль о том, что я когда-нибудь снова захочу с ним поговорить, смехотворна.
И у меня такое чувство, что, если я буду здесь сегодня вечером, он заставит меня сделать именно это. Колдер не похож на человека, который останавливается, пока не получит желаемое. Я не думаю, что он добился бы такого успеха, если бы это делал.
Моясь, останавливаюсь между ног. Боль, которую я почувствовала, проснувшись сегодня утром, больше не кажется сладкой. Теперь тупая пульсация только усиливает боль, которую я ощущаю в своем теле.
Я должна уехать отсюда. Я выключаю душ и вытираюсь перед тем, как открыть дверь. Волна полного облегчения, смешанная с ноткой печали, захлестывает меня, когда я вижу, что он действительно ушел.
Тут я замечаю, что простыни нет. Свидетельств того, что произошло, больше нет, их легко убрать.
Взяв телефон с прикроватной тумбочки, я смотрю на текст от отца.
Папа: Пришлось бежать в офис. Вернусь сегодня днем. Персонал должен уладить все сегодня.
Я бросаю трубку обратно, гадая, что мой отец сказал Колдеру. Я не могу заставить себя спросить. Я уже чувствую, что вот-вот разлечусь на части. Один небольшой толчок, и я не знаю, сколько времени потребуется, чтобы снова собрать меня в единое целое.
Прошлая ночь продолжает играть в моей голове, насмехаясь надо мной. Он был таким милым. Как будто он не мог насытиться мной. А затем меня осеняет. Заглянув в мусор, я не вижу использованный презерватив. Ничего. Я не помню, чтобы он, вообще, чем-нибудь пользовался.
Я падаю на кровать, закрываю лицо руками и позволяю себе плакать. Никогда в жизни я не чувствовала себя более одинокой, чем в этот момент.
