― Я так скучаю по тебе, Пик. Я даже не знаю теперь, как жить. У меня нет никого. Ни одной живой души на земле. ― Я плачу и затем падаю на колени. И он тут же оказывается на полу, рукой поглаживает мою спину, когда я тяжело вздыхаю и всхлипываю. ― Что мне делать?
― Жить.
― Как?
― Дыши. Борись. Ты забрала все, что должно было стать твоим, потому что заслуживаешь этого.
― Я так устала бороться ни за что, ― говорю я ему.
Он берет мое лицо в свои ладони, вытирает мои слезы и говорит:
― Ты не одна. Я здесь. Ты же чувствуешь меня?
― Да.
― Это не «ни за что». Никогда не прекращай бороться.
Я закрываю глаза и расслабляюсь, пока он поглаживает мои щеки, я впитываю его прикосновения и, правда, чувствую его. Глубоко вдохнув, я вбираю в себя его слова и нахожу в них комфорт, выискиваю кусочек силы. Силы, чтобы дышать, двигаться, открывать глаза, и когда я делаю это ― он уже исчез.
В комнате никаких следов Пика, ни движений, ни запаха, ни звука. Сев на пятки, я оглядываю пентхаус, мир иллюзий, который я создала, и слышу его слабый шепот.
― Это все твое воображение, ты была достаточно сильной, чтобы выдумать это.
И он прав.
Я была сильной.
Но это было тогда, когда мне было за что бороться. Тот огонек во мне потух. Остался только пепел и тлеющие угольки. Отголоски и тени. Темнота и смерть.
Хотя Пик прав, мне нужно двигаться. Если я собираюсь жить, то мне стоит напомнить себе, что есть что—то хорошее в жизни. Даже если хорошее измеряется в крошечных каплях. Мне надо поверить, что боль стоит этих моментов, потому что я испытывала их. Это было по—настоящему, реальным, и я бы прошла сквозь эту агонию вновь и вновь, только чтобы почувствовать любовь Деклана еще хоть секунду. Я никогда не думала, что мир может быть так хорош, но он был.
На мгновение...
Он был чертовски хорош.
Поднявшись с пола, я встала на ноги, взяла пальто и ключи. Как бы я ни хотела избегать реальности отсутствия Деклана, мне нужно встретиться с этим лицом к лицу. Чтобы вспомнить, что это было по—настоящему, и стоило боли.
Я вывела машину на Мичиган Авеню и направилась на север. Город живет и проносится мимо меня. Я игнорирую волнение и улыбки и направляюсь прямиком на Ривер—Норт. Повернув на Супериор, я замедляюсь. Внезапно меня пробирает холод, и липкими руками я хватаюсь крепче за руль. Мой желудок делает сальто, когда я подъезжаю к дому Деклана.
Заглушив машину, я сижу минуту в тишине. Единственный звук ― стук моего сердца, которое вырывается из груди. Раньше я находила здесь утешение. Мой крошечный кусочек рая располагался на верхнем этаже этого здания. Когда я выбираюсь из машины, я смотрю наверх и вижу растения на дворике его крыши, но я знаю, что это единственная жизнь там. Его имени больше нет в системе интеркома в фойе, только номер риелтора, который занимается продажей пентхауса.
Мои пальцы покалывает от прохлады, и мазохистская часть меня молит нажать на кнопку.
Так я и делаю.
Я нажимаю кнопку его этажа, зная, что на сей раз его милый голос не будет приветствовать меня. Вместо этого, звонит мой телефон.
Вытащив его, я смотрю на экран и не узнаю номер. Как только я делаю пару шагов назад к машине, я отвечаю.
― Алло?
― Скучала?
Мгновенно мои мысли уносятся от Деклана, чтобы узнать голос на том конце трубки, и паника вспыхивает во мне. Быстро собравшись, я уверенно отвечаю:
― Чего тебе, Мэтт?
― Нам нужно поговорить.
― О чем?
― Мне правда нужно говорить тебе это? ― насмехается он надо мной, и мне не нужно даже напоминать о том, как я проехала мимо него на машине. В тот день, когда я убила Пика, он направлялся к нему в трейлер. Слова тут не нужны, мы оба знаем, что это сделала я.
― Когда?
― Завтра.
― Я не могу, ― говорю ему, когда забираюсь в свою машину и закрываю дверь.
― У тебя есть занятия поинтересней?
― То, что я собираюсь делать ― не твое дело, но да, я уезжаю из города, поэтому если хочешь поговорить, это нужно будет сделать сегодня, ― я немного раздражена. Мэтт всегда был источником раздражения для меня. Я терпела его из—за его дружбы с Пиком, но всегда боялась его. Но, тем не менее, часть меня была благодарна ему, потому что он был тем, кто сделал мне один из самых лучших подарков, и он сделал это от чистого сердца.
Возможно, единственный момент самоотверженности.
Мэтт был тем, кто дал мне первый раз попробовать вкус мести, когда подготовил почву для убийства моих приемных родителей. Моя расплата за годы плохого обращения. Настолько, насколько одна часть меня презирала Мэтта, другая часть была ему благодарна.
― Через тридцать минут? Башня Трибьюн? ― предлагает он.
― Ладно.
Вешая трубку, я бросаю телефон на пассажирское сиденье. Услышав его голос, я начала еще больше тревожиться. Нужно покинуть этот город. Чтобы бежать от этого места и всех, кого знаю.
Я начинаю ехать по Мичиган Авеню, и когда паркую машину, иду прямиком к башне Трибьюн. Улицы и тротуары заполнены бизнесменами и туристами. Проходя через толпу, я пересекаю улицу и жду Мэтта.
Мое внимание сосредоточено на саксофонисте, который играет Otis Rush на саксофоне. Когда люди проходят мимо него, они бросают доллары и центы в открытый чехол от его саксофона, а я теряюсь в гладкой мелодии. Я наблюдаю за мужчиной и задумываюсь о нем. Он старый и седой, одетый в изношенную одежду. Его темная кожа испещрена глубокими морщинами, и, хотя его суставы старые, движения рук грациозные. Глядя на него, думаешь, что он одинокий и печальный, но покачивание его головы, когда он играет ― верный признак счастья. Но как тот, кто, кажется, не имеет ничего, может быть счастливым? Я хочу спросить его, но спотыкаюсь, когда теряю равновесие, обнаруживая, что нахожусь в руках Мэтта. Он хватает меня сзади и разворачивает лицом к себе. Одна его рука лежит на моей спине, а другая удерживает меня за руку, пока мы двигаемся в медленном ритме музыки.
Он осматривает меня своим взглядом и улыбается, это раздражает меня, зная какое удовольствие он получает оттого, что я так близко к нему. Если бы вокруг нас не было так много людей, я бы оттолкнула его. Последнее, что мне нужно, ― устроить сцену, поэтому я позволяю ему вести меня, к его удовольствию, сохраняя глаза опущенными.
― Перестань выглядеть такой несчастной, Элизабет. Люди смотрят на нас.
Прикусив губу, я изображаю слабую улыбку, и поднимаю голову, встречаясь с ним взглядом. Его зрачки большие и черные, но в этом нет ничего нового. Меня поражает, что этот наркоман, которого я знаю еще со средней школы, не умер от передозировки.
Прижав меня ближе, он наклоняет свою голову и шепчет мне на ухо:
― Ты скучаешь по нему?
Да.
Я не отвечаю, чтобы сохранить свое самообладание перед ним, но внутри чувствую, как мои раны становятся еще глубже.
Он сильнее оборачивает руку вокруг меня, притягивая меня ближе, пока мы продолжаем танцевать на оживленном тротуаре перед башней Трибьюн.
― Не волнуйся, ― продолжает он тихо. ― Я позаботился об этом.
Когда я отодвигаюсь, чтобы посмотреть на него, в замешательстве от того, что он сказал, он добавляет:
― Я сделал вид, что сделка прошла плохо. Копы задавали мне вопросы, и я подтвердил их подозрения.
― Почему? ― спрашиваю я, удивляясь, что он хочет защитить меня.
― Чтобы обеспечить твою преданность.
Яростное тепло воспламенило мою шею с пониманием, что этот мудак в состоянии шантажировать меня.
― Чего ты хочешь?
― Я не готов собирать свои инвестиции прямо сейчас, ― отвечает он с усмешкой, которую хочется сбить с его лица.
― Ты больной придурок, ― бросаю я ему. ― Используешь Пика как сделку.
― Тебя одну можно обвинять в использовании. Я наблюдал за этим, с тех пор как мы были детьми.
― Ты ничего не знаешь о наших отношениях, ― огрызаюсь я защищаясь.
