— Я хотел этого с самого утра, чёрт тебя подери, — голос его стал хрипловатым.
Так же резко он расстегнул незаметную молнию у меня на бедре и привлёк к себе, спуская мои брюки с ягодиц.
Ладонь легла на мой зад. Он выдохнул — шумно, удовлетворённо. Погладил, пробираясь пальцами под трусики.
— Мне казалось, с утра ты хотел… — упёрлась ладонью в его грудь, чувствуя ставшую пугающей твёрдость паха. — Хотел подписать договор.
— И это тоже, — забрал у меня шампанское и, не глядя, поставил на стойку возле окна. Провёл раскрытой ладонью по спине, сгребая блузку.
Глаза его потемнели, вена на шее вздулась.
— Договор был основным блюдом. Ты — десерт.
Его слова вызвали у меня негодование. Но Яков смёл его, едва я попробовала вывернуться. Моя блузка оказалась на полу. Несдержанно он спустил её, с нажимом ведя по рукам. Держал взглядом, и я снова видела в его глазах это — неотвратимость. Переступив порог номера, я отсекла себе все пути к отступлению.
Он заставил меня запрокинуть голову. Коснулся языком скулы и медленно провёл до мочки уха. Вобрал в рот и, прикусив, перешёл к шее.
— Этот запах идёт тебе куда больше, — голос его стал ещё более хриплым.
Прерывисто дыша, я стояла рядом с ним в купленном днём бюстгальтере и совершенно не подходящих к нему трусиках. В памяти воскрес вчерашний вечер, когда он, отступив на шаг, не сводя с меня взгляда принялся расстёгивать ремень брюк. А именно его слова, сказанные в момент, когда он бросил мне на колени несколько купюр…
В роскоши этих стен даже мой новый, купленный с огромной скидкой в стоковом магазине бюстгальтер выглядел жалко. И я сама выглядела жалко. Мне стоило подумать об этом раньше — ещё в ресторане. Таких мужчин, как Яков Серебряков, окружают великолепные женщины. Он привык…
— Чёрт! — он буквально выдернул ремень.
Скинул рубашку и, развернув меня к себе спиной, толкнул к стойке. Бокал с шампанским полетел на ковёр, обдав меня брызгами.
Стоило ему вжаться в меня бёдрами, я схватила ртом воздух, позабыв и о собственной неуверенности, и о белье. Его оно тоже не интересовало — он просто содрал с меня трусики.
Крючок лифчика легко поддался его пальцам. Обхватив мои груди, он сжал их, припал к шее и принялся покусывать.
Сознание моё путалось. Яков ласкал соски, то покручивая, то мягко и почти невесомо поглаживая их. Одна его рука опустилась на живот, потом ещё ниже. Пальцы очутились у меня между ног. Найдя клитор, он надавил на него, и лёгкая волна чувственной дрожи прокатилась по всему телу. Низ живота свело так внезапно и сильно, что закружилась голова. Руки ослабели, и я крепче вцепилась в стойку. Он не останавливался — мял грудь, обрисовывая сосок и трогал меня внизу.
Член его упирался в ягодицы, а сама я не понимала, что со мной. Я почти не знала его. Почти не знала, но… Тело отзывалось на его грубые ласки так, как никогда этого не было со Стасом.
— Ты такая узкая, — просипел, вогнав в меня два пальца. Провернул. — Даже лучше, чем я думал. Трахать тебя будет одно удовольствие, — прямо у уха, щекоча чувствительное местечко за раковинкой жарким дыханием.
Пальцы в меня до упора. Я не сдержала крик. Выгнулась в спине, и тут же Яков убрал руку. Погладил меня между ног и проник снова — быстро и до упора.
Обхватил за горло. Я чувствовала себя полностью подчинённой ему и, к своему ужасу, понимала, что это заводит.
— Ты ведь не знаешь, как это — кричать в постели, да? — пальцами проникал в меня, дразнил, продолжая шептать: — Да, Мира. Не знаешь. А мне нравится, как у тебя получается… — внутрь. До предела.
Я снова не сдержалась, но теперь крик мой напоминал всхлип. Я горела, кровь неслась по венам, и я сама не понимала, что творю. Только ноги уже не слушались, а пальцами я продолжалась хвататься не то за стойку, не то за рассыпающуюся реальность.
Яков погладил моё горло, прикусил кожу на затылке и втянул воздух возле моей головы.
— Яков! — вскрикнула, шлепок по бедру и… Воздух закончился.
Он зарычал, а я застонала. Огромный, сильный, он взял меня без расшаркиваний. Я напряглась, — таким он был большим. Лёгкая боль и абсолютное удовольствие.
Он гладил меня по спине и боку, продолжая двигаться во мне. Казалось, что руки его везде, что сам он везде, что меня самой просто нет.
— М-м-м… — хотела обернуться, желая почувствовать вкус его губ. Он не позволил. Надавил мне на спину, наклоняя.
Уткнувшись носом в дерево стойки, я тяжело дышала, а он всё брал и брал меня, не давая ни мгновения на то, чтобы опомниться.
Подхватил под животом, заставив выпрямиться. Развернул к себе лицом и снова намотал волосы на кулак. Глаза его стали совсем чёрными, черты лица резкими. Верхняя губа его дёрнулась. Он толкнул меня к окну, впечатал в стекло. Холод обжёг спину, а Яков тут же придавил меня собой. Я ахнула — там, внизу, под нами был распростёрт ночной город. Светлый номер, темнота за окном…
— Нет… — запротестовала. — Нет… — попробовала вывернуться.
С улицы нас наверняка было видно, как на ладони. Какой тут этаж? Шестой? Седьмой? Я не помнила. Возбуждение, подавленное паникой, начало таять. И только взгляд Якова был всё таким же — опасное пламя, заставляющее меня гореть неведомым мне огнём.
— Нас же увидят, — когда он, подхватив под коленкой, отвёл мою ногу и закинул себе на бедро, выдохнула я.
Член его упёрся в моё лоно.
— И что дальше? — рычание одновременно с тем, как он опять овладел мной.
Я застонала. Затылком ударилась о стекло. Перед глазами плыло, отступившее возбуждение в мгновение стало сильнее прежнего. Яков приподнял мою ногу ещё выше. Всё быстрее и быстрее.
— Ничего, — зашептала, обхватывая его шею. — Ничего… — хотела поцеловать, но он резко сжал мои волосы. Взгляд в глаза и быстрые толчки.
Я прикрыла глаза. Прижалась губами к его шее. Аромат дорогого мужского парфюма окончательно лишил рассудка. Я превратилась в желание. Его пальцы вдоль моего позвоночника, его мощные глубокие толчки…
— Сзади ты всё-таки лучше, — только на секунду он вышел. Снова развернул меня.
Я налетела на стекло, упёрлась ладонями. Он внутри…
— Да… — просипел. Потёр мой клитор, сдавил и выпустил. Круговым движением по самой чувствительной точке. Снова сдавил.
— Да… — его сип и мой стон.
Я уже ничего не видела и не слышала. Огоньки внизу расплывались, превращались в размазанные блики. Живот свело, ноги ослабели, подкосились. Яков подхватил меня под животом и вогнал член так, что я закричала. И снова закричала — миллиард электрических разрядов пронзил меня. Дрожа, я что-то шептала, а он гладил меня между ног. Его проникновения становились всё быстрее и быстрее. Ещё и ещё…
— Хорошая девочка… — лбом он упёрся в мой затылок.
Я чувствовала, как он пульсирует во мне, как выплёскивается толчками его сперма. Чувствовала его удовлетворение, удовольствие, и от этого моё собственное становилось ещё сильнее. Пальцы мои оставили на стекле влажный след, когда ладонь соскользнула вниз. Я прижалась лбом, боясь, что всё-таки потеряю равновесие.
Яков крепко сжал мою руку. Оказавшись к нему лицом, я смутилась. Не знала, что говорить, да и надо ли.
— Надеюсь, ты не скажешь, что жалеешь?
— Не скажу, — отозвалась и отвела взгляд в сторону.
И я, и он были обнажены, но в отличие от меня Яков не чувствовал неловкости. Разглядывал меня, а я, ещё не отошедшая от случившегося, пылала. Бёдра были влажными, липкими, низ живота немного тянуло, грудь ныла. Вспышка, совершенно не походящая на то, что я знала до этого.
Глядя на собственное отражение в стекле, я поморщилась. Если собрать все крупицы наслаждения, испытанного мной с мужем, их бы не хватило и на десятую долю, что я получила с этим мужчиной.
— Вот и хорошо, — раздался его голос у меня за спиной.
В отражении я видела его размытый силуэт. Даже не подумав прикрыться, он прошёлся по комнате.
Я подняла свою разорванную блузку, но только хотела накинуть, он остановил:
