— Пошел ты, — ухмыляюсь я ему.
Это плохой ход. На минуту, когда его губы разжимаются, я думаю, что для меня это может быть концом жизни. Я представляю, как он убивает меня прямо здесь, в своей отвратительной конторе по перевозке контейнеров. Но вместо этого Богдан просто хрипло смеется и смотрит мимо меня на своих людей у двери.
— У его величества царя здесь другие назначения, — улыбается он. — Уберите его к чертовой матери отсюда.
Двое мужчин смеются, хватая меня сзади. Я сопротивляюсь и извиваюсь, когда они вытаскивают меня из офиса и выбрасывают на улицу. Когда они возвращаются внутрь с закрывая дверь, я со стоном поднимаюсь на ноги. Обнимая свой пустой, ноющий живот и тащусь через городской ад Муринского района Санкт-Петербурга.
В конце концов я падаю между мусорным контейнером и стеной. Через переулок от меня наркоман, которого я раньше не видел, стонет и опускается обратно в свою лачугу, все еще с иглой в руке. Я смотрю на унылый мир и медленно выдыхаю.
Было бы легко сдаться — сдаться и обменять свою надежду на кусок хлеба. Чтобы принять работу в шоу ужасов, которую мне предлагает Богдан. Или повернуться к игле, как это сделали многие другие.
Но я не знаю, как уходить и сдаваться. Если бы я это сделал, я бы поздоровался со смертью много лет назад. Но я знаю только, как сражаться.
Может быть, это будет моим падением. Когда-нибудь, я надеюсь, так и будет. Но я продолжаю двигаться. Я продолжаю раскачиваться. Я продолжаю бить.
Завтра всего лишь еще один день, когда скажу смерти, чтобы она пошла к черту сама.
Сейчас:
Сейчас ноч. и Зои затихла в своей комнате. Ранее я принес ей немного ужина. Но все, что она сделала, это молча взяла его и захлопнула дверь у меня перед носом. Попробовал постучать в дверь, и она закричала на меня, чтобы я пошел к черту. Но сейчас здесь тихо. А я просто сижу и думаю.
Темно, тихо — как раз то, что мне нравится. Я потягиваю прекрасную водку из хрустального стакана, окруженный богатством. Иногда это меня бесит. Иногда я вспоминаю, как сидел в тех канавах в лачугах Санкт-Петербурга, и быть там, где я сейчас, настолько нереально, что я почти не могу этого вынести.
Но попасть сюда было не просто щелчком пальцев. Я не щелкнул каблуками три раза и не сказал, что нет места лучше дома. Я боролся. Я убивал и истекал кровью. Я прокладывал себе путь сквозь ужасы и ад этих улиц. Мы с Виктором оба так и делали, постоянно ссорились и всегда искали нашу следующую работу. Наш следующий шаг наверх. Наш следующий конкурент сломается до того, как сломает нас.
Мы делали это до тех пор, пока не стали силой, которую узнали люди. В конце концов, спустя годы, мы попались на глаза братве Кащенко. Это было похоже на то, как если бы янки выбрали кого-то из несовершеннолетних. А остальное уже история. Мы продолжали биться, продолжали тянуться к большему. До сих пор мы здесь: Виктор как глава семьи здесь, в Чикаго, и я как его заместитель.
Поверьте мне, это единственный вариант, который я бы этого хотел. Виктор-лидер, генерал. Я не Джордж Вашингтон. Я никогда не хотел быть Джоном Ленноном или Полом Маккартни. Но из меня получился чертовски классный Джордж Харрисон.
Потягивая водку смотрю на город, в котором я уступаю только королю. Это заставляет меня улыбаться, когда я думаю о нашем с Викором путешествии сюда. Не прошло и месяца после того, как Богдан отказал в работе, как я его ограбил. Потом меня поймали, и в тот день я чуть не встретил смерть.
Но именно в этот день Виктор Комаров нашел меня. На три года старше, такой же безнадежный и сломленный. Он наткнулся на Богдана и его людей, избивавших меня до смерти в переулке. Ему не нужно было этого делать, но он прыгнул внутрь. Он убрал их, давая мне передышку, в которой я нуждалась, чтобы дать отпор. У Бодгана и его людей не было ни единого шанса.
Но мы сделали это, только, как братья. Я бы сказал, что Виктор-причина, по которой я сегодня жив, и только он. Но это работает в обе стороны. С тех пор я спасал его задницу дюжину раз, и наоборот.
На секунду я замираю, когда мне кажется, что я слышу звук из комнаты Зои. Я хмурюсь и встаю со стула, направляясь по коридору. У ее двери я останавливаюсь и наклоняюсь ближе. Но я ничего не слышу.
Я качаю головой. Какого хрена я делаю? В чем именно заключается мой план здесь? Держать ее взаперти в моем пентхаусе в качестве моей пленницы? Моя личная маленькая игрушка?
Эти мысли заставляют меня усмехнуться. На самом деле это не такая уж плохая идея.
Но в долгосрочной перспективе у нее есть некоторые… пробелы. Я хмурюсь и тянусь к ручке ее двери. Я поворачиваю ее и отпираю, приоткрывая дверь и заглядывая внутрь.
Зои спит, растянувшись поперек кровати в своем свадебном платье. Я вхожу внутрь, чувствуя, как учащается мой пульс. Мое желание нарастает, когда мои глаза скользят по ней.
Черт, я хочу ее.
Ее платье задралось, и я смотрю на ее гладкие, соблазнительные бедра. Зверь во мне рычит, желая освобождения, пока я не найду то, что действительно хочу.
Но я закрываю глаза, подавляя желание. Не так, как сейчас, я не буду. Вместо этого я подхожу к кровати и хватаю одеяло, натягивая его на нее. Я позволяю своим глазам подняться к ее спящему лицу и издаю стон.
Черт, что эта девушка делает со мной? Она превращает меня в животное. Она сводит меня с ума и заставляет делать такие же безумные вещи, как то, что я сделал сегодня. Но я не буду извиняться за это. Когда-либо. Не тогда, когда дело касается ее.
Я поворачиваюсь, чтобы выйти из ее комнаты, когда звонит мой телефон. Я быстро выхожу, отвечая, не глядя.
— Да
Наступает долгая пауза. Но только услышав медленный выдох, я понимаю, кто это, прежде чем Виктор заговорит.
— Я собираюсь спросить тебя об этом один раз, Лев.
Я выгибаю бровь и опускаюсь обратно в кресло в гостиной, глядя на город.
— Хорошо?
— Это был ты?
— Был, что…
— Лев, — рычит он.
— Виктор, бормочу я в ответ.
— Сегодняшняя свадьба…
— Как все прошло?
— Этого не произошло, но почему у меня такое впечатление, что ты уже знаешь это?
Мой рот сжимается. Ложь моему лучшему другу никогда не была чем-то, к чему я склонялся. Но по какой-то причине я чувствую необходимость держать все это в секрете, пока не пойму, какого хрена я делаю.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, брат.
Он вздыхает. — Свадьбы не было, Лев.
— Мои соболезнования. Я надеюсь, ты получил свой подарок обратно…
— Ты думаешь, это шутка? — он огрызается.
— Виктор, я понятия не имею…
— Ты думаешь, я не знаю, как звучит твоя "Шевелле", Лев?
Я молча хмурюсь.
— Ты не продумал это до конца, мой друг, — рычит он.
— Виктор…
— Вы знаете, с кем связана семья жениха?
Я закатываю глаза.
— Кеннеди? Вандербильтс? Рокфеллеры? Какая — нибудь другая богатая американская династия…
— Они имеют дело с гребаной Братвой Волковых, Лев.
Мое тело напрягается. Моя челюсть сжимается, и моя рука инстинктивно сжимается в кулак. Потому что, когда дело доходит до этого имени, так оно и есть.
— Что ты только что сказал? — Я тихо дышу.
— Отец жениха, этот Мелвин Брубейкер. Он ведет дела с Волковыми. В частности…
Закрывая глаза. Я уже знаю имя, которое он собирается произнести, потому что я всегда буду помнить это имя. Это выжжено в моей гребаной душе. Оно прожжено в дырах размером с сигарету на моей коже. Сквозь закрытые глаза я вижу человека, имя которого он собирается назвать, — самого дьявола.
— Федор Кузнецов.
Я молчу. Не потому, что я боюсь или стесняюсь. Потому что я зол. Потому что это имя вызывает во мне ярость, которая, черт возьми, выводит меня из себя.
Но Виктор ошибочно принимает мое молчание за страх.
— О, хорошо, я привлек твое внимание, — ворчит он. — Федор ведет дела с Мелвином…
