Громкий щелчок известил о том, что абонент отключился. Прослушав остальные сообщения, лишний раз убедилась, что все пропущенные звонки от Далимова. Только он мог быть таким настойчивым.
"Навязчивым", — шепнул внутренний голос.
— Сама виновата, — простонала я, проходя в спальню и падая на кровать.
Мне бы поговорить с ним и, наконец, пояснить, что между нами ничего нет и быть не может. Найти время. Но вот со временем всегда были проблемы. Точнее, с удачным моментом. Мы виделись всегда на бегу, между выступлениями или на званых ужинах в компании посторонних. Около года назад я совершила глупость, ошибку, которую до сих пор так и не исправила.
Может, пришло время?
Время завести кота, пересмотреть свой безумный график работы, купить дом за городом и разорвать ненавистную помолвку.
Глава 10
Особняк Далимова был чересчур большим. Даже по меркам богатеев, живших по соседству. Для меня он всегда олицетворялся с дворцом, в котором невозможно жить, а лишь устраивать балы.
Натертый до блеска паркет, массивная мебель и плотные портьеры на высоких окнах лишь добавляли пафосности. В интерьере не было лёгкости. Отсюда хотелось вырваться и бежать, без оглядки.
Рустам никогда не понимал моей неприязни к его жилищу и желанию жить в квартире-студии в центре шумного города. Мужчина не принимал мои желания всерьёз, полагая, что я просто боюсь его разочаровать.
Я. Боюсь. Его. Разочаровать. Когда он произнёс это вслух, я настолько опешила, что даже не нашлась с ответом. Мужчина воспринял эту заминку, как положительный ответ. Рустам вообще редко слышал кого-то, кроме себя самого.
Довольно успешный бизнесмен, он взялся за мою карьеру. С хваткой бульдога и невероятным деловым чутьём сделал звездой сцены. Мои записи стали хитами, композиции — рингтонами телефонных звонков. Спустя короткое время, меня стали узнавать на улицах. Рустам был доволен. А я…
Моя жизнь перестала мне принадлежать. Я встречала их всюду. Люди, включающие камеры при моём появлении. Они снимали, как я иду по улице, кормлю голубей в парке, покупаю нотные тетради. Все желающие могли узнать, какое блюдо я ела в любимом кафе, какого цвета бельё покупала в бутике и как выгляжу, попав под дождь.
Далимов называл это успехом, а я всё тяжелее переносила обратную сторону известности. Мне нравилась тихая жизнь, без фейерверков и страз. Я любила играть на своей старой скрипке, с потрескавшимся лаком на доках. Мне нравился запах старого футляра, обитого потёртой кожей и выложенного изнутри потускневшим, но помнящим, что когда-то он был золотистым, бархатом.
Мне нравилось творить музыку, но сейчас я её продавала. Это совсем другое. В душе появилось мерзкое ощущение неправильности происходящего. Фальши.
Достав сигарету, я смяла её в пальцах. Аромат табака от тепла кожи приобрёл яркость и терпкость. Прикрыв глаза, я с наслаждением сделала глубокий вдох. Раньше мне хотелось втянуть в себя дым, обжечь им лёгкие и выдыхать медленно, не торопясь. Убивая себя, я создавала иллюзию контроля над собственной жизнью.
Отбросив фильтр, стряхнула с кожи колкие кусочки измельчённых сухих листьев. Я всё ещё стояла перед домом жениха, не решаясь взойти на порог.
— Гроб с окошками, — пробормотала с раздражением, толкая дверь. Она не поддалась. — Опять? — уже не сдерживая злости, я постучала бронзовым молоточком по круглому диску. Звук разлетелся по огромному холлу. Мне вдруг захотелось хорошенько, от души, пнуть дверь, но угроза испортить обувь не позволила решиться на безрассудство. Туфли, в отличие от дерева, были не столь крепкими.
Спустя минуту, не меньше, я, наконец, увидела мажордома. Он пропустил меня в дом, посетовав:
— Вам стоило заранее предупредить о своём приходе. Рустам Шаритович не ожидал вас лично…
— Меня это не интересует, — немного надменно оборвала словесный поток. Этот человек меня нервировал. Он мог сколько угодно разыгрывать перед другими роль вышколенного слуги, но мне хватило одного раза увидеть его у бассейна без рубашки. Вся спина была в специфических наколках, которые законопослушные граждане обычно не набивают.
— Николет, вам придётся подождать хозяина в вашей комнате.
— Я могу остаться в гостиной. Спасибо, Борис, — возразила, направляясь к бару, но мажордом бесцеремонно преградил мне дорогу. — Что?
— Поднимитесь наверх, в свою комнату, — сверля меня уничтожающим взглядом и добавляя в голос низкие ноты, проговорил мужчина. Такой тембр обычно бывает у псов, перед нападением. Инстинктивно я шагнула назад и заметила выражение удовлетворённости на лице Бориса. — Рустам Шарипович зайдёт к вам, как только освободится.
Мне захотелось на воздух. Уйти подальше от ухмыляющегося мужчины и…
Он крепко ухватил меня за локоть и развернул в сторону лестницы.
— Не артачься, принцесса, — произнёс Борис вальяжно. — У хозяина встреча, и тебе незачем мешаться под ногами.
— Пусти, — зашипела я и скинула жесткую ладонь. — И прекрати фамильярничать.
— Извините, — прозвучавшие слова, сопровождаемые шутовским поклоном, были пронизаны откровенной издёвкой.
Не оглядываясь, я взлетела по ступеням, и, только оказавшись в длинном коридоре, прислонилась к стене. Дыхание сбилось, сердце трепыхалось раненной птицей, и я прижала ладони к горлу, сдерживая рвущийся наружу крик. Этот гадёныш меня напугал. Сильно. Так, как уже давно никому не удавалось. Неважно, что Борис ничего не сделал. Оказалось достаточно его многообещающего взгляда и голоса…
— Я не слабая, — прошептала, толкая дверь в безвкусно обставленную комнату. — И никто не причинит мне зла…
В тишине чужого дома, которому никогда не суждено стать моим, я подошла к окну. Рывком отдёрнув штору, распахнула раму. Воздух был по-летнему горячим. Пахло влажной землёй, напоенной вчерашним дождём, и моющим средством для стёкол.
Стянув с плеча сумку, и, не глядя, бросила её на кровать. Села на жёсткий матрас и обхватила голову руками. То, как легко я потеряла присутствие духа, удручало. Нельзя позволять, кому бы то ни было, видеть меня такой. Вскинув лицо, я… замерла. Напротив — на дверце несуразно огромного шкафа — висело платье. Нет, не так. ПЛАТЬЕ.
Сама не осознавая, каким образом, я оказалась рядом с ним и коснулась пальцами тончайшей ткани. Я знала эту модель. "Лини Я" от самой Полины. Подвенечные платья этого мастера были штучным товаром. Модельер создавала их по индивидуальному заказу и могла отказать только потому, что ей не приглянулся клиент.
Мне посчастливилось заполучить пару концертных платьев этого мастера. Они были идеальны, сидели на фигуре, как влитые. И сейчас передо мной был очередной шедевр-творение элитного модельера. Без сомнений.
Как я могла устоять? Наскоро сбросив брючный костюм, я надела длинное платье нежного оттенка шампанского и сливок. Немыслимо изогнулась, чтобы застегнуть его без помощников, и встала перед огромным — в полстены — зеркалом, предсказуемо расположенным напротив кровати.
Даже эта вопиюще раздражающая особенность интерьера стала незаметна. Я смотрела на своё отражение и не могла отвести глаз. Как любая девушка, я мечтала однажды стать прекрасной невестой, облачиться в шикарное платье принцессы, обуть хрустальные туфельки и танцевать с любимым на собственной свадьбе. Чем старше я становилась, тем очевиднее было, что не бывать никогда мне принцессой: хрусталь раскрошится под моими ступнями, разрезав кожу до костей, а любви не существует априори.
Но отказать себе — примерить наряд мечты, я не могла. Огладив бока и живот, я убедилась, что ткань прилегает безупречно. Подол струями жидкого шёлка стекал по ногам. Тонкое кружево очерчивало край выреза над грудью, сочетаясь с цветом кожи. Подняв волосы, я оголила шею, повернулась полуобнаженной спиной, представ настолько изящной, что невольно сравнила себя с куклой. Красивой. Не способной улыбаться.
Вы замечали, у кукол никогда не бывает искренней улыбки?
