– Ой, хорошо-то как! – воскликнула Мари. – У нас в Петербурге совсем не то. А в Европе, представляешь, Дуня, совсем не моются! Знатные господа, а смердят, как простолюдины. Я долго не могла к этому привыкнуть.
– Ишь, ты, а еще заграница! – удивилась Евдокия. – Как их только не тошнит друг от дружки. Ложитесь на полок, барыня. Здесь у нас не Европы!
Она достала из кадушки два мокрых веника – березовый и дубовый – и принялась умело хлестать Мари. Время от времени останавливалась, чтобы поддать пару. Изнеженное белое тело госпожи быстро покраснело, но она стоически терпела. В конце концов Мари не выдержала и выскочила из парной. Евдокия быстро вышла следом и окатила барыню ушатом ледяной воды.
– Ух, здорово! – воскликнула Мари.
– Теперь еще на минутку зайдите в парную, а потом полежите, отойдите, – посоветовала Евдокия.
Затем девушка вернулась в парную сама и, держа во рту крестик, принялась исступленно хлестать себя. Мари долго приходила в себя, лежа на лавке в предбаннике. Каждая клеточка тела будто стала свободнее дышать. Вскоре появилась раскрасневшаяся Евдокия и устроилась на другой лавке. От ее юного пышного тела поднимался пар.
– Ты мастерица, – похвалила ее Мари. – Давно мне не было так хорошо.
После еще двух заходов в парную они напились холодного пива и отправились мыться. Евдокия тщательно намыливала госпожу, лежавшую на скамье, уже не стесняясь касаться самых потаенных мест. От пива, которое после парной сразу ударило в голову, на душе стало очень хорошо. Девушке становились все приятнее ее обязанности. Окатив барыню теплой водой, Евдокия быстро помылась сама. Мари внимательно смотрела на служанку. От пристального взгляда голубых глаз Евдокии вдруг стало немного не по себе.
– Ты плохо умеешь обращаться со своим телом, – ласково заметила госпожа. – Я тебя научу. Ложись!
Евдокия послушно улеглась спиной на лавку и ощутила мягкие прикосновения рук, раздвигавших ей бедра. Еще сильнее зашумело в голове, и теперь уже не только от пива. Девушка не смогла и не захотела сопротивляться. От ласкового прикосновения все ее существо вздрогнуло. Евдокия прикрыла глаза, обмякла и прислушивалась к новым для себя ощущениям. Мягкие умелые пальцы нежно играли с ее плотью, и она чувствовала, как внизу у нее все набухает и становится мокрым, а бедра сами собой раздвигаются все шире.
Евдокия испуганно ахнула, когда пальцы неожиданно сменились языком, но это оказалось еще приятнее. Ее рука сама собой потянулась к госпоже и оказалась у той между бедер. По сладостному вздоху Евдокия поняла, что ее там давно ждали. Сердце девушки готово было выскочить из груди. Осмелев, она продолжила гладить Мари. В конце концов, госпожа легла на ту же лавку, просунув одну ногу под колено девушки, а другую положив ей на грудь. Теперь они лежали крест накрест, немного напоминая карточную даму. Молодые женщины тесно сомкнулись и неистово заскользили друг по другу, словно намыленные…
Барин отдал очередные распоряжения слугам и вошел к жене.
– Душа моя, а почему вы не захотели составить компанию кузине?
– Nicola, я же недавно была в бане. Меня ужасно разморило после обеда, я хочу спать. Надеюсь, вы не возражаете?
Николай пожал плечами и вышел из спальни. Что ж, все получилось: за обедом он ухитрился незаметно подсыпать жене снотворное в чай. Барин усмехнулся и уверенно зашагал в секретный чулан. Челяди входить туда воспрещалось. Что там хранит барин, никому знать не полагалось. Однако на всякий случай Николай однажды обмолвился при Пелагее, будто бы держит в чулане всякие яды: хочет травить лисиц и волков. «Только в повязке можно работать, а то сам помрешь!» – притворно посетовал он. Этого оказалось достаточно, чтобы прислуга обходила чулан десятой дорогой.
Барин отпер дверь ключом и вошел в помещение. У стенки, общей с баней, располагался небольшой столик с табуреткой. Это была гордость Николая: он сам спроектировал и собрал хитроумное устройство, только линзы и другие стекла заказал в городе, где мастер идеально отшлифовал их по его чертежам. В предбаннике и в помещении для мытья в стены были вставлены трубочки, замаскированные под сучки и совершенно незаметные изнутри. Сложная оптическая система давала прекрасное изображение на двух небольших экранах, на которых во всех подробностях отображалось происходящее в бане. Только в парной изобретательный помещик ничего не устанавливал, зная, что оптика все равно бы там запотела.
Это устройство он соорудил после смерти отца, когда поправил хозяйство, разбогател и смог принимать гостей. Он с большим интересом наблюдал за их женами и служанками, если они пользовались его баней. Мальчиком он немного учился живописи, и теперь нередко прямо с экрана набрасывал неплохие этюды с обнаженными женщинами. Конечно, далеко не все из них были достойны подобного увековечения, но около полутора десятков готовых листов лежали в папке на столе.
Теперь Николай с удовольствием изучал утонченное тело кузины и более грубое, но пышное и не менее притягательное Евдокии. Попробовал сделать эскизы, но не мог сосредоточиться: слишком уж захватывающие вещи происходили на экране.
– Ну и ну! – тихо сказал он сам себе. – Что творят милые женщины! Это становится очень любопытным.
Николай выбрался из своего укрытия и вновь запер его. Через пару минут он стоял у двери в баню. Немного подумал, затем решился и легко откинул крючок вставленным в щель ножом. На цыпочках прошел по предбаннику и резко открыл следующую дверь.
– Ах, сквернавка, как ты посмела так обращаться с госпожой!
Евдокия подпрыгнула с лавки и присела на корточки спиной к барину, прикрыв зад веником. Плечи ее затряслись от рыданий. Мари так и осталась лежать с раздвинутыми ногами, демонстрируя кузену наготу без единого волоска. Женщина все еще находилась в угаре и, не обращая внимания на мужчину, начала быстро ласкать свою плоть пальцами. Через несколько мгновений она застонала в блаженстве, катаясь по лавке. Немного полежав, пришла в себя и спокойно села, даже не прикрывшись ладонью и не сомкнув ног. Николай неподвижно стоял рядом, словно памятник, и тяжело дышал.
– А вас не учили, кузен, что к обнаженным дамам врываться неприлично? – с лукавой улыбкой спросила Мари. – Или вы в деревне совсем одичали?
– Вы забыли закрыться на крючок, и я думал, что вы уже закончили, – спокойно солгал Николай. – Думаю, Степану Степанычу будет очень интересно узнать, что его жена стала лесбиянкой, мотаясь по заграницам. К тому же, вижу, не очень-то смутил вас. Я даже свою Натали не созерцал в столь откровенной позе, она очень стыдлива.
