Не могу пообещать, что смогу полюбить тебя… Не могу пообещать тебя спасти… Не могу обещать, что ты не умрешь.
Не стану делить тебя с другим…
Виктория не могла дышать из-за дыхания Габриэля. Не могла чувствовать из-за его жара. Не могла пошевелиться, прикованная к месту его мужским достоинством.
Он стал успешной проституткой, потому что с детства научился отделять себя от голода, холода и эмоциональной привязанности.
Но один человек прикоснулся к нему.
«Нужно обладать немалым мужеством, чтобы любить такого мужчину, как Габриэль», — сказала мадам Рене.
Но Виктория не была храброй.
Она предпочла стать гувернанткой, а не разоблачать своего отца-женоненавистника, который под маской благочестия скрывал ненависть к слабому полу. Она предпочла заботиться о детях чужой женщины вместо того, чтобы выйти замуж и обнаружить, что она — шлюха, жаждущая любви мужчины сильнее плодов его семени.
Виктория пришла в дом Габриэля, чтобы выжить, а не умереть.
Она пришла в дом Габриэля не за тем, чтобы научиться принимать самое себя, приняв падшего ангела. Но ей пришлось.
Она не была храброй.
— Мне не нужно, чтобы ты обо мне заботился, — возразила она.
Виктория не хотела полагаться на мужчину.
Руки Габриэля сжались, твёрдая плоть напряглась. Касание холодной губки.
— Ты не выживешь на улицах, Виктория.
— Ты выжил, — быстро сказала она в ответ.
Серебряный взгляд не дал ей убежать от правды.
— Я родился на улицах, а ты была рождена леди.
Прошлое Виктории выросло между ними. Головка его члена пульсировала у её живота как напоминание о женской слабости.
— Моя мать убежала с другим мужчиной.
— Твоя мать оставила отца, так же как и ты, — ровно ответил Габриэль. — Так же, как он заставил уйти и твоего брата.
— Я не понимаю, о чем ты меня просишь.
— Я сказал, чего я от тебя хочу.
Он хотел, чтобы она приняла его, всего. Попрошайку. Вора. Шлюху. Убийцу. А в ответ просил её только разделить с ним удовольствие.
Виктория облизнула губы. Влажное прикосновение языка к потрескавшейся коже.
— Ты просишь меня… жить в твоём доме.
— Да, — резко сказал он. Серебристые глаза предупреждали.
— Чтобы мы могли выжить.
— Да.
Но надолго ли?
Сколько проживет Габриэль? Сколько проживет она?
Реальность пришла незваным и нежеланным гостем.
— Нет необходимости, — сухо сказала она. И внезапно болезненно застеснялась чересчур проступающих костей, провисшей местами кожи, выступающих грудей. — Я добровольно отдала девственность.
— Я взял тебя не потому, что ты была девственницей.
Признавать правду было тяжело.
— Ты был возбужден, потому что я выставляла себя напоказ перед тобой. Ты бы не поддался искушению, если бы я не ходила перед тобой… обнаженной. Или не провоцировала тебя перед прозрачным зеркалом.
— Меня каждую ночь окружают женщины, которые делают гораздо больше, чем просто демонстрируют обнаженное тело, Виктория.
Виктория почувствовала сомнение.
— Но это другое…
— Да, — Габриэль удерживал её лицо, её взгляд. — Другое.
Виктория не отводила глаз от непреклонного взора Габриэля.
— Ты жалеешь о том, что купил меня?
Пульс, бившийся в ягодицах, влагалище и желудке, переместился в уши в ожидании ответа.
— Нет.
Виктория прочитала правду в глазах Габриэля.
Красивых глазах.
— Я не видела света, когда достигла оргазма в душе, Габриэль.
Боль.
Виктория причинила боль ангелу.
Пар вился вокруг его темной от воды головы.
— Что же ты видела?
Виктория заглянула в серебряные глаза Габриэля и увидела его лицо, отраженное в душе, медное вместо алебастрового.
— Я видела тебя.
Видела его боль. Видела его наслаждение.
В глазах Габриэля промелькнули воспоминания: движения его плоти, ответная реакция её плоти. Крик ее наслаждения.
Бесконечные оргазмы, которые он подарил ей предыдущей ночью.
Бесконечные оргазмы, которые он подарит ей этой ночью.
Но вчера она не знала того, что знает сейчас.
Ни один мужчина раньше не хотел о ней позаботиться.
Слова застряли у Виктории в горле.
— Мои волосы намокли.
Руки, державшие её лицо, сжались.
— Я их высушу.
Горячие слёзы обожгли глаза.
— И спутались.
— Я их расчешу.
Желание пробежало вниз по бедрам Виктории, липкое ощущение между ягодиц напомнило ей, как хорошо этот мужчина знал её желания.
— Прошлой ночью я была девственницей.
Виктория сглотнула. Почему она это сказала?
В его взгляде мерцало чувственное знание.
— Я знаю, что ты была девственницей.
— Но у меня не текла кровь.
Тьма поглотила серебряный свет его глаз.
— Я не хотел, чтобы у тебя текла кровь.
Виктория вспомнила, как округлая головка его члена проникала внутрь неё, дюйм за дюймом. Оргазм за оргазмом… Она не могла сдержать поднимающееся изнутри тепло.
— Ты видел свет, когда я достигла первого оргазма?
— Да.
— Но ты только ввел в меня три пальца.
А не пять, как он вводил в женщину, которую искал, чтобы быть ее частью.
От жара во взгляде Габриэля у Виктории перехватило дыхание.
— Ты к такому не готова.
— Но ведь буду… однажды, — неуверенно спросила она.
Если он выживет.
Если она выживет.
Если он все ещё будет хотеть её после того, как опасность перестанет возбуждать его.
— Однажды, Виктория, я дам тебе пять пальцев. — Его лицо было мраморно-твердым. — Однажды я проникну в тебя так глубоко и наполню так полно, что ты уже никогда не пожалеешь о том, что прикоснулась ко мне.
Виктория пыталась глотнуть кислорода, ещё не опаленного его дыханием.
— Ты уже это сделал, Габриэль.
Жар поглотил её.
Она тонула в его взгляде.
— Пожалуйста, отпусти меня.
Серебряный огонь во взгляде Габриэля ослабел. Теплое дыхание легко коснулось ее губ.
— Почему?
— Потому что мне кажется, что я испытаю ещё один оргазм, — честно сказала Виктория, её голос эхом отозвался в наполненном дымкой воздухе.
Во взоре Габриэля смешались свет и тьма.
Он знал о её желании. И знал, как его утолить.
Габриэль наклонил голову и легко коснулся краешка её губ, его язык пронзил её до самого лона. В следующий миг он исчез, а тело Виктории затрепетало на краю оргазма.
Так же, как трепетало оно в душе, когда его живот и грудь прижимались к её спине и ягодицам, а его bite вошел в неё так глубоко, что они стали одним целым.
