- Ты за весь день едва пару слов мне сказал, Максим.
- Мне нужно многое обдумать.
Зазвонил телефон, и, ни слова не говоря, он ответил на звонок. Я смотрела в иллюминатор, ожидая, когда снова представится возможность с ним поговорить. Один звонок превратился в два, затем - в пять. Я не понимала слов, но с беспокойством чувствовала, что речь шла обо мне.
Я ушла прилечь в отдельной кабине. Вместо того чтобы вновь заняться на этой кровати любовью, мы оказались по разные стороны нового барьера.
Я всё ещё чувствовала дикую усталость в теле и какое-то отупение в голове, и будто бы боролась с похмельем после каких-нибудь колёс Джесс.
Может, столько новых впечатлений - это для меня уже чересчур? Три года я жила практически отшельницей, а потом вдруг попала в толпу новых людей. От нищеты и необходимости считать каждую копейку я вдруг перешла к радостному транжирству полумиллиона. От воздержания я попала в изобилие секса. Я была убеждена, что могу не встретить своё тридцатилетие - что уж говорить о повторном браке - как вдруг я влюбляюсь в человека, которому нужно от меня всё.
Сбитая с толку, я провалилась в сон. Полный кошмаров об Эдварде.
В одном сне он был покрыт кровью - моей - и подкрадывался поближе. Я стояла, замерев на месте, не в силах заставить себя бежать - единственный путь к спасению. Я слышала эти кошмарные хлюпающие звуки, издаваемые Джулией, теряющей кровь. Снова и снова я пыталась бежать, умоляя Эдварда оставить меня в покое, но он подходил всё ближе, обещая "Я ВЫПОТРОШУ тебя! Живую покромсаю на куски!" Моё тело в кровати сотряслось. Я вскочила, тяжело дыша. Мы уже приземлились? Почему Максим меня не разбудил?
Когда самолёт по лётному полю направился к месту парковки, я пошла в туалет. Никогда ещё кошмары об Эдварде не были такими жуткими. Словно я вернулась к нему обратно.
Умывшись, я уставилась на своё отражение. Расслабленная женщина, которую я могла видеть несколько дней назад, исчезла, из зеркала на меня смотрела привычная Кэт, которую я знала долгие годы.
Когда я присоединилась к Севастьянову в салоне, выражение его лица заставило меня отступить. Напряжение превратилось в нескрываемый гнев.
Я никогда не видела его в такой ярости.
- Что происходит? Что случилось?
Максим едва мог на меня смотреть. Это я его разозлила?
Я так любила его, а он даже не мог на меня смотреть.
Он опрокинул рюмку водки, ничего не сказав. Костяшки пальцев, сжимающих рюмку, побелели от напряжения, на щеке по-прежнему дёргался мускул.
Как в тумане, я сошла по трапу следом за ним и села в лимузин, хотя он вёл себя так, будто собирался бросить меня прямо на взлётном поле.
Машина ещё не успела тронуться, как он уже налил рюмку из автомобильного бара. Ну, вот мы и здесь - в солнечном Майями - но казалось, что вокруг царит арктический холод. Максим резко ответил на очередной звонок, а закончил разговор тогда, когда мы уже приближались к отелю.
- Максим, не знаю, что между нами происходит, но ты должен мне всё объяснить, - сказала я. Разделительное стекло оставалось приоткрытым, и Василий мог всё слышать, но мне было всё равно.
- Я сказал, что мне нужно многое обдумать. Обсудим всё позже. - Его поведение говорило мне: отвали.
- Ты воздвигаешь между нами стену. Пожалуйста, не надо так. Поговори со мной.
- Прекрасно. - Он плеснул себе ещё водки. - Выходи за меня замуж.
- Qué? - Мне стало трудно дышать.
- Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Сегодня.
Я думала, что меня сейчас вырвет. Это всё не по-настоящему.
- Я так понимаю, это означает да. Мы отправимся прямо в аэропорт и оттуда полетим в Лас Вегас. - Он сказал что-то Василию, и тот принялся снижать скорость.
Чтобы развернуться.
Я помотала головой.
- Едем в отель.
- Назови причину.
- Я знаю тебя всего две недели.
- Ты уверена, что другой причины нет? - спросил он.
- Почему ты так себя ведёшь?
Он рявкнул что-то Василию, и мы снова направились в отель.
Севастьянов перевёл на меня разъярённый взгляд.
- Ты даже не допускаешь возможности выйти за меня замуж. Ни на секунду, правда? Вчера, поймав букет, ты расстроилась. А когда я надевал на тебя подвязку, твоё тело будто окаменело. Этого никогда не случалось раньше.
- Всё слишком... за выходные столько всего случилось. В Рождество я думала, что двадцать восьмого мы расстанемся.
Он горько усмехнулся.
- Ты запустила в меня коготки, а сама только и думала, как бы сбежать! Ты даже не рассматривала возможность совместного будущего.
- Нет, я не это имела в виду. - Как же объяснить? Я знала, что разговор о прошлом будет непростым. Но сейчас, напуганная, на эмоциях, я едва могла найти нужные слова. - Всё... очень сложно.
- Да уж, наверное.
- Что это значит?
Он лишь отмахнулся.
- Я только что сказал, что собираюсь на тебе жениться. Заманчиво для девушки в твоём положении.
- В моём положении. - Той, которая продаёт секс.
- Но проблема с моим богатством в том, что к нему прилагаюсь я!
Этот аргумент сделал меня совершенно беззащитной. Потому что с ним я растеряла всю свою защиту.
- О чём я, блядь, думал? Сказал, что никого больше не будет. Что ты - со мной. Доверил тебе то, чего не доверял никому. - Боль в его глазах меня просто потрясла. - А я даже не знаю твоего настоящего имени. Ожидал от тебя того, чего не должен был. Я не могу заставить тебя измениться.
- Ты хочешь, чтобы я изменилась? - Мне не удалось скрыть обиду в голосе. - Как?
- Например, когда я сказал, что я бывший постоянный клиент, ты могла бы ответить, что и ты - бывшая эскорт-девушка. Просто как вариант.
Я потёрла виски.
- Я ничего не понимаю. Не знаю, что вдруг произошло. - Возможно, он пожалел, что рассказал о своём прошлом. Мне казалось, что разговор со мной пошёл ему на пользу - но боль внутри всё ещё осталась, не давая покоя. И теперь я получаю ответную реакцию? - Почему ты так со мной поступаешь?
- Ты не должна была давать мне понять, что всё возможно. Ты позволила мне верить, что тебя можно завоевать.
- О чём ты вообще говоришь?
- Ты лгала об этом и о многом другом. Ты смотрела людям в глаза, и слова у тебя лились сами собой. Врёшь ты почище любого политика.
Моя растерянность превращалась в гнев, затуманенный рассудок прояснялся.
- Я понимаю твоё недоверие. У меня тоже есть причины не доверять людям. Но ты должен кое-что понять.
Он осушил рюмку.
