Она окинула меня долгим взглядом, а потом сказала:
— Мистер Уокер, разрешите мне немного прояснить ситуацию. Все так устроено, что ни у кого ни на кого ничего нет.
— Я на вашем месте не был бы так уверен, мисс Бланшар. Возможно, у каждого из нас есть камень за пазухой.
Бонни задумалась. Мысленно она опять была далеко от меня.
— Позаботьтесь о Белинде, — наконец произнесла она. — И чтоб ни одна живая душа не видела ваши картины!
Все. Я больше не желал ничего слушать. Я больше не желал ни о чем говорить. Единственное, чего я действительно желал, — это добраться к утру до Кармела. Я повернулся, чтобы уйти.
— Мистер Уокер!
— Да?
— Позвоните мне, если что-то пойдет не так! Днем и ночью, если случится чепэ, если она вдруг уйдет…
— Конечно, мисс Бланшар. Почему бы и не позвонить? Я ведь такой приятный человек.
Уже светало, когда я вылез из мини-вэна и пошел по гравийной дорожке к своему коттеджу в Кармеле.
В доме было тепло и пахло горящими в камине дровами. Молочная белизна неба за окном потихоньку растворялась в ярких красках наступающего дня, и первые лучи солнца осветили пол из каменных плит, удобные старые стулья, стол и закоптившиеся балки над головой.
Я поднялся по лестнице в спальню под крышей. Пахло духами, запах Белинды.
Она лежала, свернувшись клубком в ворохе белья, и ее голые плечи казались бронзовыми на фоне белых простыней. К щеке и верхней губе прилипли влажные золотистые пряди. Я убрал волосы с ее лица, и она перевернулась на спину. Простыня соскользнула с ее плеча, обнажив грудь, веки без единой морщинки были прикрыты.
— Просыпайся, моя Спящая красавица, — сказал я и поцеловал ее. Ее рот ожил под моими губами, а тело напряглось под моей тяжестью.
— Джереми, — прошептала она и, обвив мою шею руками, притянула к себе.
— Давай, моя девочка, пошевеливайся. Вещи уже в машине. Вчера вечером я звонил своей экономке в Новый Орлеан. Она готова к нашему приезду. Если нам удастся выехать прямо сейчас, то послезавтра будем в доме моей матери.
Глаза у нее были еще слегка затуманены. Она заморгала, чтобы стряхнуть остатки сна.
— Я люблю тебя, — выдохнула она.
— Я тебя обожаю. А теперь быстренько спускайся. Я приготовлю тебе завтрак. Мне надо тебе кое-что сказать, и затем сразу в путь.
Я достал из машины продукты, поджарил яичницу с беконом, сварил кофе и, когда она наконец спустилась вниз, еще раз поцеловал ее. Ее длинные волосы, заколотые на макушке, потоком солнечного света спускались по спине. На ней были белые джинсы и мешковатая белая хлопковая водолазка, которая мне особенно нравилась. Белинда напоминала мне белый цветок на длинном стебле.
— Присядь, пожалуйста, — произнес я, когда она бросилась мне помогать, и, поставив на стол еду, налил ей кофе. Потом сел напротив нее и начал непростой разговор: — Как я тебе и обещал, я больше не собираюсь тебя ни о чем спрашивать. Но хочу, чтобы ты знала, что я сделал. Я нашел дешевое издание в бумажной обложке и прочел о тебе и твоей матери. А еще прочел кучу журналов о вас. Кроме того, я послал своего человека на юг кое-что разнюхать. Теперь я знаю все. И хочу заранее повиниться.
Белинда смотрела куда-то мимо меня. У нее было точно такое же отсутствующее выражение лица, как у ее матери. И все же казалось, что она вот-вот заплачет.
Я нашел ее руку и крепко сжал. Белинда не сопротивлялась. Она еще никогда не выглядела такой потерянной.
— Как и обещал, я собираюсь перевернуть эту страницу нашей биографии. Никаких вопросов. Ни единого. Но есть одна вещь, которую ты непременно должна знать. Сьюзен Джеремайя ищет тебя. Она хочет, чтобы ты снялась в ее фильме.
— Знаю, — прошептала она в ответ. — Но это может подождать.
— Ты уверена? Я могу помочь тебе связаться с ней. Но твой дядя Дэрил держит ее под прицелом. Он надеется поймать тебя при первой же попытке с ней встретиться.
— И это знаю.
— Хорошо. Теперь последнее. Самое важное. Я не хочу причинять тебе боль и не хочу, чтобы ты меня возненавидела. Но я должен тебе сказать. Между нами больше не может быть недомолвок.
Только сейчас до меня наконец дошло то, что я не понял вчера вечером в апартаментах Бонни. И как это я мог не заметить, что Белинда своей отрешенностью и молчаливостью удивительно похожа на мать?!
— Ко мне приходила твоя мать, — набрав в грудь побольше воздуха, произнес я.
Белинда ничего мне не ответила.
— Уж не знаю, как она нас нашла, — продолжил я. — Возможно, ее навел на след мой адвокат, который вынюхивал, что к чему. Но как бы там ни было, она приходила ко мне и просила о тебе позаботиться. Она беспокоится о тебе и боится, что ее брат найдет тебя и испортит тебе жизнь. Она просто хочет, чтобы у тебя все было хорошо.
Белинда смотрела на меня так, словно не понимала, о чем я говорю, и не знала, что отвечать.
— Я знаю, что для тебя это шок, жуткий шок, и мне крайне неприятно говорить о таких вещах, но ты должна знать. Я сказал ей, что люблю тебя. Я сказал ей, что буду держать ее в курсе.
Я не понял выражения лица Белинды. Стало ли оно еще печальнее? Готова ли она вот-вот разрыдаться? Она оставалась такой же, какой была, но словно внезапно повзрослевшей, усталой и очень одинокой. И она смотрела на меня в упор.
— Вот такие дела, — с трудом выдавил я. — И если ты сможешь простить меня за то, что я совал нос в твои дела, то сможешь и понять, что худшее позади и теперь все будет хорошо.
Белинда нахмурилась, губы у нее задрожали, и она явно собиралась заплакать. Но у нее не было сил даже на это.
— Не надо, солнышко, все замечательно, честное слово, — сказал я. — Между нами не осталось тайн, способных причинить боль. Теперь все будет хорошо, как никогда. Мы действительно свободны.
— Я люблю тебя, Джереми, — прошептала Белинда. — Я не позволю им обидеть тебя. Ни за что в жизни. Клянусь Богом!
Меня слегка задели ее слова. Неужели из нас двоих именно меня нужно защищать?
— Да, солнышко, — ответил я. — Я тоже никому не дам тебя в обиду. И мы уедем далеко-далеко.
Я и сам не знаю, когда у меня возникли первые сомнения. Но точно не сразу.
Мы все ехали и ехали вперед: пока один из нас спал, другой сидел за рулем. И таким образом через два дня поздно утром мы уже были в Новом Орлеане.
Когда мы свернули с главной дороги по направлению к Сент-Чарльз-авеню, мне показалось, что я вконец выдохся, но знакомые с детства приметы, такие как огромные раскидистые дубы и убогие строения центра города, мигом вернули меня к жизни.
