Виктория со стоном судорожно сжала обеими руками медные перила.
— Ни на миг не забывай, кто я есть, — обжигающее дыхание наполнило ее легкие, горячий язык коснулся краешка губ, — и что я могу сделать…
Виктория могла разглядеть все поры на мраморно-совершенной коже Габриэля, сосчитать все темные густые ресницы вокруг глаз, почувствовать каждый нерв своего тела, напряженный для того, чтобы приспособиться к покрытому резиновой оболочкой пенису, пульсирующему внутри неё.
В его зрачках сиял бледный овал её лица. Видел ли Габриэль себя в её глазах?
— Я помню всё, что ты говорил, Габриэль.
«У тебя голодные глаза. Как у Майкла».
«Это не проституция сделала меня таким, каков я есть, а жизнь».
«Там было два ангела; я не знал, что это ангелы».
«Я хотел иметь глаза, которые жаждали…»
Как мог Габриэль не замечать жажды в своих собственных глазах?
— И зная, откуда я родом, — горячее дыхание наполнило рот, её влагалище до конца заполнилось его членом, — зная, кто я есть, — ты хочешь меня, Виктория?
Виктории не нужно было времени на раздумья.
— Да, — сказала она и закричала при проникновении плоти, которая заполнила ее до самого горла и выбила воздух из легких.
Габриэль поглотил крик Виктории. Матрас прогнулся, а затем он обхватил левой рукой её правую руку и высасывал своим ртом её душу. Его пах терся о ее пах. Его член вонзался прямо в её сердце. Симфония кроватных пружин. Он лизал и кусал её язык. Он сосал его так, будто только от этого зависела его жизнь. Габриэль лизал, кусал и сосал Викторию, пока его дыхание не стало её дыханием, его плоть не стала её плотью, а её перестала волновать собственная смерть. Наслаждение было сильнее смерти.
Свет над тьмой.
Светом был Габриэль — его язык, губы, руки, член, влажно движущийся между её половыми губами и стенками влагалища.
Спина Виктории изогнулась, ноги обвили покрытые волосами бедра, влагалище открылось шире, принимая его еще глубже…
— Посмотри на меня, Виктория.
Виктория с трудом открыла глаза.
Серебряные глаза ждали её.
Серебра становилось всё меньше, и вскоре Виктория видела только Габриэля и отраженную в глубине его глаз бледную женщину. Изображения взорвались во вспышке внутреннего света.
Женщина закричала, но мужчина не закричал вслед за ней.
Лицо Габриэля медленно вырисовывалось снова. Его лицо заливал пот, голос был полон страдания.
— J’en vous encore.
Мне нужно больше.
Слова наполнили её рот, её душу.
— Дай мне больше, Виктория.
Больше удовольствия, больше оргазмов.
— Покажи мне свет.
Виктория открыла свое тело и дала Габриэлю то, в чем он нуждался.
Больше удовольствия, больше оргазмов.
Воспоминания, чтобы осветить тьму.
Веки Габриэля внезапно открылись, сердце забилось чаще. Темнота ослепляла, пахло сексом и потом. Влажное тепло разливалось по левому бедру.
Он сразу вспомнил… поток горячей воды. Удушающий пар. Викторию.
Она прикоснулась к нему.
Она всё ещё касалась его.
Её тело свернулось калачиком у его левого бока, голова покоилась на его плече, нога была закинута на его бедро. Мокрый жар её удовлетворения смачивал его ногу.
Габриэль напрягся.
Он чувствовал второго мужчину, слышал его запах поверх аромата Виктории.
Габриэль не держал оружия на ночном столике или тумбе. Его трость вместе с пистолетом, охотничьим ножом и самовзводным револьвером лежали в кабинете.
Сейчас единственным защитником Виктории был он. И не мог её защитить.
Ярость пересилила страх.
Виктория снова и снова показывала ему свет. Он не позволит ей умереть.
Габриэль осторожно освободился от головы и ноги Виктории, которые лежали на нём. Холодный воздух испарил влажное тепло на левом бедре, ступни резко коснулись холодного, как лёд, деревянного пола.
Темнота была привычной. Раз Габриэль не мог видеть второго мужчину, то и тот не мог его разглядеть.
Он, крадучись, пошел к двери кабинета.
Ощущение, что на него смотрят, исчезло, будто закрылась дверь.
Габриэль остановился, все чувства обострились. Он различал запах секса, тихое ритмичное дыхание Виктории, своё сердцебиение…
В комнате не было никого, кроме него с Викторией.
Сейчас.
Но он не сомневался, что всего несколько мгновений назад они были не одни.
Габриэль проектировал спальню так, чтобы дверь открывалась в кабинет, — так никто не мог спрятаться за ней внутри спальни. Однако кто-то легко мог спрятаться с другой стороны и ждать, когда Габриэль войдёт в кабинет.
Кто-то, вооруженный ножом или пистолетом.
Габриэль не боялся умереть. Но неожиданно, до замирания сердца, он испугался за Викторию.
В дỳше он показал ей, как легко заставить женщину — или мужчину — умолять о разрядке. Он не хотел, чтобы она узнала, как легко заставить женщину — или мужчину — молить о смерти.
Он резко распахнул дверь в спальню и поймал ее за миг до того, как она врезалась в стену, чтобы Виктория не проснулась.
За дверью никого не было.
В кабинете никого не было.
Но был раньше. Присутствие второго мужчины разливалось по комнате, как запах дешевых духов.
Посеребренная трость лежала поперек кушетки, самовзводный револьвер и кобура висели на её обитой голубой кожей ручке.
Оружие не потревожили, как и сон Виктории.
Был только один вход-выход из его комнат.
Габриэль вытащил револьвер из кобуры и пересек шагами комнату. Резко распахнул дверь из атласного дерева.
Аллен стоял у стены, в черных волосах сверкали серебристые искорки, черные глаза были напряжены. Он мгновенно выпрямился.
Он не удивился, не пришел в замешательство, не начал паниковать, обнаружив своего работодателя голым с револьвером в руке. Шлюх, сводней, нищих, головорезов и воров трудно смутить. К тому же Габриэль знал, что Аллен носит под черным пиджаком кобуру.
Может, это Аллен, а не второй мужчина входил в его комнаты?
— Добрый день, сэр, — вежливо сказал Аллен.
День.
— Который час? — резко спросил Габриэль.
— Больше четырех, сэр.
Габриэль приказал Гастону найти всю информацию на Митчелла Делани и сразу доложить.
Страх сковал внутренности. Убийства будут продолжаться, пока жив второй мужчина.
— Где Гастон?
— Он пытался разбудить вас раньше, сэр, — с легкостью отозвался Аллен.
Габриэль прищурился. Никто его не будил…
Он сразу вспомнил, где именно заснул.
