Не знаю, что происходит и зачем. Я потеряла себя. Часы превращаются в день, или два дня, или три. Меня постоянно опаивают наркотиком — снова и снова: пока не наступает ступор. Границы между моей личностью и миром стираются. Вот и все. Я умираю. Теперь понятно, почему люди умирают на шестой. Отчасти я действительно желаю умереть. Меня похитили, но это не важно. Я ем фрукты, хлеб, снова засыпаю. Я очень устала.
Не знаю, утро ли сейчас, но через несколько часов меня будят девушки. Завязывают глаза и дают еще кикеона. Переносят в ванную, где омывают мое тело, потом вновь кладут на кровать. Затем я просто лежу там, бормочу и плачу. Потом и вовсе не плачу. Ощущаю прикосновение женщин.
Мягка женская кожа, аромат духов. Они лижут меня. Трогают. И постоянно лижут. Затем дают еще кикеона, наркотик смешивается с сексом, я сдаюсь. Я не могу идти дальше, я повержена. Их ласки бесконечные, нежные и бессмысленные.
Я даже достигаю оргазма, но это чистой воды рефлекс, без каких-либо эмоций, лишь реакция тела. Сознание же мое далеко отсюда, душа уже сбежала, ее здесь нет. Это не меня трахают, ласкают, целуют, а кого-то еще. Глупую американку по имени Александра Бекманн. Я очень смутно ее помню.
Проходят часы. Много-много часов. Мне дают пищу, и я ем с завязанными глазами. Еще одна девушка ласкает меня, втирая в кожу масла. Лежу на кровати, нагая и слепая. Приходит мужчина, меня заставляют сделать ему минет. И я сосу. Механически. Я лишена зрения. Еще какое-то время сосу. Затем девушки провожают меня в ванную, моют, поливают теплой водой, намыливают ароматной пеной.
Этот чудесный запах напоминает о мыле из Флоренции, которое подарил мне Марк. Я снова плачу, рыдаю. Девушки ведут меня к кровати, по-прежнему с повязкой на глазах. Заворачивают в мягкое банное полотенце и впервые за несколько дней, как мне кажется, снимают повязку.
Наконец я способна видеть.
Передо мной стоит Энцо Пазелли. Но после столь долгого времени, проведенного в темноте, даже слабый свет этого величественного зала ослепляет меня. Энцо лишь черный силуэт, однако я узнаю его. Низенький, старый, властный злодей.
Он смотрит на меня.
— Марк Роскаррик мертв, — говорит он и качает головой. — Вы должны были это понимать, должны были понимать, что такая вероятность существует. Мне жаль.
Я лишь гляжу на него. Во мне не осталось злости, я опустошена, истощена. Качаю головой. Может, я и знала. Может, за последние семьдесят два часа — или сколько там прошло времени — я поняла: все это лишь игра, театр, обман и Марка больше нет.
Энцо, прищурившись, смотрит на меня.
— Вы знали, что он может быть мертв, знали, что идете на ужасный риск из-за слабого шанса — крохотной возможности спасти его. И из-за этого мизерного шанса вы решили рискнуть своей жизнью?
Я киваю. Молча. Как проигравшая. Марк умер. Конечно же умер. Все это было ложью, но мне нужна была ложь. А теперь я даже чувствую некое облегчение. Мне не важно, умру я сейчас или нет. Все кончено. Осматриваюсь по сторонам. В комнате стоят и другие люди. Более зрелые мужчины и женщины. Словно свидетели. Присяжные. И одеты так же. Они порицают меня. Ну и пускай. Все лишь дым.
— Ты почти завершила шестую мистерию. Ты близка к катабазису. — Энцо щелкает пальцами, и ко мне приближаются прислужницы. — Остался последний ритуал. Затем ты будешь свободна. Ты станешь истинной посвященной. Мало кто завершает шестую и остается в живых. Поэтому Марк никогда не говорил тебе о ней, он хотел защитить тебя. Спасти от этой пустоты. Ужаса.
У меня не осталось слез. Наблюдаю, как люди покидают комнату, а следом уходит Пазелли и прислужницы. Я одна. Сама по себе. Что же они сделали со мной? Заставили пренебрежительно относиться к смерти. Что есть смерть? Что было со мной? Лишь мимолетное изменение. Я любила Марка, по-настоящему любила. И была готова рискнуть своей жизнью ради него, моего возлюбленного, и этого никто не сможет отнять, никто не сможет лишить меня единственного, оставшегося от Александры Бекманн: я любила и была любима.
Все проходит, все умирает, так же как и рождается. Но это лишь признаки иллюзии: проходящее время. Но мгновение безгранично во времени. Если вы любили, по-настоящему любили лишь мгновение, и были любимы, тогда это любовь навсегда. Смерть повержена.
Вспоминаю капеллу Сан-Северо. Воскресающего Христа. Вспоминаю нас с Марком в Венеции, счастливых в Ка’д’Оро, любующихся картиной Мантеньи. «Ничто не вечно, кроме Бога, все прочее лишь дым».
А еще вспоминаю цитату Пиндара, теперь я понимаю ее, целиком и полностью.
«Счастлив тот, кто, увидев это, сходит в подземный мир: ему ведом и конец жизни, и ее благодатное начало».
Я сошла в подземный мир, и теперь мне ведом конец жизни. Но я не боюсь. Больше не боюсь.
Через какое-то время дверь открывается, девушка в белом идет по мозаичному полу. Она несет мне одежду. Молча отдает: это мои джинсы, футболка и кроссовки. Моя прежняя одежда, только постиранная. Переодеваюсь. Девушка терпеливо ждет. Затем кивает и снова показывает на повязку для глаз.
Темнота.
Я послушно сажусь на край кровати, и девушка завязывает мне глаза. Я словно перед казнью. Возможно, они просто застрелят меня. Будь что будет.
Позволяю вывести себя из огромного гулкого зала. Следую по коридорам. Плакать я перестала, последние слезы высохли. Марк мертв, жизнь потеряла смысл. Ничто не вечно, кроме Бога, все прочее лишь дым.
Идем вверх по ступенькам. Меня проводят в другую комнату. Дверь позади закрывается, девушка уходит. И все же я ощущаю чье-то присутствие.
В комнате кто-то есть!
Слышу голос, глубокий, слабый, мужской голос.
— Chi e? Chi e qui dentro? Кто здесь?
Срываю с себя повязку.
На металлическом стуле, прикованный наручниками, сидит Марк Роскаррик. На его лице запеклась струйка крови, вокруг глаз синяки. На лице тоже повязка. Теперь он кричит. Но вот он, сидит передо мной. Живой.
Бросаюсь к стулу. Вожусь с шелковым узлом его повязки. Марк резко втягивает воздух носом, чувствует мой запах. На его лице отражается удивление, неверие.
— Икс? Икс, это ты? Не может быть! Икс? Икс? Икс? — Я снимаю с него повязку, и он недоуменно смотрит на меня: — Но, Икс, они сказали, ты умерла!
Он на грани слез, вижу это по его дрожащим губам.
У нас совсем нет времени поговорить, в комнату заходит Энцо Пазелли. Его сопровождают двое мужчин помоложе.
Энцо пристально смотрит на меня:
— Марк Роскаррик сам пришел к нам, он хотел убедиться, что «Каморра» и «Ндрангета» не тронут тебя. Мы сказали, что так и будет, если он согласится на шестую мистерию. Его предупредили, что шестая может оказаться смертельной. Как мы все с вами знаем. Ведь на шестой вы принимаете смерть в обмен на любовь.