Маша Юсупова, которую Быстрицкая не смогла запереть вместе со всеми княжнами, первая нашла поляну, где произошло побоище. Были видны стреляные гильзы, ещё свежая кровь, и выдранный пласт земли с поваленными деревьями. Около толстенного дерева лежал истекающий кровью медведь, за которого сразу принялась Лена. Хоть ей и не приходилось исцелять зверей, но кто знает?
Когда рассвело, все разъехались, кроме Юсуповых. Маша заявила, что она вассал Шонурова, и её долг охранять собственность своего сеньора, Ира захотела быть рядом с Машей и поближе к месту расследования. Вдруг что станет известно про Ярика? Быстрицкая уже при свете дня ещё раз осмотрела все места происшествий и пришла к выводу, что работало как минимум две группы. Одна отвлекающая, почему-то на время похитившая Разумовского (как пить дать, взяли в качестве заложника! Если бы Ярослава спокойно не захватил, то послужил бы живым щитом) и спасшая людей из рушащегося дворца, другая основная, с которой была связана Лопухина. Стреляные гильзы на полянке, где захватили младшего Шонурова, были без отличительных знаков оружейников, но принятый на Западе калибр и отсутствие звуков при выстрелах ясно намекали на европейское оружие для спецподразделений.
Заявившаяся рано утром полиция потребовала доступа к эпицентру землетрясения, но при помощи СБ Юсуповых получила от ворот поворот. Это частная территория, подаренная Королевой Польши Шонурову, как он разрешит, так и войдёте! Позовите его, он должен дать показания! Ярослав срочно уехал, как появится, приходите!
В общем, полицаи убрались не солоно хлебавши, погрозив вернуться с дефензивой. Где это видано — применять заклинания в центре столицы, когда стоит строжайший запрет на использовании боевой магии?!? В то, что это было обычное землетрясение, они отказывались верить, опять же беспокоились за историческое наследие на территории Лазенковского парка. Маша не обольщалась, что пшеки утрутся. Поэтому, когда Быстрицкая завершила предварительное следствие, быстренько выгнала за территорию сеструху вместе СБ Юсуповых, и на всякий случай стала консервировать секретное оборудование в Лабораториуме. Мари занималась текущими делами, стараясь заглушить беспокойство за пропавшего Ярослава.
* * *
Сдёрнули мешок с головы внезапно. Я уже устал лежать с открытыми глазами — тело так и не восстановило подвижность, как я ни старался сжечь подавитель своим источником. В отличии от наручников-блокираторов магии, артефакт на шее скорее воздействовал на участки мозга, отвечающие за двигательный аппарат. Поэтому мне оставалось только лежать бревном, слушать лающую по-немецки женскую речь и набираться злости. Подумав, на миг отключил и снова включил Щит Бурбонов — он работал без проблем. И я успокоился. Вряд ли меня задумали похищать, чтобы убить. Могли бы залить в бетон в предместье Варшавы в получасе езды. А меня уже везут несколько часов, значит, хотят сначала поговорить. Разговорить меня с подавителем будет проблематично, его обязательно снимут, вот тут-то я и потрепыхаюсь.
Мешок сняли, и я увидел кирпичные стены полутёмного помещения. Меня окружило несколько женских фигур в масках на лицах. В видимом пространстве наблюдаю двух ведьм в ранге мастеров, за спиной вижу источники ещё трёх мастеров и одного ученика. И тоже ведьмы — у всех в источниках явно видно фиолетовую Силу смерти. Одна из мастериц подняла со стола кандалы-блокираторы магии на цепочке, и как только один из наручей застегнулся на правой руке, я отключил Щит и почувствовал, как мой источник уснул. Не стану выдавать свои козыри и сразу плавить блокираторы, а то ещё передумают снимать мышечный подавитель. Наконец, когда кандалы застегнулись на руках и ногах, ожерелье в виде дракона с меня сняли.
— Фу-у-ух, — выдохнул и тут же закашлялся. Горло пересохло и глаза нещадно заслезились, словно в них сыпанули песка. — Пи-и-ить, — прошептал я.
Мне тут же сунули пластиковую бутылку, которую я чуть не выронил — в затёкшее тело впился миллиард иголок. Наконец, я справился с минутной слабостью и напился.
— Вы кто? — и тут же словил удар в солнечное сплетение. Упал на пол, пытаясь вдохнуть. Ну, ссуки, поплатитесь. Всё припомню. И испорченный вечер, и расстрелянного мишку, и этот удар. Интересно, как там Потапыч? Может, выкарабкается? Меня тем временем подхватили под белые ручки и потащили по щербатым от времени ступеням вниз. Бросили в подземелье в одну из камер, через полчаса молча принесли воды и безликие пакеты с фастфудом. Нары с жестким матрасом, толчок с умывальником — вот и все развлечения. Зеркала нет, окошек нет, телевизора и газет нет… Да ну нахер, если никто завтра не объявится поговорить, гашу всех и сматываюсь. Хотя, интересно же узнать, кто тут такой умный, что ведьм в Питер подсылает Романову убить, а теперь вот меня выкрали? То, что это звенья одной цепи, я практически перестал сомневаться.
Забылся тревожным сном, разбудил очередной лязг двери. Принесли горячий чай и острые колбаски с чечевичной похлёбкой. В последний раз пробовал такие в Мюнхене в прошлой жизни. Походу, меня в Германские земли утащили. Оставили зубную пасту со щёткой, жестами показав, чтобы привёл себя в порядок. Почистил, чего уж? Самому противно — во рту словно кошки нагадили. Поймал себя на мысли, как будто на свиданку собираюсь. Ещё через час открылась дверь и вошла женщина в черной хламиде. Красивая и высокая. По мне так слишком красивая, как какая-то хищница. Или это взгляд такой? Она осмотрела меня и осталась довольна, мурлыкнув по-немецки следовать за ней. Поднялись из мрачного подземелья по лестнице на первый этаж, зашли в просторный аскетичный кабинет, занавешенный темными шторами.
— Здравствуй, Ярослав. Присаживайся, — на моё удивление женщина поприветствовала на неплохом русском. Она села в кожаное кресло и закинула ногу на ногу. Из распахнувшейся хламиды показалась ножка в чулках.
— Вы кто? Не слышал, чтобы представились, — решил поиграть в упрямство и остался стоять.
— Сядь, я сказала! — она щёлкнула пальцами, мои ноги подломились, и я рухнул на пол. — Не любишь подчиняться? Тем интересней будет, Апполончик, — ведьма уже почувствовала, что внутри этого сосуда сокрыто много Силы, и от предвкушения её начало потряхивать.
Меня отпустило, я опять почувствовал свои ноги и залез на стул.
— А ты любишь подчинять? Нравится унижать беззащитных? — я отбросил политесы и с вызовом посмотрел в глаза.
— Конечно! А для чего ещё нужна власть? Перед властью все должны ползать на коленях и лизать обувь, — она замаслившимся взглядом показала на свою чёрную лакированную туфлю.
— Воздержусь, я не фетишист.
— Будешь, если жить захочешь, — равнодушно ответила. — Все лижут. Некоторые даже с удовольствием. Можно лизать и в другом месте.
— Обломишься, — отзеркалил равнодушие. Хрена тебе, а не туфли или где повыше.
— А почему? Попробуй, может тебе понравится?
— Не понравится. Этот мир встал с головы на голову. Рядом с сильными женщинами не оказалось сильных мужчин, и у вас сорвало башню от вседозволенности.
— Разве это вина женщин, что мужчины обмельчали?
— Нет, но зачем насилие? Знаю одну девушку, она даже в борделе осталась человеком, — я вспомнил Дашу из стриптиз-клуба и продекламировал Маяковского:
Есть тети как тети,
Есть дяди как дяди,
Есть люди как люди,
Есть бляди как бляди.
Но в жизни бывает
Порой по другому:
Есть дяди как тети,
Есть тети как дяди,
Есть бляди как люди
И люди как бляди!
— О, да ты поэт! Наверное, ты даже пытаешься издавать свои стишки, мой белокурый друг? — сделала вид, что заинтересовалась, и несколько раз демонстративно похлопала в ладоши. А в глазах тот же омут плохо скрываемого вожделения.
— Это в прошлом, сейчас у меня другие увлечения. Так как тебя зовут?
— Зови меня госпожа Кардинал.
— Гм, Кардинал, если ты такая сильная, к чему эти украшения? — я поднял руки и позвенел кандалами. — Или ты боишься?
