Равнина была не такой плоской, как казалась. Много попадалось бугров и впадин, в последних кусками битого мрамора пылились белые скалы. Прошли и несколько дыр в грунте — большинство из них неправильных очертаний, все равно что проделанные каким-нибудь крупным животным. Заглянув в одну такую, Карлсен не смог различить дна. Показалось, что откуда-то из глубины доносится отдаленный звук, вроде грохота водопада. Карлсен поспешил отойти от края.
Гора на подходе тоже оказалась более крупной. И покрыта некими сахаристо поблескивающими кристаллами, вроде шапки на кексе. До горы оставалась еще миля, когда они свернули в укромную лощину. Здесь впервые на глаза попались образования, похожие на вулканическую лаву. Очутившись за углом в тени, Карлсен с удивлением почувствовал, что на душе несколько потускнело — как на Земле, когда солнце скрывается за тучей. Совершенно неожиданно лощина сузилась в расселину и вроде бы подошла к концу. Карлсен в растерянности остановился, но спереди позвал голос Крайски:
— Смотри под ноги!
Осторожно подавшись вперед, он различил, что в расселине выдолблен узкий лестничный проход. Через несколько минут Карлсен выбрался на свет и там увидел, что гору под легким уклоном опоясывает тропа. Вблизи белые кристаллы напоминали плавиковый шпат. Он чутко ступал, спиной тревожно угадывая глубину провала. Что ни говори, бесплотности Крайски можно позавидовать. Зеленая планета успела сместиться и была теперь почти сверху. Кожу начинало сухо пощипывать, как при начинающемся солнечном ожоге. Свернув за угол, Карлсен очутился перед входом в одну из дыр, придающих горе сходство со швейцарским сыром. Вблизи она (раза в два больше роста Карлсена) сходство с дыркой в сыре имела еще больше: гладкая, воронкой, возникшая как бы с выходом крупного пузыря газа.
— Сюда, — коротко указал голос Крайски.
Он осмотрительно ступил в дыру и оказался в туннеле, почти сразу же сворачивающем за угол. Удивительно: думал, что сейчас окунется в темноту, а оказалось, свет здесь почти такой же яркий, как на поверхности. Видимого источника света не было, и вскоре Карлсен решил, что это сами стены так фосфоресцируют. Туннель, все такой же округлый и гладкий, покато углублялся вниз.
— Это что, искусственно делалось?
— Нет. Все это результат вулканической деятельности. Несколько миллионов лет назад здесь было эдакое булькающее море белой грязи. — А белизну что дает?
— Разновидность окиси цинка.
После нескольких извивов и поворотов туннель неожиданно раздался в обширную галерею. Здесь впервые на стенах виднелись следы механической обработки. Заметно ярче стал и свет. Зеленый как-то разом углубился и стал ярко-синим, как Средиземное море. Галерея почти сразу сворачивала за угол, и… Карлсен остановился в изумлении. Перед глазами раскрылась пещера такая широкая, что не охватишь и границ. Впереди тянулся полупрозрачный барьер, видимо, из тех же кристаллов, что и склоны горы. Поставлен, скорее всего, против незадачливых путников — неровен час, сорвутся туда, где внизу на расстоянии примерно мили раскинулся город, созданный из того же кристаллического материала. Громады зданий имели сходство с земными городами, за исключением того, что здесь почти не наблюдалось острых граней и прямоугольных изгибов. Через город пролегал широкий проспект, розовый посередине (наверно, цветы). А в центре, уходя в высь такую, что шпиль едва не касался свода, вздымалось колоссальное здание — видимо, какой-то храм. Бока его мягко переливались пастельными оттенками, от которых исходили колкие радужные блики. Раза, пожалуй, в два выше самого высокого здания на Земле.
— Как это место называется?
— Крэйс. Самый большой город на спутнике.
Тропа, спускаясь к городу, опоясывала стену пещеры, и, насколько хватало глаз, была охвачена барьером (напрашивалось сходство с боковым проходом в каком-нибудь невероятном театре). На расстоянии с четверть мили стало видно, что кто-то идет навстречу. По мере сближения, Карлсен определил: женщина. Различалось уже на расстоянии: полногрудая, белокурые волосы до плеч.
— Так они гуманоиды!
— Тс-с! Не так громко. Вообще не нужно, чтобы тебя слышали. Давай сюда.
Что за ерунда, почему это не должны слышать, если он явно у нее на виду. Хотя, пока подходили, начало пробирать недоумение. Глядя перед собой, его она как будто не замечала. Наконец на расстоянии двадцати футов, сомневаться стало просто невозможно. Она смотрела прямо сквозь него. Карлсен почувствовал у себя на предплечьи руку Крайски — тот тянул к стене (вообще впервые за все время ощутилось его физическое присутствие). Женщина прошла буквально в нескольких ярдах. Карлсен проводил ее вожделенным взглядом. Красота просто редкостная. Наряд, можно сказать, неглиже, а под ним светлое белье, в том числе полупрозрачный лифчик. На ногах синие сандалии; осанка прямая, уверенная, упругие груди соблазнительно колышутся. Здоровьем так и пышет — на Земле сошла бы за спортсменку. Карлсен плотоядно поглядел на длинные, стройные ноги и безупречные бедра, повиливающие под облегающими трусиками.
— Бог ты мой, вот красавица-то! — выдохнул он, когда она отдалилась на сотню ярдов.
— Ты так считаешь? — тускло переспросил Крайскн.
— А ты разве нет?
— Так, средняя.
Карлсен, глядя ей вслед, дал волю воображению: сейчас бы раскрыть на ней неглиже, стянуть трусики… от такой мысли в паху приятно ожило. Женщина, неожиданно остановившись, оглянулась, при этом глаза ее цепко смотрели сквозь них. Постояв, пошла дальше.
— Она что, услышала нас? — спросил Карлсен шепотом.
— Да нет, — со смешком отозвался Крайски, — просто прочла твои мысли.
— Ты серьезно?
— Абсолютно.
Судя по тому, откуда донесся голос, Крайски уже шагал вперед. Выждав, пока позволит расстояние, Карлсен спросил:
— Почему, интересно, они гуманоиды?
— А почему нет?
— Ты же сам сказал: это все гибриды снаму в обличий толанов.
— Так было, пока они не решили, что лучше иметь человеческое тело.
В голосе Крайски скользнула нетерпеливая нотка: вопросы лучше приберечь на потом. Через четверть часа до города было уже всего ничего, по улицам двигались прохожие. С расстояния — ни дать, ни взять, пешеходы на одной из нью-йоркских авеню, разве что одеты чересчур легко (на многих все исчерпывалось купальным костюмом), и на тротуарах в целом не так людно. Некоторые разъезжали на упряжках, которые резво тянули животные, по виду большие собаки. Хотя нет, рептилии: морды плоские, как у ящериц, и шкура чешуйчатая.
Тропа, подступая к городу, выравнивалась и расширялась, пока наконец, естественным образом не втекала в русло одной из главных магистралей. Голубой свет верхних уровней неуловимо сменился на подобие обычного дневного. Своды от этого смотрелись, как небо ясным летним днем — легкие облачка, и те присутствовали. Широкая розовая полоса, казавшаяся издали цветами, на самом деле была травой. Розовой была и листва обрамляющих магистраль деревьев, только нижние листья пурпурные и фиолетовые. В отличие от земных, деревья здесь были отчасти прозрачными, словно из янтаря. Внутри — разветвляющиеся капилляры, прямо как артерии у человека. Что удивительно, так это шелест легкого, по-весеннему пахнущего ветерка, дышащего прохладой (и откуда он берется?).
