Первые два пункта у нее «на ура» вышли. С третьим случилась заминка. Но это уже мои личные трабблы.
— Посмотреть хотел, как устроилась. Может, помочь в чем-то? Моя обязанность…
— Да? Интересно, всем так помогаете? А то вон, сосед с утра жаловался, что у него кран течет… Тоже поможете?
— Сосед — мужик, физик, с механикой и механизмами на «ты», — рычит Антон, — руки у него явно не из жопы. Если тебе жаловался, то, скорее всего, для поддержания разговора. И для иных… целей.
Меня не удивляет, что он знает все о моем соседе. В конце концов, проверка командированных, приезжих, временных и постоянных сотрудников центра реально входит в его обязанности…
— У меня нет никаких жалоб. Приятно, что Центр заботится о своих временных сотрудниках, — чеканю я, непроизвольно задрав подбородок.
— Слушай, Клубничка, — Антон настолько неожиданно делает шаг ко мне и кладет руки на плечи, что я не успеваю отшатнуться. А теперь уже и не могу. Тяжелые, словно каменные, ладони прочно лежат на плечах, придавливают к полу. От них идет жар. Распространяется по коже, растекается по венам. Я слышу, как сильно стучит сердце, ощущаю, как пересыхают губы от этого жара. Антон, похоже, тоже все это чувствует, потому что неосознанно сжимает меня сильнее, уже причиняя легкую боль. — Может, хватит? А? Ну чего ты такая колючая? Мы же не чужие друг другу…
Да ты даже не представляешь, насколько!
Я стою, смотрю на него, не делая попыток вырваться. У Антона, как у настоящего хищника, реакция на побег однозначная. Еще сильнее сожмет, а то и подтащит ближе к себе, окуная в свой жар, в свой огонь с головой.
Тут-то мне конец и придет. Одно дело — на расстоянии колоть его усмешками и ехидными замечаниями, хамить и холодно смотреть, и совсем другое — когда он вот так, неосознанно подключает телесное. Тот уровень, на котором мы друг друга, кажется, до сих пор идеально чувствуем…
Я сдамся, позволю ему опять окунуть меня в тот сладкий, дурманный омут… Забудусь на время.
На время практики.
А потом я уеду обратно. Он останется здесь, скорее всего, для того, чтоб основательно потоптаться на останках кого-то из руководящего состава… А затем пойдет дальше. Опять по приказу, на следующий объект.
В этот раз мы, скорее всего, обойдемся без «это не ты такая, это я такой».
Но я не обойдусь без расколотого сердца, как бы высокопарно это не звучало.
Потому что, как выяснилось за эти годы, не получается у меня без сердца ложиться в постель. Не умею. Он почему-то не научил…
А сердце… До сих пор к нему тянется.
Вот так, по-дурацки все.
— Уберите… руки… Мне больно.
Я нахожу в себе силы перестать получать удовольствие от тяжести его горячих ладоней и повожу плечами, в попытке высвободиться.
— Клубничка… — Он, наоборот, тянет к себе, опять шумно втягивает воздух у моего виска, — пиздец, как пахнешь… Мне твой запах во сне постоянно… Все эти годы…
Каждое его слово — ударом в сердце. И дрожь в коленях. Черт… Не смогу ведь. Реально не смогу!
— Отпусти… — уже шепчу я, потому что голосовые связки тоже против меня выступают и подводят в самый важный момент, — у меня муж…
— Да нет у тебя никакого мужа, — спокойно говорит он, и это спокойствие на диссонансе с прежним ласковым воркованием придает мне силы.
— Изучали анкету? — едко спрашиваю, бесстрашно глядя в темные глаза, — наводили справки?
И уже жестко веду плечами, высвобождаясь и тут же отходя на пару метров в сторону.
Уф! И дышать сразу легче! Заворожил, инкуб проклятый!
— Изучал, — спокойно соглашается он, — по долгу службы.
Антон отслеживает мои передвижения по комнате, и взгляд его злой и темный. Не понравилось упоминание про мужа.
— Муж есть, — упрямо сжимаю губы, — гражданский. Мы не расписаны.
— Нигде об этом сведений нет. В твоих соцсетях нет упоминаний, на отдых ты ездила в прошлом году с дочкой и семьей подруги. Живешь вдвоем с дочкой. Соседи никакого мужа не видели и не знают. По опросу твоих однокурсников тоже становится понятно, что гражданского мужа нет. И парня нет.
Он перечисляет спокойно, размеренно факты из моей биографии, моей жизни. И от этого я становлюсь еще злее. Понимаю, что у него были все возможности узнать про нас с Сонькой. Всегда. Но сделал он это лишь теперь, когда я появилась на горизонте и заинтересовала его.
Причина его поисков лишь одна. Желание опять затащить меня в постель. Одноразовый, ни к чему не обязывающий секс.
Да, он всегда был честен, и в мои восемнадцать, когда честно заявил, что ничего у нас долго не продлится. И сейчас.
Но вот только я изменилась. И смогла понять себя. Понять, что и в восемнадцать, соглашаясь на временные отношения, я все же хотела, лелеяла внутри, где-то глубоко, мечту о постоянности. О том, что он, мой шикарный мужчина, рассмотрит меня, увидит, насколько я его люблю… И останется со мной.
Мой мужчина не увидел. Не понял. Не остался. Винить в неоправданных ожиданиях надо только себя.
Но это не значит, что сейчас я не отдаю себе отчет в происходящем. И не осознаю, что мне прежний формат не интересен.
Слишком много жизни он отнимает.
А моя жизнь уже мне не принадлежит.
Так что…
— Хорошо. Это ничего не меняет. — Говорю спокойно, признавая его правоту и желая завершить этот изматывающий разговор, — я уже не та восемнадцатилетняя девочка, которой подходили временные связи. Мне это не интересно. Если у вас все, то, пожалуйста… Мне надо отдохнуть.
Антон смотрит на меня прищуренными от злости глазами, катает желваки… Но затем молча подхватывает куртку и идет к двери.
Я жадно разглядываю его широкую спину, напряженный затылок… Уходи уже. Дай мне спокойно дышать.
Но у двери Антон поворачивается, медлит, словно не решаясь заговорить… Но затем, все же спрашивает:
— Скажи… А дочь… Она — моя?
Sclex_SplittingIntoSections_601186_6_begin
Sclex_SplittingIntoSections_459155_6_begin
Sclex_SplittingIntoSections_348277_6_begin
Sclex_SplittingIntoSections_309165_6_begin
Sclex_SplittingIntoSections_514151_6_begin
Sclex_SplittingIntoSections_134104_6_begin
Sclex_SplittingIntoSections_443373_6_begin
Зубов. Обухом по башке
Sclex_SplittingIntoSections_443373_6_end
Sclex_SplittingIntoSections_134104_6_end
Sclex_SplittingIntoSections_514151_6_end
Sclex_SplittingIntoSections_309165_6_end
Sclex_SplittingIntoSections_348277_6_end
Sclex_SplittingIntoSections_459155_6_end
Sclex_SplittingIntoSections_601186_6_end
Знаете, что такое обух? Это такая рукоятка оружия. Обычно топора. Обухом бьют, если хотят оглушить, а не убить. Но тут тоже не гарантия. Бывает, черепушка хрупкая. Или удар сильный.
Вот, как сейчас, например.
Стою, как дурак, как пес, которого выгнали на лютый мороз из теплого дома. И жду милости. Правды.
Хотя, я ее знаю уже, правду эту.
И давно. С полудня, примерно.
Вот как дал себе труд посмотреть возраст дочери Клубнички и сопоставить с нашими отношениями… Недо-отношениями… Кто-то назовет потрахушками. И гарантированно получит от меня в лоб.
Короче говоря, я просмотрел ее анкету, сопоставил… И получил обухом по башке.
Уже второй раз за день, кстати.
Первый раз — аккурат утречком, когда увидел переминающуюся с ноги на ногу, невероятно знакомую, просто до слюноотделения знакомую фигурку… И где? Как раз там, где вообще не ожидал.
Шел, привычно твердо ставя шаг, печатая, так же привычно сохранял невозмутимое выражение лица. А внутри все замерло. Она? Нет? Пусть не она! Сука, пусть не она!
Она.
Стояла, смотрела на меня расширенными глазами-омутами бездонными, в которых утонуть — раз плюнуть, уж мне-то можете поверить! Нырял. Тонул. Так и не выплыл, походу.
И в глазах этих сначала шок, неверие, потом… Узнавание! Узнавание! Губки пухлые, которые я вспоминал до сих пор периодически, раскрылись, и в секунду ошпарила мысль, что сейчас она…
