Мэверик смотрит на меня, затем говорит презрительно:
— Он одет слишком дорого. Ты уверена, что он не побоится запачкать руки?
Прежде чем Данни может ответить, я говорю:
— Я уверен, что смогу справиться со всем. Скажи мне, что делать.
Мэверик фыркает, но указывает на гору картофеля на столе. Я снимаю куртку и, повесив ее на стул, закатываю рукава рубашки. После того как надеваю фартук, беру картофелину и начинаю ее чистить. Данни подходит и останавливается рядом со мной, начиная помогать. Мы работаем в дружественной тишине, в основном потому, что Мэверик стоит рядом, и я могу поспорить на сотню баксов, что если я испорчу что-то, он сделает из меня отбивную. Когда он покидает кухню, унося большую кастрюлю, которая была на плите, Данни подается вперед и склоняется надо мной, толкая меня плечом.
— Ну, как твои дела?
— Потрясающе. Я люблю чистить картошку. Это одно из моих любимых занятий в мире.
— Ты впервые чистишь, да?
Я смеюсь.
— Ага. Но мне всегда нравится пробовать что-то новое, но это я могу смело вычеркнуть из списка.
Мы оба затихаем на минуту, а потом я говорю:
— Знаешь, Данни... проверяя меня здесь, ты ничего не докажешь.
Она смотрит на меня, и я вижу, как на ее лице проявляется состояние шока, потому что я раскусил ее. Она начинает что-то бормотать о том, что и не пыталась проверять или доказывать, но я не даю ей времени оправдываться дальше. Я вытираю руки об полотенце, и провожу пальцем по ее мягким губам, говоря тихо:
— Не отрицай этого. Это тебе не идет.
Ее глаза расширяются, и она выглядит напуганной, но только первые пару секунд, затем она взрывается смехом.
— Полагаю, что я не буду успешна в том, чтобы одурачить тебя.
— Я раскусил твой трюк, — уверяю ее я.
Мы говорим о простых вещах, пока работаем, так как нет возможности для более личного разговора. Я узнал, что Данни подрабатывает волонтером здесь несколько раз в неделю с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать, что так же подтверждает, что Бостон родной город для нее, как и для меня. Мэверик суетится между кухней и обеденной зоной, унося полные тарелки с едой и грязные кастрюли. Работники кухни и бездомные действительно ведут себя свободно, они оставляют посуду в обеденном зале, а ее мытье — это наша обязанность с Данни. После двух часов тщательной очистки картошки, мытья кастрюль и выноса мусора, я понимаю, что у меня ноет спина. Это не может не удивить меня, потому что физически я выносливый и крепкий парень. Ты не можешь играть в профессиональный хоккей и не быть в отличной форме. Не знаю, как Данни делает это два раза в неделю, но я понимаю, что уважаю девушку за то, что я действительно никогда прежде не видел в противоположном поле.
Самопожертвование.
Эта дурацкая работа на самом деле добровольная. Это в какой-то мере унижает меня.
Я вытираю последние столешницы и смотрю на Данни. Она держит в руках мою спортивную куртку.
— Ты прекрасно справился сегодня. Как насчет того, чтобы позволить мне угостить тебя пивом?
Я кладу тряпку в раковину и складываю свой фартук. Беру куртку, небрежно закидывая его на изгиб локтя. Предлагаю ей другую руку, и она принимает ее.
Я улыбаюсь, смотря вниз, она выглядит чертовски очаровательно сейчас, ее рука находится в моей.
— Я пригласил тебя на свидание, значит пиво с меня.
Данни
Я впечатлена. Райан воспринял это как боец. Я была уверена, что его хватит удар, когда сказала ему, что мы поедем на автобусе. Я была готова выслушать истерику, когда он увидел район города, в котором мы находились. И потом я ждала его отговорок, когда он понял, что мы будем работать в приюте для бездомных вместо нашего свидания. Но он не сделал ничего из этого.
Вместо этого придурок нацепил на лицо улыбку и, казалось, даже наслаждался работой, которую мы выполняли. И я говорю придурок, потому что была абсолютно уверена, что это свидание закончится, и мы пойдем каждый своей дорогой. Теперь, должна признать, я заинтригована им, и это больше, чем простое влечение. Я имею в виду, он привлек меня, когда я впервые увидела его, но только так, будто видишь действительно горячего парня и думаешь про себя: «Это действительно горячий парень» и продолжаешь двигаться дальше.
Но сейчас, я на самом деле хочу узнать о нем больше. Меня тянет к нему, но я не хочу этого.
Я никогда не просила у него пиво, но вот мы здесь, снова возле кампуса и сидим в популярном баре «Нило». Официантка принимает наш заказ. Я выбираю «Бад Лайт», а Райан заказывает «Сэм Адамс» и тарелку начос.
— Начос? Неужели ты не наелся тем прекрасным супом? — дразню я его.
— Я соглашусь, что суп, который мы ели сегодня вечером был вкусным, но этого определенно не было достаточно, чтобы утолить мой голод.
Я смотрю, как он хмурится от собственных слов и на его лбу возникают глубокие морщинки.
— Что-то не так? — спрашиваю я.
Он качает головой, на секунду задерживая взгляд на столе. Затем поднимает на меня глаза, и мое сердце замирает, увидев измученное выражение его лица. Теперь я действительно беспокоюсь.
— Райан, что случилось?
— Это просто... я сделал легкомысленное замечание, что мне недостаточно тарелки супа. И я заказал тарелку с начос. Те люди, кто остался в приюте... тарелка супа — это все, что они получили сегодня. Я только что понял это...
Наша официантка подходит с пивом и ставит его на стол. Я рада небольшой передышке, потому что это позволяет мне собраться с мыслями. Нищета и бездомность — это непростая тема для обсуждения.
— Ты чувствуешь себя виноватым. — Я произношу это не как вопрос, а констатирую очевидное. — Это хорошо, Райан. Я чувствую себя так все время.
— Я просто восхищен тобой, Данни. Твое стремление — очень... вдохновляет.
Я делаю глоток пива и посылаю ему благодарную улыбку.
— Ну, дело немного личное для меня. Мой отец был бездомным, и он умер на улице.
Я не понимаю, почему рассказываю Райану информацию о себе. Я предполагаю, что не хочу, чтобы он думал, что каждый должен быть так увлечен помощью бездомным, как я. Я не хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым. И теперь он смотрит на меня... и в его карих глазах плещется... жалость? Нет, дело не в ней. Симпатия. И определенно сочувствие.
— Что произошло? — спрашивает он мягко.
Я пожимаю плечами, как будто это не грандиозное событие, но это так. Мой отец скатился по наклонной в отчаяние и безнадежность, что даже любовь семьи не смогла вытащить его со дна. Я делаю еще глоток пива и наклоняюсь вперед, облокачиваясь на руки, лежащие на столе.