Он сел, не потрудившись вытереть лицо, снял пиджак, ослабил и стащил с себя галстук, затем и рубашку. Лежа на полу, мне было видно, как вздымается моя грудь, но все это было лишь на периферии. Оторвать меня от созерцания его глаз и лица могло бы разве что физическое устранение из этой квартиры.
Я была истощена. Кожу покалывало, мышцы были расслаблены, мысли вытеснила блаженная пустота. Найл наклонился и стащил с меня белье, затем юбку, не спеша раздевая меня и целуя каждый открывавшийся участок кожи. Я ожидала, что он окажется на мне и внутри – когда целовал мою шею и прижимался к бедрам, я ясно ощущала, насколько он был твердым. Но он удивил меня, когда, подхватив меня одной рукой под колени и обняв другой за плечи, поднял меня и понес по коридору.
– Куда мы? – спросила я.
– Мне не хочется снова заниматься с тобой любовью на полу.
Посасывая кожу его шеи, я поинтересовалась:
– А мы будем этим заниматься?
Он кивнул.
– Всю ночь и львиную долю завтрашнего дня.
В прошлый раз у меня не было достаточно времени рассмотреть его спальню, когда, проснувшись рано утром, я тут же сбежала. Широкие и высокие окна, полупустые светлые стены с несколькими фотографиями работы Энсела Адамса [американский фотограф, известный своими черно-белыми снимками американского Запада – прим. переводчика]. Подписанные автором. Я почувствовала, как мои глаза округляются: его кровать была невероятных размеров, аккуратно заправленная темными простынями и темным покрывалом. В дальнем углу комнаты небольшая ванная, на прикроватном столике одиночная лампа. Это была мужская комната, без лишних деталей.
Найл подошел ко мне сзади, пробежавшись руками по моим плечам и спустившись к обнаженным бедрам, и прижался к моей спине грудью.
– На кровать, – тихий приказ он смягчил поцелуем в шею.
Я послушалась, и он, как хищник, пополз вслед за мной, снова устраиваясь у меня между бедер.
– Иди сюда и поцелуй меня, – нетерпеливо и еле слышно позвала я.
– Скоро.
Он наклонился и снова провел языком у меня между ног. Сейчас это было совсем иначе, его поцелуи были мягкие и неторопливые, более нежные и выразительные, нежели настойчивые.
– Либо тебе действительно это нравится делать, либо ты чувствуешь себя по-настоящему раскаивающимся.
– Это по-прежнему ощущается немного непристойно, – признался он, целуя внутреннюю сторону моих бедер. – Будто это нехорошо пялиться на твою грудь, еще неприличнее наблюдать, как ты мастурбируешь, и уж куда более безнравственно погрузить в тебя пальцы, но, может, просто заменить их языком? – он провел им по мне, застонав от удовольствия. – Это сладкое местечко, которое только я могу видеть – ну, это ощущается запредельно порочно.
– Звучит по-собственнически.
– И это тоже. Должен признаться, мне нравится мысль, что это тело принадлежит мне.
– Технически оно принадлежит мне.
– Как скажешь, любовь моя.
– Осторожней, – поддразнила я. – Вряд ли ты захочешь так запросто ступить на территории слов на букву «Л».
Чувствовал ли он, как важно мне было это сказать?
– Думаешь, не захочу? – оглядывая все мое тело, спросил он. – Разве ты не слышала, как я только что без остановки говорил, что люблю тебя, у твоей кожи?
Улыбнувшись, я уже открыла рот, чтобы отпустить шутку, прежде чем поняла: он не дразнил. Он снова и снова с благоговением шептал там, на полу «Я люблю тебя».
– О-о.
Его улыбка была просто необыкновенная: дразнящая и озорная.
– Может, стоит сказать это тебе прямо в ухо?
Прикусив губу, я пожала плечами.
– Мне нравится, где находится твой рот прямо сейчас, но должна признаться, я была бы не против послушать, как ты скажешь это чуть ближе…
Влажными от меня губами он целовал мое тело, сжимая руками и покусывая. Каждое прикосновение отражало его слова. Он был настолько большим, что за ним можно было спрятаться, ощущая безопасность. Он был свидетелем моего совершеннейшего безумия и спокойной уравновешенности – оба эти состояния были вызваны моими чувствами к нему. И за все то время, когда я любила его на расстоянии, и те четыре недели, когда я любила его так близко, он стал не просто любовником, больше – моим лучшим другом.
– Мне всегда казалось, что я единственный человек, кто не знал, ради чего родился. Мои братья и сестры – они всегда знали, кто они. Но не я. А с тобой все иначе. И мне хочется в это верить. Нуждаться в этом. Так что да, спустя месяц после нашей встречи в лифте, – он мне улыбнулся, – я все так глупо разрушил, а ты не менее глупо от меня сбежала… Но вот мы здесь. И я люблю тебя.
Я почувствовала, как по рукам побежали мурашки.
– Я люблю тебя, – прошептал он и поцеловал мочку моего уха. – Я тебя обожаю.
Я расстегнула его ремень, и мы вместе стащили с него брюки и отбросили в сторону. Мне не хотелось больше ждать; я ощущала этот ноющий жар, неистовое желание быть заполненной им. Где бы она ни касалась меня, его кожа повсюду была теплой и гладкой, мягкие волоски на его ногах щекотали мои бедра, его грудь прижималась к моей, когда он оказался сверху.
– Ты ощущаешься так хорошо, – прошептала я.
– Я знаю. Это… – он покачал головой. – Я чувствую, что не уделил тебе достаточно внимания в нашу первую близость, – целуя меня, сказал он. – Был слишком сосредоточен, чтобы не дергаться. А сейчас хочу прочувствовать каждое мгновение.
Потянувшись между нами, я начала его поглаживать, глядя в его лицо. Его рот был приоткрыт, взгляд отяжелел.
– Ты по-прежнему принимаешь противозачаточные?
– Да.
– И ты не… – он сделал паузу, восстанавливая дыхание и встречаясь со мной взглядом. – Ты не была…
Мое сердце дернулось и остановилось.
– Кроме работы, я едва выбиралась из дома. Это серьезный вопрос?
– Нет, – признался он. – Думаю, я просто хотел это услышать. Я был просто в дерьме, Руби. И мысль, что ты видишься с кем-то еще, пока мы порознь… причиняла чудовищную боль.
Он навис надо мной, заслоняя собой свет в комнате, и единственное, что я могла видеть и ощущать, – это он и аромат его кожи.
– А я думала, ты занимался любовью с Порцией в тот вечер, – сказала я. И почему этот разговор кажется легче, когда я чувствовала его горячую длину в своей руке, в паре сантиметров от того, чтобы он мог скользнуть в меня? – Когда я вышла из твоего офиса, это было единственное, о чем я могла думать: что ты был с ней. Я еще никогда так сильно не плакала.
– Руби…
– Просто это заняло время, чтобы выбросить это из головы. Чтобы перестать злиться и чувствовать себя преданной. Чтобы не переживать, что каждый раз с тобой меня необходимо успокаивать.
