Гвенн опустилась на землю, завершив Большое Путешествие в миры иные. Она была несказанно очарована этим… нестарым ещё мужчиной, который доставил ей наслаждение, несравнимое с удиранием из пансиона в ближайшее маггловское кафе или поеданием мороженого зимою, с развязанным колючим шарфом, который должны были носить все пансионерки зимой, на улице, даже не ослабляя. Больших удовольствий до… этого она не знала. И какими же мелкими, ничтожными показались они ей теперь! Просто смешными донельзя.
- Я… Не смейтесь, лорд Малфой, но я, кажется… люблю Вас. И очень сильно. Я… Я благодарю Вас, но неужели нельзя нам быть вместе и в следующие ночи?
Люциус молчал и отдыхал. Ему было не до признаний взбалмошной, но тормозной истерички. Он просто лежал, вытянувшись и не двигаясь, и ему было хорошо.
- Я не понравилась Вам, лорд Люциус?
- Вовсе даже и понравилась, - легко солгал Малфой. - И мы продолжим… Ну, если не в следующую ночь, то в… ближайшие. Не извольте сомневаться, леди. С сим попрошу у Вас разрешения откланяться и предоставить Вас супругу. О, поверьте, он в Вас души не чает, так хочет Вас поскорее обнять и разделить с Вами ложе. Не смею вас задерживать, мои… родные голубки.
Лорд Малфой с неохотой размял затёкшие от фрикций члены и поднялся с ложа. Он даже не удосужился снова замотаться полотенцем, хотя дом был полон гостей, оставшихся на следующее утро после первой ночи молодожёнов. Да и торжества по поводу свадьбы сына лорд Люциус собирался справлять ещё неделю - с неизменными пиршествами, балами, на которых он уже не будет флиртовать с этой ледышкой - Гвенн и даже с фейерверками. Так ведь апрель же, тепло! И ходить по земле, чувствовать некоторую сырость её под башмаками, но и свежесть молодой, росяной травы, гулять по парку со снятыми защитными контурами, лишь оставленным антимаггловским барьером так хорошо!
- Не уходите, умоляю, ещё хоть раз доставьте мне блаженство такое! И я молиться за Вас стану пред Мерлином всеблагим и всесильным, а, хотите, и пред Морганою всечестной, которую так чтим все мы, валлийцы.
- Нет, невестушка, к терапевту.
- Что-о? К кому меня столь грубо Вы отпрвили, лорд Малфой?! Чем заслужила я обращение такое… от Вас?
- Да никуда особенно, лишь к маггловскому врачу, излечивающему от аноргазмии и фригидности. Вот и весь ответ.
Да, глубокими и неисчерпаемыми были познания лорда Малфоя в маггловской колдомедицине! Куда выговорил, туда и послал он бедную женщину.
- Драко! Драко! Да где же тебя демоны носят?! Заходи быстрее и еби, пока она тёпленькая.
- Что?! Что со мною делать будет супруг мой во Мерлине?
- Ебать! - произнесли и отец, и сын хором…
… Они втроём, в валяной, зато тёплой и почти не промокаюшей рабской обуви, нахлобучив на себя все одежды и плащи, а Гарольдусу дали наконец, уже весною, когда стало потеплее, и солнце пригревало уже вовсю, плащ на беличьем меху, шли, утопая в мокрых сугробах, по лесу. Вдали показалась заветная полянка, уже залитая водой поверх зимнего льда и снежных наносов. Громко и отчаянно, пробиваясь сквозь ледяной панцирь, журчал резвый и изрядно раздавшийся ручеёк.
Они по очереди подошли к воде, при ходьбе бряцало их оружие - гладиус и пуго у Квотриуса, пуго и рапира - у Северуса, а у Гарольдуса был только пуго, которым он за дюжину дней с той памятного события научился более-менее сносно владеть… под руководством не Северуса даже, но Таррвы.
Снейп очень редко посещал молодого человека, лишь самолично призывая его оттрапезничать с ним и… разумеется, в присутствии ненавистного Гарри Квотриуса, теперь уже обязательном, вошедшим в обычай.
Ещё у них было с собой множество съестных припасов - сухарей, вяленого мяса, катышки сушёного овечьего сыра, вода, очищенная ышке бяха, вересковый мёд и… свежесваренный Веритасерум. На всякий случай, коль придётся кого-то из туземцев допрашивать втихаря.
Таких туземцев Снейп, почему-то, именовал «языками», что было не вполне понятно Квотриусу.
* * *
* Gwenn (валл.) - белый.
Глава 48.
У легионеров не принято было добывать докладывающих о своих диспозициях варваров. Те и без того набегали всей ордою, вперемежку - и колесницы, и пешие вои. Солдатам Божественного Кесаря просто не нужно было расспрашивать кого-либо. Они шли убивать и порабощать десятки, иногда сотни людей, если сошлось несколько варварских армий на едином поле, а так бывало часто, благодаря злословию, причём, разумеется намеренному, стравливающему, ромейских проворных лазутчиков, знающих языки «материнских» бриттских племён и самим бывшими полу-бриттами, но за деньги служившими неведомому им Божественному Кесарю.
…Перед отправлением Северус всё-таки нежно приласкал жену. положив с прибором на все существующие ромейские обычаи. На свой страх и риск он дважды доводил её до оргазма, доставив ей массу превосходных эмоций, а, главное, уверенность в том, что она дорога любимому супругу. Они прощались молча, не издавая ни звука, так велико было их единение, и Северусу было вовсе не противно овладевать женщиной, причём беременною. Ведь он знал наверняка - этот малыш от него. Мальчик, наследник рода Снепиусов - Снеп - Снейп, сын Снепиуса Северуса…
Ведь именно под этим именем запомнится Снейп всем, кто знал его в этом времени. А, значит, и «Хроника семьи благородных чистокровных волхвов Снеп» Ульция, лорда Снеп, оказалась правдивой.
- Не торопи события, граф Снейп, дитя ещё не родилось, а ты уже празднуешь его бытие. Да и детская смертность чересчур велика в этом времени. Вспомни рассказ Квотриуса о его ребёнке… А вдруг и мой родится калекой?! Адриана же зачала спустя всего четыре дня после выкидыша, которое я, зараза дементоров, ей устроил. Но я не мог же идти «под венец» с заметно беременной!
- Ну, да она любит меня теперь, а не того полукровку красивого, но с резкими, словно выточенными резцом скульптора, чертами.
А вспомни-ка, Сев, что говорил тебе Квотриус, живописуя твой замечательный носяро - ведь говорил он именно о резце мастера. Да, так и говорил, что выточен, мол, мой носяра скульптором умелым, коий видел, будто бы, красоту неземную, и в носе моём её отразил. Ну, хорошо, пусть не так смешно.
- Но говорил брат мой, будто скульптор соделал весь мой облик, как… Как у бритта того. Верно, и нескладным он был, ну, скажем так, худощавым. От того-то и подействовала несильная Амортенция на Адриану так неотвратимо потому, что схож я был с её последним любовником резкостью черт и худобою, ей, должно быть, полюбившимся типажом.
- Не то, что она сама… Такая мягкая, пышная, словно сдобная булочка из Гоустл-Холла, от моих умелых кулинаров - домашних, безотказных эльфов. Такая… спелая, сладкая, даже кожа у неё, что же в соитие с нею лизнул её я пару-тройку раз, то оно тоже сладчит, но не так скверно, как было это однажды и с Квотриусом, и… с Гарри. Последнее же мне более памятно, как выплюнул я девственный член его изо рта! Впрочем, то же случилось и с пенисом Квотриуса…