— Умница! Я в тебе не сомневался, — бодрячком хлопнул в ладоши, ступая под отрегулированный на максимальную мощность душ.
Влада постояла возле него с минуту, вздохнула, и прикрыв за собой дверь, прошла на кухню. Достала тарелки, вилки, нож и принялась накрывать на стол. В пакете, помимо продуктов, оказалось ещё вино и эм-м… что это? Походу, раскрошенная в хлам шоколадка. Что он с ней делал? Топтался?
Она как раз заправляла салат кунжутным маслом, как на кухню вошел Гончаров.
— Хозяюшка моя, — обнял её сзади и, склонившись, прижался к нежной щеке.
Влада отложила нож, чувствуя каменную эрекцию. Ничё так, взбодрился. Он потерся пахом о её ягодицы, параллельно просунув одну руку под футболку, а второй ловко расстегнул пуговицу на шортах и внаглую протиснулся в успевшие намокнуть трусики.
— Ммм… — жарко выдохнул ей на ухо, хозяйничая в столь сокровенном местечке. — Кто-то уже заждался меня.
Вот же… и хотела ответить как следует, но отрицать очевидное было бы глупо. Да, она хотела его. Чего уж там. Пока он раздевался, красуясь перед ней своими бицепсами-трицепсами, она успела возбудиться, а когда полностью оголился, так и совсем поплыла.
— Может… — судорожно втянула воздух, выгнувшись навстречу ласкам, — сначала покушаем?
— Обязательно, но чуток попозже, — укусил её за мочку, и не успела Влада ойкнуть, как оказалась развернутой к нему лицом. — Сейчас я испытываю голод иного характера.
От недавней усталости не осталось и следа. Даже глаза и те смотрели иначе. С жаждой и диким желанием.
Влада зачаровано следила за тем, как Лёшка снял с неё футболку, потом, прикусив нижнюю губу, принялся за бюстгальтер, а следом, наклонившись, одним махом стащил одновременно шорты и трусики, оставив её полностью обнаженной.
О, она прекрасно чувствовала его сильнейшее возбуждение, и сама была на грани. И когда Лёшка усадил её на стол, лишь громко сглотнула, чувствуя бешеный стук сердца. Сейчас хотела его настолько сильно, что было пофиг, где это произойдет. Хоть на полу, хоть у мойки, лишь бы поскорее взял. И даже тупая боль внизу живота была не помехой, наоборот, казалось, что, если не войдет в неё сейчас, эта боль станет ещё сильнее.
Уплыла реальность, пошатнулись стены, стоило Лёшке сдвинуть посуду на край стола. Прижались друг к другу, словно припаялись. Сердцебиение, и то стало одним на двоих, настолько сильно была вжата во вздымающуюся горячую грудь. И у самой всё затрепетало от предстоящего соития, закипела кровь, огненной лавой понеслась по венам, обжигая каждую клеточку.
Уже не боялась сделать что-то не так: в продиктованном животной страстью порыве не было места ни смущению, ни робости, ни незнанию, и уж тем более, скромности. Всё как-то само собой получалось.
Так умело и ладно она отдавалась его ласкам, что перехватывало дыхание. Хотел её до трясучки. Наступит ли когда-нибудь час, когда он сможет не реагировать на её так ярко? Возможно, и наступил бы, если не осознание грядущей разлуки. Расстаться с ней даже на день казалось адскими муками.
Почти что грубо подхватил Владку за талию и резко усадил на стол, всматриваясь полыхающими страстью глазами в раскрасневшееся лицо. Как же влекла его в ней эта черта. Что может быть прекрасней, чем женское смущение? Не наигранное, а именно вот такое: когда желание заняться любовью берет верх над прирожденной стыдливостью.
Влада задвигала попкой, удобно усаживаясь на прохладной поверхности и гостеприимно разве бедра, приглашая к действую.
Ну нееет, как бы не хотелось ворваться в неё, а проигнорировать призывно торчащие соски у Гончарова никак не получилось.
С изголодавшейся жадностью припал к ним, вызвав у девушки болезненно-сладкие ощущения по всему телу. Это и острая боль, и острое наслаждение одновременно. Лёшка приспустил штаны и, не прекращая свои ласки, потерся вздыбленным членом о подрагивающие от напряжения бедра.
— Лёша… — взмолилась, жалобно застонав.
— Что опять не так? — прорычал, будучи не в силах остановиться. Может, прозвучало резко, он не специально. Так получилось.
— У меня грудь перед месячными ужасно болит. Можно, нежнее? — попросила прямо, решив не ходить вокруг да около.
Лёха замер.
— Можно, — сглотнул, рассматривая грудь. — Конечно, можно. — И наклонившись, снова припал к соскам, но уже со щемящей нежностью. Кончик языка дразнил нежную кожу, оставляя влажный след. Губы осторожно посасывали вершинки, оглаживая пальцами налившиеся полушария. Теперь и он чувствовал её плотность.
Такая Владка рвала выдержку, заставляла член пульсировать адской болью, требуя немедленного освобождения. Но опять же не мог наброситься и взять так, как хотелось не одну ночь: жестко, рвано, грубо. Чтобы захлебнулась его именем, потеряла связь с реальностью. Пока приходилось действовать в полсилы, сдерживая рвущегося наружу зверя. Зверя, ещё не успевшего распробовать её как следует.
— Так нравится? — поднял голову, всматриваясь в горящие эйфорией глаза.
— Даааа…
— Хорошо, — улыбнулся, возобновляя ласки. Влада тихо застонала, стоило ему опустить руку ниже, туда, где уже и так всё было готово принять его.
— Моя сочная девочка, — улыбнулся, отмечая, как порозовело её лицо, и раздвинул бесстыдно сочившиеся секретом складочки, проникая средним пальцем в лоно.
Она схватилась за его запястье, смущенно прикусив губу. Но лишь на миг. Потому что наслаждение, отобразившееся на его лице, убедило её в том, что не только у неё закипала кровь от столь откровенных касаний.
— Не надо стесняться, мне нравится ласкать твою малышку, — безошибочно расценил её метания, и в подтверждение своих слов, не разрывая с ней зрительного контакта, демонстративно медленно облизал блестевший от смазки палец.
— Ммм, какая вкусная…
Кажись, и не дышала. Бездыханно смотрела на его губы, с жадностью слизывающих блестящую влагу. Это было… так грязно и возбуждающе, хотя куда уже больше. И так позорно текла, чувствуя, как становиться мокрой гладкая повехность стола. Но когда Лёшка прижал к её губам облизанный им палец, бесстыдно распахнула их и с готовностью присосалась, слизывая оставшиеся остатки.
После вчерашнего, все удерживающие её границы рухнули под действием умелого языка. Тут уже смущайся не смущайся, а когда тебя вылизали с ног до головы, оставалось только отпустить себя и на полную вкусить все прелести секса. В нем нет скованности. Если будешь зажат — есть вероятность не получить наслаждение. Чем больше ты открыт для партнера — тем ярче оргазм.
Потому сосала палец, представляя на его месте нечто другое, и едва не стонала от кайфа, наблюдая за напрягшимся Лёшкой. Видела, он представлял то же самое. Голубые глаза потемнели, покрылись опьяняющей дымкой.
Не выдержав, он смял её губы в жадном поцелуе, пожирая неистовым напором, а она опустила свою руку и, дрожа от возбуждения, обхватила пальцами каменный член. Гулкий стон, сорвавшийся с его губ, стал для неё тем толчком, после которого не страшно показаться неумехой. Раз смогла вызвать в нем столь бурное проявление желания, значит, она движется в правильном направлении.
Член был твёрдым, горячим и шелковистым. Но больше всего поразила нежностью блестящая от смазки головка. Влада размазала её по венчику, легонько надавливая на приоткрывшийся канал, и поддавшись необъяснимому порыву, обильно облизала пальцы, растягивая густую слюну по всей длине, после чего с легкостью заскользила вдоль увитого венами ствола, усердно имитируя половой акт.
— Стоп, стоп, стоп, — вздрогнул Лёшка, перехватив её руку. Чего только не было в голубых глазах: и удивление, и восторг, и не пойми откуда взявшаяся настороженность. — Ты… откуда набралась таких штучек? — рывком притянул к себе, отчего Влада соскочила на пол. — Я не слышу? — рявкнул, заиграв скулами.
— Лёш, ты чего? — взмахнула длинными ресницами, не понимая, в чем проблема.
— Дрочить где научилась? — огорошил, больно сдавив талию.
— Что-о-о? Ты в своем уме? Что я такого сделала? — офигела, уж никак не ожидая подобного поворота. Наоборот, думала, что опозорится, а тут такая заявка.
