Пламя взметнулось у него перед глазами, и ничего больше не было видно.
- Скажите, он хотя бы раз пришёл в себя?
- Нет. Не мешайте.
- Я не буду мешать… только дайте, пожалуйста, снотворное… для Кевина Диггори. Мы скормили ему всё успокаивающее, что у нас было, но оно толком не помогает…
- Возьмите это зелье, мисс Грейнджер, и не давайте ему больше ничего, иначе он отравится таким количеством лекарств. И скажите заодно всем, кто ждёт, что они могут ложиться спать; когда жизнь Гарри будет вне опасности, мы обязательно сообщим.
- Поппи, он поборол и чары холода. Чертовски упрямый мальчишка…
- О, Мерлин… Северус, у Вас есть ещё идеи?
- Регулярно обтирать его холодной мокрой тканью… хотя вряд ли это принесёт большую пользу.
- Профессор… мадам Помфри… у Гарри жар всё это время?
- Да, мисс Грейнджер. Вы получили, что хотели? Можете идти.
- Может, у него воспаление внутренних органов?
- Мисс Грейнджер, Вы сомневаетесь в нашей способности накладывать диагностические чары? Мистер Поттер всего лишь усердно пытается сжечь самого себя в приступе боли от потери близнецов Уизли. С внутренними органами у него всё в порядке, если не считать мозг, который во время битвы изрядно сотрясся.
- А… откуда Вы знаете, что он хочет сжечь себя, и именно из-за… близнецов?
- Он периодически зовёт их и твердит, что во всём виноват.
- Он зовёт только Фреда и Джорджа?
- Ещё иногда покойных мистера Забини и мистера Диггори. Идите, мисс Грейнджер, Вы же не хотите, чтобы здравствующий мистер Диггори нажил себе нервное расстройство от рыданий?
- Кевин не Диггори, он Поттер… Гарри принял его в свой род, как младшего брата…
- Вот как? Что ж, пока он не стал старшим, позвольте мне и мадам Помфри заняться присутствующим мистером Поттером. Вы свободны.
Этот лабиринт явно был бесконечен; когда-то Хагрид вырастил на квиддичном поле запутанный, но маленький лес живых стен, но здесь и сейчас - где бы и когда бы всё это ни происходило - выхода не было. Конечно, была вероятность, что Гарри просто не в состоянии его найти, но не мог ведь он быть настолько туп, чтобы за много часов не суметь отыскать выход. Квиддичное поле можно было обойти по периметру за десять минут, если идти совсем медленно; этот лабиринт же словно издевался над Гарри, кружа его в однообразных коридорах и поворотах, по одинаковому огню, обвивавшему ноги до колен, под одним и тем же тёмным небом, в котором за это время только зажглось несколько звёзд.
Гарри устал, но заставлял себя идти дальше, потому что - он знал это - стоит только сесть отдохнуть, как из-под земли появятся костлявые восьмипалые руки и утянут за собой, и он никогда больше не увидит близнецов…
Ноги ныли, голова раскалывалась, левая ладонь была покрыта неотчищающейся копотью от исчезнувшего куда-то факела Блейза; Гарри то и дело спотыкался о переплетения корней и упрямо плёлся дальше, испытывая большое желание по-собачьи свесить язык набок.
И лабиринт сжалился над Гарри, неожиданно распахнув перед ним выход - там, где только что была глухая стена. Несколько секунд Гарри стоял неподвижно, осмысливая произошедшее, а потом опрометью выбежал наружу.
Здесь земля под ногами горела куда жарче, чем в лабиринте; пламя припекало ноги сквозь обувь и джинсы, было ярче - здесь оно имело цвет даже в темноте, тогда как огонь лабиринта, лишившись подпитки в виде солнечных лучей, стал похожим по оттенку на медузу. И это было квиддичное поле, да; только не такое, как в день Турнира - вокруг не было ни одного человека, и монолитная тишина, нарушаемая лишь частым дыханием Гарри, наполняла пространство. Накрапывал дождь, ничуть не мешавший огню; волосы Гарри быстро намокли и разделились на отдельные унылые пряди.
Что-то было тревожно знакомым; чувство «дежавю» мучило Гарри с каждой секундой всё сильнее, и когда он поднял руку, стряхивая с волос крупные капли, он понял - запах.
Дождь пах яблоками.
Гарри завертелся волчком, пытаясь разглядеть, есть ли здесь кто-нибудь - запах яблок напомнил ему о близнецах, и уж теперь-то они должны были оказаться здесь - теперь, когда он вышел наконец из лабиринта!
Небо медленно переходило от чёрного к серому, и звёзд стало больше; этого света Гарри хватило, чтобы увидеть: здесь нет больше никого.
- Фред! Джордж! - звук разносился далеко из сложенных рупором у рта ладоней. - Джо-ордж! Фре-е-ед!..
Никто не откликался. Гарри обошёл лабиринт, чтобы найти выход с поля - но выхода опять не было. Это напоминало дурацкую головоломку, создатели которой даже не позаботились о том, чтобы разнообразить загадки; однако, при всей неизобретательности упомянутых создателей, Гарри не мог не признать, что по-прежнему не имеет ни малейшего понятия, как отсюда выбраться. Пустые трибуны, чем-то похожие на звериные пасти с выбитыми зубами, окружали его сплошным кольцом; пробраться мимо них, пожалуй, можно было бы, только взлетев.
«Но я ведь могу летать… я же анимаг!..»
Но стать драконом не получилось. Просто не вышло, как будто он никогда не бывал ничем иным, кроме человека; как будто ему было десять лет, и он ничего не знал о своей магии, кроме того, что это - уродство и ненормальность.
Гарри вскарабкался на самый верх трибун - быть может, получится спрыгнуть отсюда, хорошенько сгруппировавшись?.. Но земля под трибунами терялась в тумане - пусть даже на самом деле здесь не могло быть так высоко - и Гарри не решился прыгнуть, потому что здесь всё было совсем не так, как на самом деле.
Стоя на одном из сидений самого последнего ряда, Гарри раздумывал над тем, что же делать дальше, когда заметил краем глаза в центре поля вспышку белого цвета; он развернулся с такой скоростью, что чуть не упал, и увидел, что посреди поля - где только что был лабиринт - стоит высокий человек, лица которого было не разглядеть, но чья длинная белая борода очень знакомо развевалась на ветру.
Гарри пустился вниз бегом; но внезапно трибуны стали гораздо выше, чем тогда, когда он взбирался на них, и если раньше ему хватило бы пяти минут, чтобы на приличной скорости преодолеть расстояние от верха до земли, то сейчас он едва спусился наполовину, потратив на это битых полчаса.
В боку кололо от долгого бега - Гарри уже изрядно пометался туда-сюда этой ночью - и он остановился, нагнувшись и упираясь кулаками в колени - так было проще перевести дыхание.
Человек с белой бородой - наверняка это был Дамблдор, кто бы это ещё мог быть? - стоял неподвижно всё то время, пока Гарри бежал; но стоило последнему остановиться, как директор поднял руку и начал медленно чертить в воздухе ярко-красные пылающие буквы. От прерывистого дыхания очки Гарри запотели, и он торопливо сдёрнул их, чтобы протереть; когда он снова нацепил их на нос, Дамблдора уже не было на поле. Теперь там был большущий плоский камень - совсем как тот алтарь, на котором Блейз чертил пентаграмму для исцеляющего ритуала - и на камне лежали - нет, нет, этого же не может, быть, пожалуйста, не надо - два тела.
