Вот и сейчас: всё уже было готово, Себастьян нетерпеливо вздыхал, поглядывая на часы, Оминис с Амитом разбирались с порталом, а Поппи и Натти перешёптывались, рассматривая нас троих. А я всё никак не могла отцепиться от Гаррета: сминала в руке его подвеску, бормотала всякую чушь, то и дело прижималась в попытке исчезнуть, раствориться в нём. Он мягко оторвал меня от себя, проникновенно заглянул в глаза, приободряюще моргнул изумрудными очами. Я глубоко вдохнула и сделала шаг назад.
***
— Только попробуй с ней что-нибудь сделать. — Уизли в последний момент схватил меня за рукав пальто и многозначительно посмотрел исподлобья. Я ухмыльнулся.
— Я уже всё с ней сделал. — Отдёрнул руку, и мы с Амелией шагнули в портал. Последнее, что я увидел, были полные непонимания и замешательства зелёные глаза.
Сильное головокружение. Тошнота. Звон в ушах. Жуткий холод, пробирающий до костей. Чёрт, что за место такое проклятое?!
Солнце будто устало, вымоталось светить и, махнув рукой, ушло на покой. Нас облепил колючий и разряженный морозный воздух. В носу защипало от холода, а руки вмиг стали болезненно-красными.
В груди заклокотала тревога, когда, посмотрев по сторонам, я не обнаружил рядом Амелию. Вокруг, как назло, ни души: покрытая пушистым снегом просторная поляна и вдалеке начинающийся непроглядный тёмный лес.
Голова всё ещё кружилась после перемещения, когда я сделал пару шагов вперёд — снег приятно захрустел под ногами, смешанный с сухими листьями. Холод обволок всё тело и мысли, и я не мог думать ни о чём, кроме как поскорее оказаться в тепле. Но где же Амелия?
Вдалеке показалась фигура с развевающимся красным шарфом. Я медленно подошёл ближе. Засмотрелся на её волосы и ресницы, которые обдал ледяным дыханием мороз: короткие локоны, запрятанные в шарф, уже намокли и свисали смешными сосульками. Она дрожащей от холода рукой подносила ко рту сигарету и ненасытно втягивала горький дым, выдыхая огромное сизое облако в суровый русский воздух. Сзади послышались хрустящие шаги.
— Душа моя, я вас тут по всему лесу ищу, ей-богу! — Корбетт уголком рта держал курительную трубку, натягивая при этом толстые меховые перчатки. Рассмотрев нас вблизи, разочарованно и озадаченно всплеснул руками. — Вы какого лешего так оделись? Я же написал вам — одевайтесь теплее, это вам не Лондон!
Он подошёл, по-отцовски раздал нам слабые подзатыльники для проформы и свистнул лошадей. Его смешная меховая шапка по размеру была больше его головы раза в два, а толстый тулуп делал из профессора настоящего русского царя. Мне безумно захотелось расцеловать его в серебристые усы — он сделал мне такой подарок, о котором я не мог даже мечтать! Побыть наедине с Амелией вдалеке от всех — это долгожданная возможность поговорить, всё обсудить и помириться.
***
Перед глазами плыли круги. Сердце замирало и подскакивало к горлу всякий раз, когда я вновь осознавала, где и с кем нахожусь.
Может, сказывалась усталость после перемещения, но внутри я не чувствовала почти ничего, кроме всеобъемлющей пустоты, граничащей с отчаянием, бессилием и просто безразличием ко всему происходящему вокруг. Накатывал стыд за то, что в глубине души я знала, что завтра буду искренне радоваться встрече с Корбатовым и смене обстановки, пусть даже причиной стала трагедия в семье Гаррета.
Вяло отреагировала на появление профессора, не в силах оторвать взгляда от снежных шапок тёмных деревьев вдалеке. Тот лес пугал и в то же время завораживал своей таинственностью, и меня так и подмывало немедленно туда отправиться. Прямо сейчас. А лучше заблудиться, и чтобы никто меня никогда не нашёл.
***
Она по-детски зачарованно, всё ещё находясь в каком-то трансе после перемещения, оглядывала постепенно погружающееся в сумрак пространство до тех пор, пока тройка лошадей не прискакала прямиком на поляну.
Я не мог понять, куда садиться: стал забираться на лошадь, но Корбетт расхохотался и потянул меня вниз за штанину. Насмешливо помотал головой и уселся в, как он сказал, сани. Мы с Амелией переглянулись, пожали плечами и последовали его примеру. Я успел лишь охнуть, когда провалился во что-то невероятно мягкое и тёплое: все сани были битком набиты пуховыми одеялами и платками, под которыми лежал плотный слой мягкого сена. Кучер, такой же, как Корбетт, пожилой усатый мужчина в тулупе, сразу же дёрнул вожжами, и лошади понеслись вперёд.
Первое время я не мог собрать мысли в кучу: мимо проносились деревья, дома, люди, за нами бежали лающие собаки. Дух захватывало от скольжения саней по снегу вперемешку с грязью. Их заносило на поворотах, а мощные лошадиные ноги уверенно и целеустремлённо несли нас в неизведанность.
Когда пришёл в себя и согрелся, заметил, как Амелия, исступлённо прижавшись к своему любимому профессору, сладко сопела у него на плече. Её щёки и нос покрылись уютным румянцем, а изо рта клубился морозный пар. Я не помнил себя от всепоглощающего счастья — хотелось взорваться на миллион частичек и остаться в этом моменте навечно.
Заносил Амелию в огромный деревянный дом на руках — не стали будить, а сам я чуть не потерял голову, ощущая кожей тепло её разморённого тела сквозь тонкое пальто. Я ещё ни разу не держал её вот так — только наблюдал два года назад, как это делал Уизли после их совместного вечера в гостиной Гриффиндора.
В доме было светло и очень натоплено. Молодая женщина вышла нас встречать и уже начала было громко что-то говорить, но увидела спящую Амелию и ладошкой прикрыла рот. Рукой указала наверх, мол, неси туда. Я кивнул и, не разуваясь, поспешил на второй этаж по лестнице.
Пол гостеприимно скрипел под ногами, пока я искал подходящую комнату. Найти её оказалось несложно: дверь была приоткрыта, а оттуда доносился манящий запах еды. Я ногой слегка толкнул тяжёлую створку и оказался в маленькой комнате с двумя окнами. На полу лежал большой узорчатый ковёр, а две узкие кровати по разные стороны украшали горы взбитых подушек. На столе между ними стояла тарелка, прикрытая полотенцем: оттуда шёл пар, а запах стоял такой, что рот мгновенно наполнился слюной. Я сглотнул подступивший голод и аккуратно уложил Амелию на одну из кроватей. Она сонно что-то пробормотала и, сжавшись в комок, притулилась к стенке. Я стянул её ботинки, попытался снять пальто — бесполезно. Поглядел на неё ещё с минуту и укрыл толстым лоскутным одеялом. Разулся, утопая в ворсе мягкого ковра, подошёл к столу. Отвернул полотенце, схватил горячий пирожок и почти целиком запихнул его в рот. Живот отозвался свирепым урчанием.
Я не понял, как, присев на соседнюю кровать и слопав ещё пару пирожков, заснул, подобно Амелии, в одежде.
Она мягким и тёплым Жмыром юркнула ко мне под одеяло, слабо промурчала:
— Холодно. А ещё ты храпишь.
Я ласково улыбнулся, прижав её к себе как можно крепче. Лунный свет из окон дымкой обрамлял её пушистую макушку. Уткнулся в неё носом и беспрестанно вдыхал запах каштановых волос. Он врезался в память острыми иглами, бросая то в жар, то в холод. Незаметно для самого себя я провалился в пучину непреодолимого желания.
Она, словно считав мои мысли и намерения, повернулась спиной, прильнула что есть мочи, простонала, и я в тысячный раз рассыпался на мелкие-мелкие фрагменты, которые собрать воедино под силу только ей.
