- Конечно.
- И вот теперь, - сказала она, - я могу радоваться, что буду избавлена от всего этого. Я поражена своей удаче. Насколько же глупы, оказались дикари, чтобы быть настолько снисходительными ко мне!
- Они не глупы, - заверил я пленницу.
- Я слышала, что они взяли в свои стойбища других женщин, - сказала она.
- Да.
- Но это не было сделано со мной.
- Нет.
- Они оставили меня.
- И почему же они так поступили? – поинтересовался я.
- Я не понимаю, - ответила она.
- Тебя нашли среди солдат, - напомнил я, и, отвернувшись от неё, запрыгнул в седло.
- Да, и что?
- Других девушек просто обратили в рабство, - пояснил я. - Им дарована честь, служить достойным владельцам.
- А я? – не понимала она.
- А Ты, будучи найденной с солдатами, и очевидно некая важная персона, была выбрана для наказания.
- Наказания? – Удивилась она.
- Да.
Насколько же краснокожие должны были ненавидеть солдат, и тех, кто пришёл с ними, чтобы настолько хитроумно и коварно отомстить, размышлял я.
- Но мне оказали уважение и предоставили честь, - сказала она, стоя на колени на земле, в ярме. - Меня решили послать жить с Ваниямпи!
- Это - твоё наказание.
Я тогда развернул кайилу, и оставил её в одиночестве.
18. Кувигнака, Слин, Жёлтые Ножи, Кайила.
- Это, тот парень, о котором говорили Ваниямпи, - показал Грант. Я присоединился к остальным на гребне невысокого холма, на восточном краю бывшего поля боя. Ему было приблизительно двадцать лет. Он был раздет, и привязан к шесту в траве. Около него, в грунт было воткнуто копьё, обмотанное белой тканью. Оно отмечало место в траве, где он был привязан. Тогда я ещё не знал, значения этого копья, ни ткани на нём.
- Это тот самый парень, про которого Ты рассказывал? - спросил Грант.
- Да, - ответил я, гладя вниз на юношу. - Это – тот самый, что был с колонной наёмников.
Теперь он не был прикован цепью. Цепи с него сняли. Его обездвижили способом, наиболее распространённым в Прериях.
- Он - Пыльноногий, - предположил Грант.
- Я так не думаю, - усомнился я, и спросил. - Ты говоришь по-гореански?
Краснокожий открыл глаза, и сразу же закрыл их.
- Я говорил с ним на языках Пыльноногих, Кайила, и немного на языке Пересмешников, - сказал Грант. - Он не отвечает.
- Почему?
- Мы - белые, - объяснил торговец.
- Он не очень хорошо выглядит, - заметил я.
- Я не думаю, что он долго протянет, - предположил Грант. - Ваниямпи, исполняя приказ, давали ему немного воды или пищи.
Я кивнул. Насколько я помнил, они должны были поддерживать его, до тех пор, пока они не покинут это место, и оставить его здесь, в одиночестве умирать. Я осмотрелся с вершины холма. Я мог видеть как Ваниямпи, собирают и складывают обломки. Я мог видеть остатки фургонов, а также, и тот, позади которого я оставил девушку в ярме.
- Даже не думай вмешиваться, - предупредил мой товарищ.
Но я спешился, подошёл к своей грузовой кайиле и принёс кожаный бурдюк с водой. Он был ещё наполовину полон.
- О нём заботятся Ваниямпи, - напомнил Грант.
Я присел около парня, и мягко просунул одну руку ему под голову. Он открыл глаза, смотря на меня. Подозреваю, что ему потребовались некоторое время, чтобы сфокусировать взгляд.
- О нём заботятся Ваниямпи, - настойчиво повторил Грант.
- Мне не кажется, что они заботились достаточно хорошо.
- Не вмешивайся, - ещё раз предупредил торговец.
- У него явные симптомы обезвоживания, - сказал я.
Я видел подобное в Тахари, и на своём собственном опыте, представлял какие страдания, сопровождаю этот вид пытки.
- Не делай этого, - попросил Грант.
Осторожно, зажав бурдюк под мышкой, и придерживая рукой, я поднёс его ко рту юноши. Жидкость булькала под кожей.
Парень набрал немного воды в рот, и я убрал бурдюк. Он посмотрел на меня, и внезапно, с ненавистью, повернул голову в сторону и выплюнул воду в траву. За тем он снова откинулся на спину, в прежнее положение, и закрыл глаза. Я встал.
- Оставь его, - предложил Грант.
- Он гордый, - сказал я, - гордый, как настоящий воин.
- Ты ничем ему не сможешь помочь, только продлишь его мучения.
- В чём смысл этого копья, и зачем его обмотали тканью? – поинтересовался я.
- Это - копье воина. Разве Ты не видите, что это за ткань? – удивился он.
- Мне кажется, что это часть добычи взятой с обоза, - предположил я. Ткань была белой, и она как казалось, не была одеждой мужчины.
- Ты, прав. Но разве Ты не видишь, что это? – обратил моё внимание Грант.
Я присмотрелся внимательнее.
- Это - женское платье, - наконец понял я.
- Именно.
Я возвратился к вьюкам моей грузовой кайилы, и положил бурдюк на место.
- Мы должны идти своей дорогой, - нервно сказал Грант. – Здесь были Ваниямпи, из различных загонов.
Я помнил, что мы получили эту информацию ранее от Ваниямпи, с которыми мы разговаривали. Это, казалось, также, тревожило Гранта. Что его беспокойство было очень обоснованно, я убедился позже. Но в тот момент, я ещё не осознавал его значения.
- Ты что творишь! - закричал Грант.
- Мы не можем его оставить здесь, вот так, - сказал я, и присел около парня, доставая свой нож.
- Не убивай его, - попросил мой товарищ. - Это – должны сделать прерии, жажды, голод или дикие слины.
- Остановись! - вскричал Грант.
Но мой нож уже разрезал кожаный ремешок, державший левую лодыжку парня с привязанной к жерди.
- Ты ничего не понимаешь в Прериях, - кричал торговец. - Оставь его в покое. Не вмешивайся!
- Мы не можем оставить его здесь умирать.
- Ваниямпи так и сделали бы.
- Я не Ваниямпи, - напомнил я.
- Посмотри на копье, на платье, - просил он.
- В чём их значение?
- Он не поддерживал своих товарищей по оружию, - объяснил Грант. - Он не присоединился к ним на тропе войны.
- Я понял.
Тот, кто отказывается бороться, предоставляя другими вести бой вместо него, тот, кто предоставляет другим рисковать вместо себя, подчас смертельно, тогда как именно его обязанностью было принять и разделить эти риски. Почему-то для таких людей, другие, являются менее особенными и драгоценными чем он. Не мне судить о моральных качествах такого человека. Отвратительная эксплуатация окружающих, скрытая в таком поведении, кстати, редко замечается. Действительно, не требуется большой храбрости, чтобы быть трусом. Подобное поведение, распространённое на всё общество, конечно, приведёт к разрушению такого сообщества. Таким образом, как это ни парадоксально, но только в сообществе храбрых трус может процветать. Своим процветанием он обязан тому самому обществу, которое он предает.
