Теперь всё это позади. Душа его свободна от пут. Он больше не будет проводить дома бесконечные дни одиночества, утешаясь лишь грёзами о будущей работе. Он теперь будет на самом деле работать. Он — рабочий. В рабочем строю теперь есть и его законное место.
На следующий цепь Рустам приехал на предприятие задолго до начала работы. Но во дворе его уже ждали Хасанов, с которым он познакомился вчера, и Зоя Кузьминична. Они провели Рустама в цех. к его новому рабочему месту за станком, на котором ткали циновку. Осмотревшись вокруг, он остался доволен: по обеим сторонам от станка работали Хасанов и подвижный, улыбчивый русский паренёк Саша.
Рустам, конечно, не знал, что это не простое совпадение. После того, как он уехал вчера домой, Зои Кузьминична, подумав, решила пригласить к себе Хасанова и Сашу. Она сообщила им, что в цехе с завтрашнего дня будет работать новичок — Рустам Шакиров, фронтовик. Попросила взять над ним на первых порах товарищеское шефство, помочь освоиться со станком, втянуться в непривычную работу.
Правда, сразу возникло небольшое затруднение. На участке, где работали Хасанов и Саша, свободного станка не было. А просить кого-либо из рабочих уступить свой было рискованно. Такие просьбы всегда воспринимались с открытым недовольством. Рабочие в цехе уже привыкли к определённым местам, до тонкостей изучили свои станки, знали все их возможности и «капризы», понимали, как говорится, с полуоборота. А это сказывалось и на работоспособности рабочих, и на их настроении, а значит, и на производительности труда, его качестве. Стоило рабочему пересесть за другой станок, и сразу всё менялось: работа не шла, падало настроение. А портилась настроение у одного, это отражалось на соседях, потом начинало лихорадить весь цех. Поэтому рабочие неохотно уходили со своих привычных, «насиженных» мест, а в большинстве случаев против таких переходов категорически возражали.
— О чём задумались? — увидев, что Саша и Хасанов в растерянности стоят посреди цеха, подошёл к ним молчаливый и замкнутый Борис Серпухов.
— Да вот, новенький в цехе. Зоя Кузьминична попросила понаблюдать за ним поначалу, помочь освоиться, а рядом с нашими станками нет ни одного свободного.
— Он, что ли? — кивнул Серпухов в сторону терпеливо ожидавшего Рустама.
— Да…
— Пусть за мой станок садится, — неожиданно предложил рабочий, помолчал и добавил ворчливо: — Помочь!.. Могла бы Зоя Кузьминична и меня попросить. Не хуже других работаю…
— Да понимаешь… — смутился Саша. — Так уж получилось… Неожиданно. Ты не обижайся.
— Ну, нечего время терять, — неожиданно мягко улыбнулся Борис. — Рабочий день не резиновый. Устраивайте своего новичка. А станок закапризничает — кликнете. Я его как свои пять пальцев изучил.
— Спасибо! — с чувством пожал товарищу руку Хасанов.
Поступок Серпухова и удивил и обрадовал всех рабочих цеха. Такое здесь случалось не часто.
Саша и Хасанов не отходили от Рустама ни на шаг. Они внимательно наблюдали за первыми его, ещё робкими движениями, показывали, как лучше пропускать шпульку между нитями основы, какие движения лучше и удобнее выполнять ногами, чтобы свободнее были руки, молниеносно устраняли допущенные новичком огрехи. Потом спешили к своим станкам. Помощь помощью, а на них тоже лежит план.
Рустам проработал без отдыха до самого обеда. Устал до зелёных кругов в глазах, хотя сделал значительно меньше других. Всё тело покрылось неприятной липкой испариной, руки и ноги, каждую косточку ломило так, то хоть кричать хотелось. «Шефы» уже несколько раз предупреждали своего подопечного, что так изводить себя с самого начала нельзя. На первых порах, пока придёт сноровка, выработается автоматизм в движениях, надо чаще отдыхать. Однако Рустам ни за что не хотел останавливать станок, чтобы размять затёкшие ноги и спину, дать отдохнуть рукам.
В первую половину дня в цех раза два, будто случайно, заходила Зоя Кузьминична. И каждый раз задерживалась на участке, где работал Рустам, о чём-то вполголоса говорила с Хасановым и Сашей. Рустама трогала эта забота и в то же время несколько сковывала. И без того неуверенные его движения становились совсем замедленными, вялыми, беспорядочными.
— Шефы ваши жалуются, — наклонилась к Рустаму Зоя Кузьминична. — Говорят, не отдыхаете совсем. Так нельзя. И вам вредно… И на качестве работы отражается.
В это время со двора послышались резкие металлические звуки. Наступил обеденный перерыв. Часть рабочих ушла обедать домой, остальные направились в столовую.
Рустам, выйдя вместе с Сашей из цеха, с наслаждением умылся под одним из жестяных умывальников, до хруста в костях потянулся.
— Ну, как начало? — с улыбкой спросил подошедший Хасанов. — Небось каждая жилочка трясётся…
— Есть такое, — прижался Рустам.
— Это с непривычки, пройдёт, — подбодрил товарища Саша.
— А знаете что, пойдёмте ко мне, — предложил Хасанов. — Жена сейчас в отпуске, поэтому готовит настоящие, а не на скорую руку, домашние обеды. А к столовой ещё успеете привыкнуть.
— Как-нибудь в следующий раз, — не решился Рустам принять приглашение. — Спасибо… Да и рабочую жизнь хочется и с рабочей с головой начать.
— Напрасно, борща бы отведали отменного. Хоть и без мяса, но пальчики оближешь.
— Нет, нет, спасибо, — уже решительно запротестовал Рустам.
Он понимал, что приглашение идёт от всего сердца, но знал и другое — с питанием у рабочих не густо. Так что на традиционное гостеприимство надо делать самим временем порождённую поправку.
После обеда они зашли к Саше. Его жена Муаттар заварила чаю и сама присела к столу.
— Рустам… Можно, я буду вас… тебя… ну, просто, по имени называть? — спросил смущённо Саша.
— А почему бы и нет?
— Рустам, ты, кажется, учился до войны?
— Да, в педагогическом институте. На факультете языка и литературы. Заочно, правда. А теперь вот переучиваюсь. Только трудновато даётся мне это.
— Премудрости эти — не из самых страшных. Лиха беда — начало. И потом, система Брайля лишь вспомогательное средство для таких, как ты. Ведь основные знания, фундамент уже есть. Его только укрепить надо да стены нарастить…
— Я и сам об этом подумываю, — признался Рустам, — Есть мечта всё-таки закончить институт и в школу вернуться. Ведь я уже работал учителем… до войны, привык к ребятишкам. Только…
— Правильная мечта, — горячо поддержал товарища
Саша, — И без всяких «только!». Значит, решено? В институт будем поступать вместе,
— Как решено? — растерялся от неожиданной категоричности Саши Рустам. — Прямо вот так, сразу?..
— А чего раздумывать! Я в этом году кончаю десятый класс вечерней школы. Вот и получается, что нам вместо надо начинать грызть гранит науки.
Муаттар с улыбкой слушала разговор. Её забавляла растерянность Рустама. А Саша, он всегда так: родилась идея — должна делом стать. Муаттар была уверена: учиться теперь Рустаму в институте, даже если это и пугает его. Саша не из тех. кто отступает, особенно если заявил о чем-нибудь во всеуслышанье.
Вошла Зоя Кузьминична. У неё было какое-то дело и Муаттар. Рустам сразу оживился, но как-то нервно. Стал беспокойно ёрзать на стуле.
— Что с вами, Рустам? — удивилась Долгова.
Что с ним? Да то, что вчера Света получила письмо от Петра Максимовича, в котором ещё раз сообщалось, что Зоя Кузьминична училась перед самым началом войны на первом курсе сельскохозяйственного института. Мать её звали Мария Сергеевна, а отца — Кузьма Яковлевич. Было у неё ещё двое младших братьев, которые погибли от рук гитлеровского палача во время допроса Марии. Рагозин просил осторожно уточнить всё это, а в заключение письма предупредил, что они с Евдокией Васильевной и Марией — он, оказывается, уговорил её переехать из Москвы в Нальчик — на днях выезжают в кишлак. Уточнить! Но как это сделаешь, да ещё осторожно?
— Так что с вами случилось? — переспросила Зоя Кузьминична.
— Сколько вам лет? — даже для него самого неожиданно сорвалось с языка Рустама.
— Женщинам такие вопросы задавать не принято, — грустно улыбнулась она. — Или я уже на такую безобразную старуху стала похожа, что и возраст определить трудно?
— Что вы!.. Вы такая красивая…
— Это уже начинает походить на объяснение в любви, — рассмеялась Зоя Кузьминична. — В условиях современного промышленного производства.
Саша, не удержавшись, прыснул.
— Зоя Кузьминична, расскажите, пожалуйста, о себе, о своей жизни.
— О! А жених-то, оказывается, человек обстоятельный. Может быть, мне и анкету заполнить?
«Хоть и смешно, но это было бы очень даже кстати сейчас», — подумал Рустам, а вслух сказал:
— Да нет, анкету не надо. Но просто у меня привычка, потребность такая: лучше знать своих друзей.
