Часа через два после окончания игры и последовавшего за ним общего чаепития Салли Браун и Фиона, запасшись чайником, полным свежезаваренного чая и подкосом только что испеченного печенья, расположились в старинных кожаных креслах в просторной библиотеке Брекон Холла. Они уже уделили необходимое внимание гостям и родственникам и теперь могли наконец поболтать друг с другом. В библиотеке было тихо и уютно; отполированный паркет устилали ковры с длинным ворсом, изрядно выгоревшие за последние две сотни лет. Высокие окна выходили в парк; за деревьями виднелся берег реки. Стеллажи с книгами закрывали стены, образуя в углах комнаты своеобразные ниши с книжными шкафами. В это время года огромный, почерневший от сажи камин не разжигали. Пышные букеты роз стояли в медных горшках прямо на камине, наполняя комнату своим ароматом.
Подруги проговорили битый час без перерыва, перебрав всех членов семьи, друзей и общих знакомых, обсуждая дела Фонда Мак Адама — благотворительной организации, помогающей юным матерям-одиночкам; становлению ее сразу после войны содействовал муж Салли, и теперь, десять лет спустя, она все так же процветала.
Близкие отношения между Салли — брошенным незаконнорожденным ребенком с лондонских улиц, — и изящной Фионой Мак Адам, дочерью баронета, могли показаться странными. Тем не менее это была настоящая дружба, основанная на взаимопонимании и одинаковых взглядах на жизнь. Дружба, которую они обе всерьез воспринимали как вечную.
С некоторых пор Фиона была обеспокоена ситуацией с Тоби Смитом. Похоже, Салли относилась к этому молодому человеку как к сыну. В этом убеждал тот факт, что Салли тщательно избегала называть его по имени. Когда речь заходила о нем, в голосе Салли всегда звучали тоскливые нотки, улавливая которые, Фиона неизменно ощущала желание скрутить Тоби его молодую сильную шею.
— Говорят, его дела у Веллингейла и Паркера идут неплохо, не правда ли? Я слышала, спрос на его услуги в последнее время очень возрос. — Низкий голос Салли, обычно богатый интонациями, звучал сухо и бесцветно.
Фиона налила еще чаю.
— Кажется, это так. — Она бросила быстрый взгляд на лицо подруги. — Ты знаешь, что он собирается жениться?
Салли некоторое время сидела неподвижно, затем протянула руку к чашке.
— О Господи! Нет, я этого не знала. И кто эта… — она улыбнулась и выдержала паузу, — счастливая леди?
— Дафни Андерскор. Наследница владельца магазинов Андерскора. Знаешь, эти аптеки, которые одновременно продают разные электрические приборы. За последние несколько лет их довольно много, открылось на центральных улицах Лондона.
— Да-да, я видела, — сказала Салли. Лицо ее приняло серьезное выражение. — Как она выглядит?
— Еще не видела. Очаровательна, как говорит Тоби. — Фиона встряхнула головой и усмехнулась.
— И… богата?
Голос Салли был спокоен. Подруги привычно обменялись понимающими взглядами.
— Да, — ответила Фиона. — Действительно, очень богата. По крайней мере, наследница значительного состояния.
Салли не ответила. Подняв голову, она задумчиво смотрела на залитую солнечным светом панораму парка, открывающуюся за окном.
Дафни Андерскор рассматривала свое отражение в высоком зеркале без особого воодушевления, но и без какого-либо горького чувства. Она видела перед собой особу в возрасте неполных тридцати лет, чей заурядный невзрачный образ стал настолько привычным, что она давно отказалась от попыток что-либо изменить в нем к лучшему.
Прямые каштановые волосы, неряшливо спадая по сторонам удлиненного лица, совсем не добавляли ему привлекательности. Большие печальные глаза казались тусклыми, реденькие ресницы были почти незаметны, а зубы, правда, белые и ровные, наоборот выглядели слишком крупными и выступающими. Тетя Фран, слегка подсмеиваясь над ней, шутливо называла их «надгробными плитами».
Даже платье сидело как-то криво. Подол его почему-то слишком опустился сзади и несколько неприлично приподнимался спереди. Ссутулив плечи, она попробовала опустить платье вперед, подумав при этом, что неплохо бы обладать невозмутимостью тети Клары. Когда к ней приходили гости, тетя Клара не спешила наверх, чтобы переодеться, а встречала их в запачканных землей платье и ботинках, в которых только что работала в саду. Тетя Клара была одной из тех солидных дам, которые могли вплыть в ресторан «Ритц» в веллинггоновских сапогах и садовых рукавицах и, вручив метрдотелю на хранение корзинку с рассадой, заказать себе «чашечку хорошего крепкого чая». Ах, милые чудаковатые тети, как ей сейчас их не хватало!
Ей не хотелось покидать свою комнату, всегда служившую ей убежищем. Дафни подошла к окну, за которым находился вытянувшийся вдоль дома огороженный со всех сторон садик. Царивший в нем идеальный порядок нарушали фигуры отца и его гостя, прогуливавшиеся вдоль посаженных ею кустов роз и жимолости. Как обычно, отца обволакивали вечные клубы сигарного дыма, словно его маленькие личные облака. Дафни заметила, что Тоби Смит тоже курит сигарету. Оставалось надеяться, что он не станет бросать окурок на чисто выполотые дорожки парка. Отведя взгляд от собеседников, она посмотрела поверх стены на другие садики.
Дафни, сколько себя помнила, всегда жила в этом доме, поэтому вид за окном был так дорог и близок ее сердцу, а привычки и слабости обитателей этого мирка были ей знакомы не хуже, чем ее собственные. Она знала, например, что садовник, служивший в доме номер шесть, должен в течение сегодняшнего дня подрезать и подровнять высокую живую изгородь, а, также довести до совершенства цветочные клумбы, которые выстроились вдоль забора словно идеально ровная шеренга солдат. Она также знала, что миссис Барбер из дома номер десять придет в состояние неописуемого бешенства, когда обнаружит, что самые лучшие плоды на ее яблоне перевесились в сад двенадцатого дома. В противоположной стороне няня в доме номер шестнадцать играла в саду с тремя маленькими детьми Бартлетов. В любой момент одно из этих маленьких созданий могло толкнуть другого или поставить подножку, и тогда вся орава разражалась ревом и криками. Как только она об этом подумала, кто-то из них растянулся плашмя, и в тихом воздухе сада прозвучал первый вопль. Невесело улыбнувшись, она вернулась к тому, что происходило в саду дома номер четырнадцать, то есть ее дома.
Амос Андерскор и Тоби Смит с важным видом продолжали о чем-то переговариваться. Некоторое время Дафни задумчиво смотрела на них из окна третьего этажа, впрочем, не испытывая особого интереса и какого-либо беспокойства, хотя в саду как раз обсуждалось ее будущее.
Дафни Андерскор давно научилась не тратить напрасно силы и время, раздражаясь по поводу какой бы то ни было тяжелой и неисправимой ситуации. Более важным для нее было сейчас то, что, совершенно неожиданно для себя, она не могла четко определить свое отношение к очередной явной угрозе ее привычному образу жизни — ее незамужнему состоянию.
До сих пор ее собственный здравый смысл вкупе с отцовским стремлением идти в фарватере удачи, который он нащупал без посторонней помощи, позволял ей успешно маневрировать в толпе женихов, старавшихся — с учетом стимулирующей перспективы стать совладельцами магазинов Андерскора — не обращать внимания на то, что невеста не слишком очаровательна.
Еще в те далекие времена, когда ее девические мечты были живы, двое из них почти преодолели препятствие в виде гвардии ее родственников, однако в последний момент были все же выпровожены тетушками, под опекой которых она находилась до двадцати пяти лет. Но несколько лет назад почтенные матроны удалились на покой к серым камням своей идиотской йоркширской фермы, предоставив ей относительную свободу, за что она была весьма им признательна.
Дафни никогда не видела особой притягательности в том, что в ее руках может оказаться будущее одного из этих людей, чей интерес к ней сводился к ее финансовому положению. Чем старше она становилась, тем менее важной — и все менее привлекательной — казалась ей мысль о браке. Наблюдая за друзьями и знакомыми, которые по любви или ради денег — в случае удачи сочетались и оба фактора — надевали на себя семейные узы, она сделала для себя вывод, что игра не стоит свеч. Ей было хорошо и так; что же в этом плохого? Большие оригиналки, ее йоркширские тетушки, несомненно, были полностью удовлетворены своим одиночеством. Почему бы ей не последовать их примеру?
И, пожалуй, самым убедительным аргументом для нее оказалось то, что с годами отец начал понемногу видеть в ней не беспомощную и пустоголовую девицу, которой нельзя доверить даже ключ от шестипенсовой копилки, а практичную и вполне толковую помощницу в делах. Конечно, Дафни не могла заменить ему трагически потерянных сыновей, но бесполезной дочкой-иждевенкой она уже не была.
