— По-крайией мере это звучит несколько утешительно. Мне было бы невыносимо думать… — Кэрри судорожно сжала руки.
— Я вас понимаю… — поспешил откликнуться мистер Симпсон.
Наступило минутное молчание. Мистер Симпсон заерзал в своем кресле.
— Как я уже сказала, в конце недели должна быть проведена экспертиза, — наконец продолжила Кэрри. — В связи с этим придется подождать с приготовлениями — я имею в виду похороны. Если вы пожелаете, я дам вам знать, когда они будут назначены.
— О, разумеется, разумеется. Могу ли я чем-нибудь помочь?
Лео поднялся со стула и поддержал Кэрри, когда она тоже встала.
— Благодарю вас за то, что нашли время поговорить с нами. Мы сообщим вам, — сказал он.
— Симпсон ненавидел Артура, — сказал он позже, когда они пили чай в гостиной отеля. — Это совершенно очевидно.
— Да. Ты прав, и Артур ненавидел его. Как это грустно, не правда ли?
Лео пожал плечами.
— Должен сказать, я становлюсь счастливее с каждой минутой от того, что никогда не встречался с твоим мужем.
— Лео! Тебе не следует…
— …плохо говорить о покойнике? — С минуту он спокойно разглядывал ее. — Но зачем кривить душой, любимая? Ты не очень лестно отзывалась о нем живом.
Кэрри опустила глаза, задумчиво помешивая чай ложечкой.
— Не надо, — отрывисто сказал он.
— Что?
— Чувствовать себя виноватой. Ты здесь ни при чем.
— Я знаю. Но ощущение такое, будто я причастна к его смерти.
Смерть в результате несчастного случая — таково было заключение коронера. Отпевание в церкви было коротким, в присутствии небольшого числа людей. Яркий ветреный день позднего апреля был все еще холоден, однако, обещал скорый приход тепла.
— Может быть, стоило дать извещение в газету? — спросила Кэрри. — Кажется, так обычно делают? — Она стояла, прислонившись к парапету, который отделял набережную от пляжа. Серые, с белыми гребнями волны накатывались на песок. Двое маленьких ребятишек, укутанных с головы до ног, чтобы не простудиться на холодном ветру, увлеченно возились в песке, строя замок под наблюдением одетой в униформу няни. Косматая черненькая собачонка с пронзительным лаем кидалась на набегавшие волны.
Кэрри сняла черную фетровую шляпку с черной вдовьей вуалью и повертела ее в руках.
— Боже, какая жуткая шляпа, правда? Наверно, я выгляжу в ней ужасно. Зачем я ее купила?
— Я советовал тебе не делать этого.
— Да, помню… — Она сплющила ее. — А вот Артуру она понравилась бы. Такая скромненькая, без украшений…
За все это время она ни разу не заплакала. Ни разу. Ей было интересно знать, обратил ли кто-нибудь на это внимание. Вероятно, нет. Она была уверена, что двое их соседей да бедняга Мальборо, представлявший банк, были озабочены лишь тем, как бы поскорее покинуть тягостную церемонию. Вред ли им пришло в голову не то, чтобы анализировать, а хотя бы задуматься над поведением вдовы, только что потерявшей мужа.
Лео взял шляпу из ее рук и сунул в урну для мусора.
— Лео! Эта дрянная шляпка обошлась мне в семнадцать с лишним фунтов!
— Ты когда-нибудь будешь ее носить?
Она покачала головой. Порыв ветра растрепал волосы и закрыл ими ее лицо.
С легкой грацией он оперся на парапет сбоку от Кэрри. Она не сводила глаз с воды, но чувствовала на себе его взгляд, ощутимый, как прикосновение, как ласка. Она почувствовала, как кровь приливает к ее щекам.
— Когда мы поедем домой? — тихо спросил он.
При слове «домой» Кэрри повернула голову и посмотрела на него, невольно улыбаясь.
— Домой! — Мечтательно повторила она. — Теперь ведь можно так сказать, не правда ли? Домой!
Лео молча кивнул в ответ.
— Адвокат сказал, у меня не будет проблем. Нет нужды говорить, что у Артура с его педантичностью дела всегда были в полном порядке. Со страховым агентством тоже все улажено. А мистер Симпсон был так любезен, что предложил взять на себя продажу дома вместе с имуществом. Итак…
— Итак, когда мы могли бы вернуться в Италию? На следующей неделе?
— Почему бы и нет?
Он закурил и повернулся лицом к морю.
— Кэрри? Ты можешь сделать мне одолжение?
— Разумеется. А в чем дело?
Он не смотрел на нее.
— Оставь сегодня свою дверь незапертой.
— Лео, нет! — Она была поражена. — Нет, только не сегодня! Я не могу.
— Сможешь. Если захочешь. — Он бросил на нее требовательный взгляд. У нее перехватило дыхание. Сердце заколотилось сильно-сильно. — Чем особенным отличается сегодняшняя ночь?
— Но мы только что его похоронили…
— И ты очень горюешь?
Кэрри молча отвернулась.
— Маленькая лицемерка, — тихо произнес он, улыбаясь и медленно поглаживая ее руку, затянутую в перчатку. — Ах, какая же ты лицемерка!
Когда они возвращались в Италию через неделю после похорон, у Кэрри возникло ощущение, будто они действительно едут домой. Погода и на юге Англии й на севере Франций не радовала. Серые тучи затянули небо сплошной пеленой. Было мрачно, холодно и сыро. Но по мере дальнейшего продвижения к югу погода улучшалась с поразительной быстротой. Они сели на ночной поезд, а когда проснулись утром, то увидели ослепительно ясное голубое небо, под которым пестрели первыми цветами луга южной Франций. Фермы и маленькие деревеньки, окруженные цветущими живыми изгородями, буквально купались в лучах солнечного света. Стада коров, медленно передвигаясь, щипали молодую траву под деревьями, покрывшимися нежно-зеленой листвой. А на величественных вершинах Альп все еще лежал девственно-белый снег.
— Точно сахарная глазурь на огромном рождественском пироге, — восхитилась Кэрри.
Наконец их взору предстала Италия. Паровоз с пыхтением двигался в сумерках по ровной зеленой долине реки По к горам, что окружали Тоскану.
Они прибыли в Багни уже ночью, так же как и Кэрри в свой первый приезд. Казалось, это было так давно. Сейчас ее встретила теплая южная ночь. Отели и бары были ярко освещены и многолюдны. У открытых дверей своих домов сидели люди, громко перекликаясь с соседями. Лео оставил Кэрри вместе с багажом у столика кафе, которое показалось им самым спокойным.
— Выпей пока чашечку кофе. А я пойду позабочусь о транспорте.
Он вернулся через пятнадцать минут с погонщиком, повозкой и бумажной сумкой в руках.
— Что это? — спросила Кэрри.
— Наш ужин. Хлеб, ветчина и вино.
— Ты не хочешь поесть здесь, прежде чем мы отправимся в путь?
Он ждал, пока она не взглянула на него. Потом сказал очень твердо:
— Нет, Кэрри, здесь я есть не хочу. Я хочу есть дома. Позже. После того, как мы утолим другой голод…
Щеки ее слегка порозовели от смущения.
— Но, Лео! Мы были в дороге целых двадцать четыре часа. У меня просто нет сил. Я устала.
Он опустил ее чемодан в повозку.
— В таком случае, любовь моя, все, что могу тебе посоветовать, так это поспать в повозке. Я сыт по горло казенными постелями и тонкими перегородками в отелях, устал от бессонных ночей в поезде. Мы наконец-то дома, и я собираюсь показать тебе все преимущества этого обстоятельства, И если ты сейчас же не поторопишься, — при свете лампы мелькнула его озорная улыбка, — я поцелую тебя сейчас, прямо здесь, на виду у всех добропорядочных жителей городка. Как ты думаешь, сколько потребуется времени, чтобы слух об этом долетел до Мэри Уэббер?
Кэрри, стараясь казаться невозмутимой, поднялась со своего места, разглаживая юбку.
— Думаю, три с половиной минуты. Ну, хорошо, ненасытный деспот, ты победил. Я иду. Никто и не собирался здесь ужинать!
Очутившись на вилле, Лео почти втащил Кэрри в башенную комнату и сразу же сжал в объятиях, закрыв за собой дверь ударом нош. Он целовал ее так жадно, словно не мог насытиться поцелуями. Кэрри потеряла всякую власть над собой, она задрожала, когда желание охватило её, пульсируя в крови. В их объятиях не было ласки, а только яростная страсть, которую хотелось удовлетворить. Они срывали друг с. друга одежду, разбрасывая по комнате, Сладострастный стон вырвался у обоих, когда их тела соединились. Они, как безумные, бросились в этот омут наслаждений после стольких дней воздержания.
Утомленные, утолив жажду терпким сухим вином, они, наконец, уснули. Кэрри пробудилась на рассвете и первое, что она увидела, было улыбающееся лицо Лео, склонившееся над ней.
— О, ради бога, — пробормотала она, обнимая его, — ты когда-нибудь насытишься?
Прошло ровно два дня, прежде чем она полностью осознала — дом принадлежит ей. Можно распаковывать коробки, расстилать на полу ковры, вешать картины на прежнее место, а книги расставлять по полкам. И сад!
Сад тоже ее! Он больше не был для Кэрри печальным свидетельством заброшенности. Сад стал для Кэрри радостью и надеждой на будущее. Почему бы ему вновь не стать тем цветущим и ухоженным, каким он был прежде? Она никак не могла привыкнуть к тому, что ее жизнь в этом доме никоим образом не ограничена во времени. Можно жить здесь столько, сколько захочется. И теперь никто и ничто не заставит ее вернуться в Англию.
