— Да я высплюсь, папочка! Мне всегда нравилось кататься на Тофиле. Ты же знаешь это, папа! А сейчас я подумал еще об одном слове. Если бы здесь были мои кубики, я бы показал тебе его.
— Кубики остались в кабинете, милый. Ты сможешь все показать мне завтра.
— Но я могу сказать тебе это сейчас, верно, папа? Это такое хорошее слово.
— Ну ладно, скажи мне его сейчас. Но, как только ты мне его скажешь, мне бы хотелось, чтобы ты повернулся на бочок и…
— П-А-Р-О-Х-О-Д.
Клайд промолчал. Не важно, что в темноте почти ничего не видно. Дело в том, что ему показалось, будто и с его голосом тоже что-то произошло.
— Разве не красивое слово, папа? Разве оно не понравилось тебе?
— Да, — наконец промолвил Клайд. — Да, по-моему, оно очень красивое. Да, оно мне очень-очень понравилось.
* * *
Наконец Ларри уснул, а Клайд лежал неподалеку, погрузившись в думы. Да, ему следовало бы понять, что ребенок, который уже великолепно ездит верхом и плавает, достаточно вырос, чтобы научиться читать книги. А он даже не подумал об этом. Разумеется, он был благодарен Эми, но и немало раздосадован, что ей пришлось как бы напомнить ему об этом. И с утра ему первым делом надо посмотреть в библиотеке, нет ли там старого букваря. Ведь у Кэри, безусловно, должен был быть букварь. Да, теперь он вспомнил, Люси учила ее читать по книге с удивительным названием «Праздничный альбом» Уорнера; потом они читали издания Макгуффи — «Моя первая книга»… вторая… третья. Тогда дети повсюду занимались по этим книгам. Но, может быть, сейчас есть уже что-то более новое, современное? Он должен обязательно навести справки.
Ларри, конечно, понадобятся и другие вещи, кроме букваря. Грифельная доска. Грифельные карандаши. Мел. И если он будет учиться писать, то будет учиться и считать. Гм, о счете он пока не упоминал. Что ж, похоже, Эми не опередила Клайда со счетом. А Ларри быстро научится и считать тоже. Клайд почему-то в этом был совершенно уверен. Они с Ларри проведут много времени вместе, сидя над арифметическими задачками. Возможно, мальчик научится читать и писать по-французски, когда будет учиться писать и читать по-английски. Клайд знал, что так учился в свое время Савой; и если бы он был жив, то, конечно, пожелал бы, чтобы сын учился по такой же методике, как и отец. Может быть, следует написать миссис Винсент письмо, спросить совета? Ведь она имеет право выразить свое мнение по поводу обучения единственного ребенка ее единственного сына и ожидать, что к этому мнению прислушаются с уважением. Клайд решил написать ей на следующий же день. Однако, видимо, и ему самому надо начинать разрабатывать какую-то программу по обучению Ларри, поскольку Клайд не был уверен, что миссис Винсент быстро ответит на его письмо. Ибо с каждым годом письма от нее приходили все реже и реже, а когда приходили, то были какими-то отчужденными. Болезнь бедного Ламартина все больше прогрессирует, он уже стал совершенно беспомощным инвалидом. Спустя два года после рождения наследника Пьера Ламартина, которого они называли Пьеро, Арманда родила еще одного ребенка — на этот раз девочку. Ее назвали Джанина. Похоже, миссис Винсент теперь была полностью занята только больным мужем, а также гордостью за дочь и беспредельным обожанием своих французских внуков. Она почти не вспоминала в своих письмах о сыне Савоя, и иногда Клайд даже думал, нет ли у нее для этого каких-нибудь особых причин, однако он старался избегать подобных мыслей. Порой миссис Винсент с некоторым самодовольством упоминала о примирении между ветвями семьи де Шане, которого добилась Арманда, и описывала периодические визиты в Монтерегард единокровной сестры Пьера княгини д’Амблю с дочерьми — Жозефиной, ныне баронессой де Курвилль, и Изабеллой, недавно вышедшей замуж за Жиля де Лорна. Старый маркиз скончался, и теперь главой семьи стал Пьер; а его сын Пьеро по-прежнему оставался единственным потомком мужского пола, о чем миссис Винсент писала с некоторым разочарованием, однако всем остальным она явно была удовлетворена. У Жозефины росла любимая малышка — дочь Луиза, немного младше Пьеро и чуть старше Джанины, и трое детей чудесно проводили вместе время. По-видимому, миссис Винсент нравилась Луиза, поскольку девочка была прекрасной подружкой в играх для остальных детей, и, несмотря на то, что миссис Винсент явно любила рассказывать о ее лестных родственных связях с такими семьями, как д’Амблю, де Курвилли и де Лорны, Клайд не сомневался, что ее беспредельное удовольствие основывалось скорее на гордости чужим престижем, нежели на истинной привязанности к этим людям. Тем не менее подобное окружение постепенно все больше отдаляло ее от Ларри, которого, судя по всему, она не считала себе ровней. Она имела весьма смутное представление о внуке и, видимо, не желала, чтобы его уже бледный образ стал для нее более ощутимым и реальным. Клайду, конечно, надо написать ей о том, что он собирается сделать все необходимое для обучения Ларри; тем не менее он считает, что должен заблаговременно сообщить ей о том, о чем она сама, безусловно, написала бы в своем запоздалом письме. Миссис Винсент будет весьма сожалеть, что так долго оставляла без ответа такое милое письмо от Клайда, но бедный Ламартин требует к себе все больше и больше внимания. К тому же у детей была свинка (к счастью, в легкой форме, но кто мог ожидать этого, ведь симптомы болезни появились так неожиданно!). Ах да, о Ларри! Ну, разумеется, у Савоя всегда был хороший наставник и воспитатель. Ну, конечно, это прекрасное решение! Ларри тоже нужен воспитатель…
Лежа без сна в темноте, Клайд долго думал и пришел к решению отбросить мысль о воспитателе. Тем не менее на следующий вечер, после того как Ларри вдоволь поплавал у старой запруды и потом послушно отправился спать, Клайд вскочил на коня и отправился на берег, чтобы в спокойной обстановке посовещаться с миссис Сердж.
Она сказала, что ожидала его приезда. Но не хотела торопить его и каким-либо образом вмешиваться. Однако уже настало время принимать решение, откладывать это нельзя. Что бы она посоветовала? А как бы он отнесся к Джефферсон-колледжу? Обычно мальчиков не принимают туда, пока они не достигли десяти или двенадцати лет, однако в особых случаях делаются исключения. И речи быть не может, ответил Клайд пылко. Он не имеет возможности ежедневно привозить Ларри в монастырь и отвозить его обратно и не хочет препоручать это кому-то еще. Кроме того, для мальчика это слишком продолжительная и трудная поездка.
Миссис Сердж удержалась и не сказала, что ей известны первоначальные намерения Клайда, а его приезд к ней — обычный знак вежливости. Тем не менее, когда он ушел, она улыбнулась сама себе. Теперь, когда он вынужден, Клайд наверняка будет очень хорошим учителем.
* * *
Уроки проходили успешно с самого начала. Клайд освободил от мебели спальню первого этажа и устроил там классную комнату. Ларри очень понравились букварь, грифельная доска, тетрадь с прописями, пенал со всем его содержимым, разноцветные мелки. Он обрадовался при виде маленького письменного столика, поставленного рядом с огромным столом деда.
У них не было обычного школьного расписания уроков, они назначали их довольно беспорядочно, в зависимости от того, когда оставалось время после дел на плантациях. Ларри почти всегда сопровождал Клайда в поездках верхом, если дед объезжал урожаи. Клайд восхищался тем, как великолепно мальчуган держится в седле. Он был словно рожден для этого. Ларри уже перерос толстенького пони, на котором учился ездить верхом, и Клайд купил ему в Теннесси Тофилу. С самого начала между маленьким наездником и лошадью установились полное понимание и взаимная любовь. Тофила инстинктивно чувствовала, чего от нее хотел Ларри, и выполняла его требования с такой же энергией и живостью, с какими мальчик предъявлял их. Дня не проходило, чтобы Ларри не провел несколько часов в седле, и он не считал, что уроки должны прерывать его столь привычные занятия, а Клайд не видел никакой причины этому возражать.
Хотя уроки были крайне нерегулярными, все же их было не меньше (если не больше), чем если бы Ларри посещал школу. И суббота не становилась автоматически выходным днем просто потому, что это суббота; а если в субботу шел дождь, то Клайд с Ларри, проводя иногда целый день в классе, с лихвой наверстывали пропущенные в пятницу часы занятий, когда они брали корзину для пикника, если день был хороший, и в легкой коляске отправлялись на ручей, где ловили огромных болотных раков. Еще они ходили к пресловутому гравию, где по-прежнему покоилось так и не добытое сокровище, если, конечно, оно вообще было там, о чем упрямо продолжали твердить негры, и Клайд наблюдал, как Ларри копает гравий. Вот так же он наблюдал за Кэри, которая раскапывала его более четверти века назад…
Но тем не менее, несмотря на все перерывы и помехи, «научные знания» Ларри накапливались намного быстрее, чем ожидал Клайд. Летом, когда на улице стоял нестерпимый зной, в классной всегда было прохладно и жаркий полдень превращался в самое приятное для занятий время; а зимой, когда темнело очень рано, а на полях и на берегу стоял мороз, до чего же тепло и уютно было в классной! Клайд с Ларри зажигали все свечи и камины, усаживались каждый за свой письменный стол и занимались до тех пор, пока Ларри не начинал тереть глаза или говорить: «Папочка, я есть хочу». Тогда они поднимались наверх, где их ожидал ужин, и очень часто после ужина Клайд немедленно отправлялся спать, а Ларри следовал его примеру. И поскольку оба ложились спать очень рано, они очень рано и поднимались поутру. И так было всю зиму, пока весенние солнечные лучи не согревали землю своим ласковым светом и не наступало тепло.
