Пока Клайд читал это послание, его губы все больше кривились. На следующий день Клайд надел черный костюм, которого уже давно не носил, но по этому случаю очистил его от нафталиновых шариков, чтобы, как положено, присутствовать на похоронном обряде, и, перед тем как спуститься вниз, подмигнул своему отражению в зеркале. Корица и Сахар были покрыты черными сеточками с черными же кистями, прежде чем их запрягли в кабриолет; на козлах ожидал Наппи в черной ливрее, которой он не надевал давным-давно. В руке он держал кнут, украшенный черным шелковым бантом. Да, действительно, все было готово (причем самым наилучшим образом) к a visite de condoleance[14]. И когда Клайд наконец появился в гостиной Виктории, он, как и ожидал, обнаружил там ставни наглухо закрытыми, а мебель — покрытой черными чехлами.
Миссис Винсент и Арманда вошли в гостиную вдвоем. Их траурное одеяние было явно от самого лучшего портного и сшито по моде, еще не достигшей берега: нижние юбки настолько сужались книзу, что обе дамы передвигались с трудом. Верхние же юбки имели настолько широкие складки, что создавалось ложное впечатление огромных бедер. Клайд, ожидавший прихода хозяек стоя, со скорбным видом направился к дамам, и миссис Винсент протянула ему руку таким образом, что Клайд понял: она ждет от него поцелуя, а не рукопожатия. Арманда сделала то же. Клайд никогда не скрывал своей неприязни к этому общепринятому жесту приветствия, однако решил, что при подобных обстоятельствах следует соответствовать тем манерам, которых от него ожидают. Тем не менее, когда миссис Винсент заговорила с ним по-французски, он покачал головой и учтиво, но твердо ответил:
— Мне очень жаль, мадам, но, верно, вы забыли, что я никогда не умел говорить по-французски и понимаю на нем лишь несколько слов. Посему я бы очень просил вас изъясняться на английском.
— Уже так давно… — начала миссис Винсент, глубоко вздыхая. Она оглядела затемненную комнату, коснулась уголком платочка глаз и присела на крошечный диванчик, а это означало, что Арманда должна сесть рядом с ней, Клайд же — в ближайшее кресло.
— Да, да, очень давно… Мне очень жаль, что мы встретились при столь печальных обстоятельствах. Я всегда считал Ламартина одним из моих лучших друзей.
— Он был лучшим другом, лучшим мужем и лучшим отцом…
И миссис Винсент в поисках подтверждения взглянула на дочь, которая до сих пор не проронила ни слова. Клайд заметил, что с годами Арманда стала еще молчаливее.
— Мне бы очень хотелось помочь вам хоть чем-нибудь, — произнес Клайд. — Надеюсь, что вы нашли дом в полном порядке, как и слуг.
— Конечно, желательно бы уволить Тайтину и Бесси. Как видите, у нас своя французская служанка, и работает она превосходно. Ее зовут Леония… Но раз мы заехали так ненадолго…
— Неужели? Я надеялся, что теперь, когда вы…
Миссис Винсент предупредительно подняла руку.
— Не забывайте, что у Арманды дети. Разумеется, их бабушка и дедушка очень заботятся о них, и княгиня с бароном заверили нас, что будут очень часто заезжать в Монтерегард во время нашего отсутствия. Но, даже несмотря на это, материнское сердце…
— Понимаю. За Пьеро и Джаниной хороший уход, и, безусловно, вам не о чем беспокоиться. Но вы еще не виделись с Ларри. Полагаю, он вам очень понравится… вы будете им гордиться. Он прекрасный мальчик.
— Ах да, Ларри… Конечно же, я должна увидеться с ним перед отъездом. Мне известно, что вы привезли его сюда, но это так быстро… Может быть, мы смогли бы встретиться как-нибудь на следующей неделе…
— Это может быть или в четверг, или в воскресенье, да и то ему делается уступка, учитывая непредвиденные обстоятельства. В его колледже очень строго насчет отпусков, но, разумеется, Ларри обязательно отпустят на похороны. Если бы вы мне точно сказали, какой день вам удобен, я заранее договорился бы с ректором. Я объясню ему, что вы не сможете остаться здесь до каникул. То есть если вы уверены, что не сможете остаться, то…
— О да, безусловно! — Впервые за все время миссис Винсент заговорила с некоторым воодушевлением. — Поэтому давайте-ка наметим следующее воскресенье. А пока расскажите мне о Ларри… Ведь времени у нас так мало, так мало… И полагаю, нам не стоит его тратить впустую. И еще, на мой взгляд, мне следует сразу сообщить вам о завещании моего покойного супруга. Ему было угодно, чтобы Ларри унаследовал все, что перешло бы к бедняжке Савою, если бы тот был жив. Это четвертая часть всей собственности. Уверена, вы согласитесь, что это весьма и весьма щедро.
— Да, мадам, разумеется.
— Что же касается остальных трех четвертей собственности… — Миссис Винсент вновь посмотрела на Арманду, которая еле заметно пошевелилась, хотя по-прежнему сидела молча. — Мы с Армандой пришли к согласному мнению, что нам хотелось бы постоянно проживать в новоорлеанском доме. Я не предвижу никаких обстоятельств, при которых мы захотели бы вернуться сюда. Конечно, такая вероятность тоже не исключена, но нежелательно тратиться на смотрителей, налоги и всякие ремонты. Я была бы беспредельно благодарна вам, если бы вы продолжали следить за нашей плантацией и в будущем, как это делали до сих пор. Вот нам и пришло в голову, что, может быть, вы согласитесь, как опекун Ларри, отказаться от его прав на долю в этой собственности в обмен на более крупную долю в Виктории. Если я не ошибаюсь, это вполне сопоставимо с договоренностью касательно его наследства в Синди Лу.
— Я был бы рад обоим предложениям, мадам: продолжать наблюдать за новоорлеанской собственностью и поменять долю в ней Ларри на большую долю в Виктории, — ответил Клайд, ничего не говоря по поводу последней части разговора и даже не выказывая любопытства, откуда ей известно о его договоренности с миссис Софи.
— Рада это слышать. И раз этот вопрос так легко и быстро урегулирован, мы можем сразу перейти к другому вопросу, который, как мне кажется, тоже нуждается в согласовании. Ни мне, ни Арманде не желательно оставлять за собой владение Викторией. Вам не хотелось бы купить наши права на нее для Ларри?
Вот, наконец, и настал тот миг, та возможность, над которой Клайд долго и тщательно раздумывал и которую с нетерпением ожидал. В его мыслях теперь не было места для сомнений: миссис Винсент догадывалась о том, насколько сильно он хотел, чтобы у Ларри была своя плантация, и поэтому сейчас она шла на непростую сделку; для того, чтобы договориться с безутешной вдовой, Клайд был вынужден предложить цену гораздо большую, чем плантация стоила в долларах и центах. Сейчас миссис Винсент словно позабыла о горе утраты и начала мелочно торговаться, превратившись в обыкновенную жадную старуху, намеревающуюся выудить у него как можно больше. Но наконец они договорились, и сумма того стоила. Когда миссис Винсент со своей молчаливой дочерью спустя две недели отправилась обратно во Францию, Ларри стал неоспоримым владельцем Виктории.
А пока Ларри, сопровождаемый Клайдом, нанес визит своей бабушке, как и было договорено, в воскресенье. По дороге к миссис Винсент Клайд предупредил мальчика, что обе дамы сочтут обязательным, чтобы он поцеловал им руки, и очень гордился внуком, когда тот выполнил столь непривычный для него ритуал без какого бы то ни было смущения. Еще Клайд постарался объяснить, что бабушка стала настоящей француженкой и очень светской дамой, а его тетя неразговорчива и будет все время молчать и что, наверное, будет лучше, если он обратится к миссис Винсент как к «мадам» и подождет, не предложит ли она сама ему называть ее grand’mere[15]. Мадам Винсент и вправду сделала подобное предложение, хотя и несколько запоздало. Она указала Ларри на банкеточку, стоящую против ее диванчика, и, когда тот уселся, задала ему ряд вопросов, не давая дочери произнести ни единого слова. Все выглядело так, словно та вообще не присутствовала при их беседе.
— Так, значит, ты еще один мой внук, Ларри. По-моему, ты выше ростом, чем мой французский внук Пьеро. Ну, разумеется, ведь ты на полгода старше его. И вообще ты кажешься мне очень крупным для твоего возраста. Тебе говорили об этом раньше?
— Да, мадам.
— И ты больше похож на мать, нежели на отца, хотя волосы у тебя не ее. Они у тебя прямые и черные, а у твоей матери были золотые и вьющиеся. Полагаю, тебе и об этом говорили?
— Да, мадам.
— Весьма прискорбно, что ты лишился родителей, когда был совсем маленьким. Но ведь ты даже не помнишь их?
— Да, но у меня всегда был папа.
Он повернулся, взглянул на Клайда, и глаза мальчика загорелись страстной любовью. Действительно, ничто в этом визите не смущало его. Он сидел на банкеточке прямо, но свободно, скрестив ноги и положив руки на колени, и когда не смотрел на Клайда, то смотрел прямо в лицо бабушке. Он не ерзал, не волновался и не разглядывал комнату. Клайд, знавший о природной робости мальчика, которую тот никак не мог побороть, страшно боялся за Ларри в этой беседе. Однако теперь он почувствовал облегчение, смешанное с бесконечной гордостью за внука. Если он не ошибался, миссис Винсент смотрела на мальчика проницательно и жестко, словно оценивая его, но было совершенно очевидно, что он не замирал перед нею от ужаса, а, напротив, держался с достоинством и спокойствием.
