— Похоже, мы ухватили одну и ту же проблему с разных концов, — попыталась я уравнять наши шансы. — Но как вам удалось до сих пор…
— Контроль качества. У меня он на высоте. Я — строгий судья.
Пропустив мимо ушей этот грому подобный предупредительный сигнал, я предпочла увидеть в Девственнике вызов для себя — мужчину, которого я должна убедить в своей неотразимости.
За ужином, подталкивая его к откровенности, я и сама разговорилась.
— У нас с сестрой три брака и два развода на двоих, — сообщила я и поспешно добавила: — Но сейчас она снова замужем, и очень счастлива.
Нисколько не успокоенный, Девственник растянул губы в улыбке маньяка и запил мою новость изрядным глотком вина. Слегка придя в себя, но по-прежнему не отрывая глаз от в меру прожаренного бифштекса на своей тарелке, он спросил:
— У вас дети есть?
— Нет. — Сомневаюсь, чтобы в моем ответе звучало сожаление.
— А ваши родители… в разводе?
— Жили в любви до самой папиной смерти. А ваши?
— Оба живы-здоровы, слава богу. На выходных как раз собираюсь их навестить.
* * *
После того вечера мы встречались еще несколько раз. Любительницей пустой болтовни я никогда не была, а потому навязывала Девственнику тему, которой он всю жизнь старательно избегал. Англичанин до мозга костей, сдержанный в проявлении чувств, он проводил выходные с родителями или друзьями — университетскими и армейскими — за развлечениями привычными и потому безобидными. Перспектива расширить горизонты его интересов меня и привлекала в немалой степени, но для начала стоило бы приглядеться и понять, с кем имеешь дело. Расширение горизонтов Девственнику было не по зубам. Его кругозор ограничивался нормами поведения в светском обществе, антикварным бизнесом да изредка — сочинением статей в путеводители для вояжирующих аристократов. Оглядываясь на прошлое, я понимаю, что эту затею следовало оставить сразу же. Нужно было мягко его отвадить: дескать, нам бы встретиться лет двадцать назад, когда наши биографии примерно совпадали. Я же сочла его полнейшую неопытность подкупающей и в ошибочном убеждении, что именно об этом он втайне и мечтал, решила помочь ему раскрыться (боюсь, сам он это выражение не уразумел бы — разве что в смысле «вскрыть при помощи скальпеля»). Заверив Девственника, что ожидание Единственной достойно восхищения, я убедила себя — о тщеславие! — что ждал он, возможно, именно меня.
— Ну и как вам удалось столько лет продержаться в одиночестве? — поинтересовалась я за очередным совместным ужином.
— Перед вами печальный образец того, что может сделать с человеком безответная любовь. К сожалению, девушки, которые мне нравились, не отвечали мне взаимностью. А теперь… смотришь на друзей… а у них жены, дети, жизнь кипит… — Он запнулся и добавил, помолчав: — Вся беда в том, что я застенчив.
Основательно застенчив, подумалось мне. Если, конечно, не гомик. Глядя на него через стол, в пламени свечей, я никак не могла поверить, что в добровольном целибате этого Аполлона виновата безответная любовь. Независимо от ориентации, Девственник был, мягко говоря, странноват, поскольку рано или поздно наступает момент, когда человек либо хочет секса, либо нет.
— Уверена, в вас влюблялось немало девушек.
— Так говорят. Но я, видите ли, не признаю компромиссов. Для меня существовали только девушки, которые нравились мне, а из них ни одна не ответила взаимностью.
Можно было сразу догадаться, что поп-музыку Девственник не слушал. Любимым его певцом был Ноэль Коуард[3] — в свое время, справедливости ради замечу, довольно популярный. Однако его задорные песенки заглушили мудрые советы Мика Джаггера, и Девственник не уяснил, что, когда желаемое недоступно, разумнее всего — элементарно удовлетворить потребности.
Спустя двадцать лет уставший от ожидания Девственник мог думать уже исключительно о потребностях. Недели через три после нашего первого свидания, по завершении еще одного благопристойного ужина, я остановила машину у белоснежного, с крыльцом, дома Девственника. Вот тогда-то мой визави и рассказал о девочках из Вегаса. За год с небольшим до того авиакомпания с соответствующим названием доставила его в Лас-Вегас на холостяцкую недельку. С целой компанией беззаботных приятелей и незнакомцев Девственник оказался в стриптиз-клубе, где смазливые девицы вертелись у него на коленях, опутывали волосами и терлись сосками о кончик его носа. А одна из красоток, вопреки всем правилам, пристроила твердый, сладкий сосок между губ Девственника, подарив тому незабываемые впечатления. Ближе к сексу Девственник в жизни не был, и воспоминания о том мгновении согревали его надеждой все триста девяносто пять дней, минувших с тех пор, как он сунул купюру в пятьдесят долларов за резинку ее алых, обсыпанных блестками трусиков.
До нашего знакомства Девственник даже подумывал вернуться в греховный оазис; он уже был готов отринуть мечту о вечном блаженстве с Единственной ради единственной ночи блаженства с пылкой барышней из Лас-Вегаса. Когда Девственник завершил наконец свою пикантную историю, стекла моей машины изрядно запотели. Вегасских девочек я не испугалась, точно зная, что Девственнику хочется пригласить меня в дом, — он просто не мог найти нужных слов.
— А вы, э-э-э… Сделайте одолжение, э-э-э… Не могли бы вы… — промычал он и сдался: откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза, вздохнул. Миг спустя неуверенно глянул на меня и робко улыбнулся: — Не возражаете против чашки чая?
Не сказать чтобы очень романтично, зато подкупающе и эффективно. Через пару секунд я уже поднималась по ступенькам, совершенно не сомневаясь, что Вегас отошел на задний план.
Открыв дверь, Девственник был обескуражен и смущен: мы словно попали в прачечную. Неглаженые рубашки свисали с дверей и спинок всех стульев.
— Э-э-э. Прошу прощения. Видимо, Мария сегодня не приходила.
Марией звали домработницу, его «испанского ангела». Ей Девственник поверял свои секреты, насколько позволяло воспитание, она убирала в доме и гладила его белье раз в неделю, но по невыясненной причине в тот знаменательный день не появилась.
Девственник нажал кнопку кассетника, и Нина Симоне завела свою мрачноватую песню «Странный фрукт».
* * *
Пока Девственник, мурлыча под нос мелодию, собирал рубашки и ставил на огонь чайник, я опустилась на краешек дивана и оглядела гостиную. Голый паркет, унылые гравюры, изображающие убитых животных и воюющих солдат, антикварный письменный стол.
— «Эрл Грей»? — крикнул из кухни Девственник, с головой нырнув в обшарпанный сосновый буфет, набитый кульками с крупами. — Или «Дарджилинг»?
— А травяного нет?
— Ох, нет. Вам с молоком? — Освещенный лампочкой холодильника, Девственник принюхивался к открытому молочному пакету. — Гм. Боюсь, и молока нет. — И вылил скисшее содержимое в раковину.
К чести Девственника, он сам ощутил, что и эта сцена далека от романтики.
— Не желаете ли совершить экскурсию по дому? — спросил он, словно речь шла о старинном замке, а не стандартном здании в Фулхеме.
Не дождавшись, пока закипит чайник, мы поднялись на второй этаж. Перила лестницы тоже были увешаны рубашками; по пути стащив их, Девственник зарылся носом в хлопчатобумажную ткань.
— Такого хлопка больше не ткут. Это еще дедушкины.
Спальня оказалась белоснежной, с низким ложем, комодом и жестким деревянным креслом. Если бы не апельсинового цвета покрывало — единственное яркое пятно в комнате, — я бы определила стиль декора как монашеский.
— Из Таиланда, — сообщил Девственник, складывая покрывало. — Это мое самое любимое место на Земле, за исключением Англии в июне.
Как были, в одежде, мы оба пристроились на краешке кровати. И поцеловались. Точнее сказать, прижались губами друг к другу. Я попыталась закрыть глаза, но ощущение было странным, и, вновь открыв их, я встретилась взглядом с карикатурно выпученными глазами Девственника. Мы отлепили губы, чтобы сделать вдох.
— Не знаю, чувствуешь ли ты, но я немного волнуюсь. Двенадцать лет здесь живу, а ты первая девушка в моей спальне.
Ему определенно требовалась поддержка.
— Ты мне нравишься, — сказала я, понимая, что фраза не вписывается в ситуацию. Что-то явно шло не так, если у меня не нашлось иных слов для такого момента.
Я сочувствовала этому человеку с незаурядным интеллектом и телом не хуже, застрявшему в колее, которую следовало преодолеть в семнадцать, а не тащиться по ней невообразимо долго. Роковая смесь тщеславия, надежды и жалости родила во мне упорство. Я сочла своим долгом ему помочь — не сомневаясь, что при верном руководстве из Девственника можно вылепить чуткого любовника. Главное — внушить ему уверенность в себе, вот только каким образом, я точно не знала, а уж мой подопечный тем более. От перспективы впервые в жизни оказаться в койке его разбил паралич: на лице застыла ухмылка, руку будто намертво приклеило к моей груди.
