Кэтлин Уинзор - Любовники

Джасинта осторожно двинулась вперед по неровной болотистой белой земле, дошла до края Лимонадного озера, затем сделала несколько шагов в гору. Весь этот день она замечала вокруг крупных черных птиц с неприятными пронзительными голосами, которые парили или пролетали, хлопая крыльями, над каретой, а когда она спросила у возницы, что это за птицы, тот ответил, что это вороны, которых очень много в здешних местах. К своему удивлению, Джасинта почувствовала, что ей становится все труднее дышать. Она решила, что это из-за высоты, которая достигала здесь почти восьми тысяч футов. По-прежнему испытывая крайнюю подавленность, вызванную мрачным видом Ревущей горы, Джасинта повернулась к ней спиной, лицом к Лимонадному озеру, устремив свой взгляд за него, вдаль, где за луговиной возвышалась величественная гора, покрытая сосновым лесом.

Наконец, когда ей удалось восстановить дыхание, она медленно осмотрелась вокруг и, чуть приподняв юбки, посмотрела вперед и вверх.

Прямо над собой, на расстоянии не более трех футов, Джасинта увидела почти обнаженного мужчину. Вскрикнув от удивления и неожиданности и пошатнувшись, она отпрянула назад и ринулась вниз по кромке горы; ее сердце стучало с неимоверной силой, казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Высокие каблучки увязали в топкой и бугристой земле. Ей удалось пробежать всего несколько ярдов, когда она споткнулась и начала падать; зонтик выпал из рук, которые она раскинула, словно пытаясь поймать саму себя.

В это мгновение он оказался совсем рядом, и Джасинта упала прямо в его объятия, ему на грудь, несколько секунд оставаясь без движения и боясь поднять глаза. Она совершенно не видела его, но с ужасом ощущала, что находится в руках обнаженного гиганта.

До конца осознав это, она стала неистово вырываться из его рук. Бросив на него мимолетный взгляд, решила, что это — индеец, и уже не сомневалась, что он собирается ее оскальпировать.

— Отпустите меня! — закричала она не своим голосом, и, к ее удивлению, мужчина повиновался.

— Разумеется, — вежливо отозвался он.

Совершенно сбитая с толку его чистой английской речью, Джасинта отступила назад и посмотрела на мужчину. Нет, это не индеец. Скорее всего, не индеец, может, полукровка. Ей было очень трудно разобраться в подобных вещах, поскольку индейца она не видела ни разу в жизни. Незнакомец был очень высок, рост — примерно шесть футов четыре дюйма, а когда он стоял над ней на склоне горы, то вообще казался гигантом. Его обнаженное тело (ибо на нем не было ничего, кроме набедренной повязки) сверкало на солнце, напоминая собой отполированное красное дерево. Широченная грудь и мускулистые плечи производили весьма сильное впечатление. Туловище очень симметрично сужалось в направлении плоского живота и широко расставленных ног. В его позе было что-то внушающее благоговейный страх и в то же время некая царственность, лишенная всякой застенчивости… когда он позволял ей рассматривать себя. Джасинта не осознавала, что буквально впилась в него глазами, ошеломленная могучим и величественным зрелищем.

Затем, поняв, как смотрит на него, она ужаснулась тому, что он может подумать о ней. Она никогда раньше не разглядывала мужчину так пристально. Конечно, ни разу в жизни Джасинта не видела человека с такой впечатляющей внешностью. Однако это не оправдание и не повод, чтобы так беззастенчиво пялить глаза на незнакомца. Она сочла свое поведение бесстыдным, у нее запершило в горле и кровь прилила к щекам.

— Это все потому, что вы так одеты… — тихо проговорила Джасинта, словно оправдываясь.

Тут он резко откинул голову назад и разразился совершенно искренним смехом. Джасинта снова вспыхнула, но на этот раз от негодования: его смех оскорбил ее до глубины души, к тому же она почувствовала, что повела себя слишком глупо и соответственно выглядит его глазах. Потом припомнились оскорбления и обиды, которые пришлось претерпеть от возницы-грубияна, и, наконец, она ощутила страшную усталость от долгого и утомительного путешествия. Ей даже захотелось заплакать, чтобы хоть как-то успокоиться. И все же незнакомец настолько поразил ее, что даже теперь, когда он смеялся, она продолжала наблюдать за ним своими темными сверкающими изумленными глазами. Он будто околдовал ее.

И это не было обычное восхищение красивым телом, хотя оно и поразило ее; он покорял своей особенной, дерзкой и мужественной красотой и казался человеком свободным до полной непредсказуемости в поступках. У него были черные глаза, черные волосы и безукоризненно ровные и пугающе белые зубы. На голове возвышался индейский головной убор из белых и красных перьев, торчащих во все стороны, а по спине ниспадающих до самой земли. Да, воистину он производил весьма экстравагантное впечатление. Все в нем: поза, внешность, дерзость поведения — было воплощением истинной и необузданной мужественности.

«Он красив, — подумала она. — Боже мой, до чего он красив! Откуда он и что здесь делает?.. А что, в конце концов, делаю здесь я?» — тут же мелькнуло у нее в голове.

— Вы ехали сюда мимо Водопада Духов? — осведомился он, и на губах его снова появилась дерзкая улыбка.

— Не знаю. Меня привез довольно противный тип в карете. Нас так сильно трясло, что я боялась сломать себе шею.

— Вас, должно быть, привез Грант, — рассмеялся он. — Он всегда носится как черт. — Незнакомец пожал плечами. — Впрочем, почему бы ему так не ездить? — Сейчас мужчина улыбался Джасинте, и она улыбнулась ему в ответ, хотя понятия не имела, что в их разговоре могло вызвать даже подобие веселья. Просто она ответила улыбкой на улыбку, чтобы сделать ему приятное.

К своему удивлению, Джасинта почувствовала, что больше не боится и даже не испытывает усталости. Напротив, ей здесь почему-то стало нравиться. Наверняка она переживала самое волнующее приключение в своей биографии, а этот почти обнаженный мужчина, кто бы он ни был, только усиливал ее интерес к происходящему. Когда она стояла и смотрела на него, ей казалось, что ее нервы напряглись, как струны, и тихонько трепещут. Это опьяняло ее.

«Любая женщина ожидала бы одного — момента, когда такой мужчина ее изнасилует.

Джасинта!»

Она ужаснулась своим мыслям. Откуда в ней такое? Однако что-то зловещее было в этом человеке, его мощный магнетизм внушал ей подобные мысли буквально через две минуты после их встречи.

Вокруг него и над ним шипел, плыл и струился пар. В воздухе стоял сильный запах серы, который то и дело бил Джасинте в лицо, отчего ее ноздри протестующе раздувались. Небо было неестественно синим, полным больших белых облаков.

— Странно, — проговорила она после того, как они несколько минут молча разглядывали друг друга. При этом Джасинта ощущала слабое головокружение. — Мне известно, что мы никогда не встречались прежде, и все же мне кажется, что я знакома с вами.

— Конечно, — прозаично отозвался он. — Вы знакомы со мной всю свою жизнь.

— Знакома с вами?!

— Разумеется. Каждый человек составляет свое собственное представление о дьяволе.

— О! — только и вздохнула она.

Головокружение сменилось неким подобием тошноты. Она почувствовала рези в желудке. Наконец-то Джасинта поняла, куда ее занесло после того, как она сошла с поезда этим утром и неприятно ухмыляющийся возница предложил сесть в его карету. Но так хотелось не терять надежды, что все происходящее окажется просто кошмаром и очень скоро она проснется у себя дома, в собственной постели.

— Значит, я умерла. Моя жизнь завершилась. И я никогда больше… — Она в ужасе глубоко вздохнула. Я никогда больше не увижу моих детей! Мальчик и девочка (мальчик четырех лет, а девочка — двух) были самыми милыми, самыми любимыми ею существами. Она боготворила их больше всего на свете… может, кроме Дугласа.

И Дугласа она тоже никогда больше не увидит.

Джасинта поднесла изящную руку, затянутую в перчатку, ко рту и растерянно посмотрела на мужчину. Но теперь она не видела его и даже не понимала, что он по-прежнему стоит, наблюдая за ней. Джасинта закрыла глаза, молча качая головой; тяжелое чувство медленно овладевало всем ее телом, лишая последней надежды и оставляя лишь глубочайшее отчаяние, которое с каждым мигом росло все сильнее и сильнее, переполняя собой все ее существо, переливаясь через край, с силой швыряя ее в бездонное, безграничное море горечи, страданий и тоски.

Все кончено… все… вся ее жизнь, которую она воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Теперь ей казалось, будто…

По-прежнему не открывая глаз, Джасинта погрузилась в воспоминания: ночь, она сидит в детской с детьми, с которыми проводит намного больше времени, чем большинство женщин ее круга. Самые счастливые часы те, когда наступает время укладывать детей спать. Иногда она думала, что эти часы стали для нее самыми драгоценными потому, что они были ближе всего к тем, когда дети просыпались утром. Тогда к ним совсем ненадолго присоединялся муж. Джасинта не возражала, поскольку считала, что мужчин, вероятно, больше интересует само существование детей, чем длительное общение с ними. Честно говоря, ей даже нравилось, что его интерес к детям поверхностен и проявляется чисто по-мужски. Будь все иначе, наверняка ее раздражало бы его посягательство на ее исключительное право владения детской. Это были ее радость и ее привилегия — прижимать детишек к себе, целовать и баюкать, наблюдать за их играми и участвовать в них. Плоть от моей плоти — она со всей страстью воспринимала эти волшебные для нее слова.