Даже в полутьме Брианна отчетливо видела, что в серых глазах этого сына прерий полыхала неистовая ярость, и это было явным свидетельством того, что хозяин конюшни лжет.
Подойдя ближе, Най бросил на нее пристальный взгляд, словно пытался рассмотреть выражение лица, скрытого под вуалью.
— Я не хотел вас обидеть, мадам, — произнес он.
Стоявший возле нее Шон кашлянул, пытаясь прочистить горло.
— Миссис Вайт, это тот самый мужчина, о котором я вам говорил. Его зовут Коламбус Най. Именно этого человека мы с мамой наняли для вас в качестве проводника, чтобы он помог вам добраться до Индепенденса.
Брианна от удивления раскрыла рот, но так и не проронила ни слова. Она с ужасом смотрела на стоявшего перед ней грубого и грязного мужчину. Она ощутила сильный приступ тошноты, и у нее все поплыло перед глазами. Этот мужчина, женатый на индианке, мужчина, в чьих волосах кишмя кишели вши, был таким же жестоким, как и тот, от кого она пыталась убежать.
Коламбус Най присел на корточки и оперся о наружную стену конюшни. Взяв в руки небольшую деревяшку, он начал что-то вырезать из нее. Ловко орудуя ножом, он вскоре превратил кусок дерева в маленькую пуму. Эта фигурка была уменьшенной копией настоящей дикой кошки. Вырезая пуму, он из-под низко надвинутой на глаза шляпы все время осторожно наблюдал за вдовой, которую он согласился сопровождать в Индепенденс. Она пробиралась через двор конюшни, с величайшей осторожностью обходя вонючие лужи и кучи дерьма.
Наверное, если бы он смог определить ее возраст, то кровь в его жилах побежала бы быстрее при виде отделанных кружевом нижних юбок и изящных, затянутых в черные чулки, ножек, которые выглядывали из-под многочисленных юбок, когда она осторожно приподнимала их, пытаясь обойти очередное препятствие. По правде говоря, она могла быть и просто безобразной восьмидесятилетней старухой, страшнее самой страшной распутной девки, с лицом, побитым оспой.
Одежда полностью скрывала ее тело, и он так и не смог найти ни малейшего обнаженного участка кожи. Даже ее руки были плотно обтянуты белыми перчатками — ничего нелепее этих перчаток ему еще не доводилось видеть. Однако он успел заметить, что у нее была стройная фигура, которую не смогли скрыть ни черное платье, ни плащ. У нее был молодой и звонкий голос, но это еще ни о чем не говорило.
Он прожил семнадцать лет среди дикой природы и поэтому имел необычайно острые зрение и слух. А еще он стал на редкость проницательным человеком и сразу понял, что эта женщина под своими черными одеждами и шляпой с густой вуалью скрывает не только свой возраст.
Человек не сможет выжить в дикой природе, если он не научится мгновенно принимать решение, увидев, как из кустов вспорхнула малиновка или как отразился лучик солнца не там, где этого можно было ожидать. И решения эти должны быть правильными. Кроме того, он должен уметь достаточно быстро бегать, чтобы уберечься от любой подстерегающей его опасности, будь то медведь-гризли или босоногий воин в полной боевой раскраске.
Коламбус Най очень хорошо усвоил все эти уроки, за что и получил от индейцев прозвище Человек Не Ведающий Страха.
Однако в данный момент он чувствовал себя абсолютно беспомощным и даже немного напуганным. Все его знания и навыки оказались совершенно бесполезными, он просто не знал, как вести себя с «настоящими леди». Казалось бы, они тоже говорили на английском языке, но на каком-то ему совершенно непонятном английском языке.
Сейчас он наблюдал за тем, как мальчишка О’Кейзи показывал вдове лошадь, на которой ей предстояло ехать верхом. Най мог поклясться в том, что это не он сейчас был обескуражен и напуган, а как раз она. И боялась она совсем не того, что ей предстоит совершить путешествие в его обществе — в обществе грязного и потрепанного мужа индианки.
Обычно Най никогда не проявлял излишнего любопытства, но сейчас ему почему-то очень захотелось узнать, кто эта женщина и от чего (или от кого) она пытается убежать. Скорее всего, она просто хочет присоединиться к своей сестре и вместе с ней с попутным караваном добраться до Орегона. Именно поэтому он согласился взяться за эту работу. Он не мог не признать, что все это довольно странно. Будь он человеком здравомыслящим и практичным, он бы никогда не променял спокойную и безопасную жизнь в Штатах на скитания по диким лесам и прериям.
Однако и в молодые годы ему не довелось узнать, что такое спокойная и безопасная жизнь. Он провел свою юность на грязных улицах и в доках Сент-Луиса, и поэтому ему было нетрудно приспособиться к жизни на диком Западе. В данный момент он был совершенно сбит с толку и не знал, как ему себя вести с женщиной, которую ему представили как миссис Брианну Виллард.
Его смутило еще одно обстоятельство. Он слышал, что Шон О’Кейзи назвал ее миссис Вайт, когда сообщил ей о том, кто будет ее проводником.
Похоже, эта женщина происходила из богатой семьи. Она почему-то напоминала ему молодую и свежую траву, которая пробивается весной из-под пожухлой прошлогодней листвы. Если она сможет взобраться верхом на лошадь, то уже это будет для нее огромным достижением. Похоже, ей раньше никогда не доводилось сидеть в седле. Хотя ее лицо и было скрыто вуалью, он был уверен в том, что оно такое же бледное, как и белый кружевной воротник ее чопорного черного платья. Он готов был поклясться, что под юбками ее коленки дрожали мелкой дрожью.
Когда парнишка принес дамское седло и водрузил его на ее кобылу, Наю захотелось немедленно сбросить эту штуку на землю. Однако за многие годы он уже не раз убеждался в том, что все познается на практике. И чем труднее урок, тем лучше он усваивается. Он был уверен, что она выбросит эту бесполезную кожаную вещицу еще до того, как они покинут двор конюшни. Никакая уважающая себя лошадь не потерпит, чтобы на нее надели дамское седло.
— Она готова, мэм, — услышал Най слова Шона — мальчишка закончил привязывать корзину, саквояж и свернутые валиком постельные принадлежности, которые принесла из их повозки мать Шона.
Миссис Виллард, или какое там у нее настоящее имя, наклонив голову набок, внимательно посмотрела на Ная. Она явно нервничала и сейчас напоминала ему воробья, сидящего на дереве, возле которого собралась целая стая котов.
Мальчик поставил рядом с лошадью деревянный ящик.
— Залезайте сюда, потом возьмитесь рукой за луку седла и вставьте левую ногу в стремя, — тихо, чтобы никто кроме вдовы не мог его слышать, произнес он.
Однако Най, словно сокол, который парит высоко в небе и, тем не менее, замечает даже маленькую мышку, притаившуюся в траве, прекрасно слышал их разговор.
— Где находится стремя? Нет, только не показывай пальцем, — шепотом попросила вдова.
Почувствовав нервозность всадницы, кобыла рванулась в сторону, едва не сбросив на землю женщину еще до того, как она успела просунуть ногу в стремя. Она осталась в седле только потому, что ее крепко держал Шон.
Коламбус Най быстро спрятал нож и поднялся на ноги. Буквально в мгновение ока он вскочил в седло и, скосив глаза, посмотрел на саквояж и корзину, которые были на лошади вдовы.
— Это весь ваш багаж?
Она кивнула в ответ, но не проронила ни слова. Это несколько огорчило Ная, так как ему хотелось еще раз услышать ее голос. Когда он услышал его в первый раз, ему показалось, что он мягкий, как пушистое оперение на груди орла, и трепетно-робкий, как дрожание осиновых листочков, которые шевелит летний утренний ветерок.
— Напишите мне, — сказала пожилая женщина, положив руку на колено миссис Виллард.
Вдова посмотрела на нее и ее сына. Най почувствовал, что при расставании с друзьями ее неожиданно охватила паника, и невольно проникся к ней уважением, когда она, поборов свой страх, заговорила с ними.
— Берегите себя, я боюсь… — она замолчала и, оглянувшись, выразительно посмотрела на Ная, давая ему понять, что не хочет, чтобы он слышал ее слова.
Однако он остался на месте, и, уже повернувшись боком к пожилой женщине, она сказала:
— Прощайте, дорогая миссис О’Кейзи. Я вас никогда не забуду. Вы были для меня больше, чем просто экономка. Надеюсь, что я смогу отплатить вам за вашу доброту и за то, что вы сегодня для меня сделали.
— Не стоит благодарности, дитя мое. Просто будь счастлива, и это станет самой лучшей наградой для нас.
Най молча кивнул женщине и ее сыну на прощание, а потом легким толчком направил своего серого в яблоках жеребца в сторону улицы. Вдова же возгласом заставила свою кобылу тронуться с места и последовала за ним. Она так неестественно прямо сидела в седле и с таким мужеством и чувством собственного достоинства управляла лошадью, как будто теперь ничего важнее для нее не было. Он умерил бег своего коня для того, чтобы она не отставала, надеясь, что его присутствие придаст ей уверенности и поможет преодолеть страх.
