Он теперь так близко стоял к ней, что Эйприл ощущала тепло его тела своей обнаженной спиной. Его рубашка слегка задевала ее кожу, и от этого его близость становилась для нее невероятной пыткой.
— И все же я никак не могу понять тебя, — неумолимо продолжал говорить он тихим голосом, ставшим еще более глубоким. — Что-то заставляет тебя прятать свою чуткую, отзывчивую душу. Ты никого не подпускаешь близко к себе. И в то же время ты позволила себе расслабиться со мною. Полностью. Почему, Эйприл?
Она не ответила, не желая говорить тех слов, которые ему хотелось услышать, которые ему нужно было услышать. Теперь она мысленно умоляла его продолжить свою речь. Но он, черт побери, молчал.
Наконец она прошептала, задыхаясь от волнения:
— Потому что я не в силах была совладать с собой.
Она почувствовала, что он отодвинулся от нее, и едва сдержалась, чтобы не закричать от обиды, чтобы не попросить его вернуться. Ей просто хотелось, чтобы он проник в нее, глубоко-глубоко. Зачем он заставляет ее анализировать причины, побуждавшие ее к этой близости? Склонив голову, она коснулась лбом планок жалюзи.
— Меня огорчает это, Эйприл. — За его мягким голосом скрывалось едва сдерживаемое раздражение. — Я хочу тебя. Здесь. Сейчас. На этом столе. На полу. Возле этой чертовой стены. Хочу, хочу тебя. Всю тебя, до конца и без всяких сожалений. Мне кажется, ты тоже этого хочешь. Но ты не уверена в последнем.
Он резко придвинулся к ней, и она всей спиной почувствовала его тело, прижавшееся к ней. И этого соприкосновения двух тел было достаточно, чтобы его желание переросло в непреодолимую жажду.
— Мне нужно, чтобы ты была уверена, что не станешь раскаиваться.
Эйприл знала, что им не избежать этого, что они будут заниматься любовью. Она поняла это, когда целовала его под жакарандовым деревом. Но теперь она знала и то, что это не будет просто физическим совокуплением, просто удовлетворением потребности организма. Нет. Он слишком хорошо разобрался в ней. И в то же время сколько еще в ней было непознанного, неизведанного им! Эта связь не пройдет для нее бесследно.
Через несколько недель он уедет; и в эту минуту она вдруг поняла, что станет богаче, отдав ему всю себя без остатка, — и получив взамен то, что он отдаст ей.
— Никаких раскаяний, — искренне ответила Эйприл. Однако она еще не находила в себе силы не поддаться искушению приникнуть к нему, полностью потеряв над собой контроль, и стояла, боясь пошевелиться.
— Я знаю, что кто-то, что-то заставляет тебя сомневаться в себе. И мне не хочется, чтобы эти сомнения проникли в наши отношения. Ты согласна со мной? — Он сопроводил свой вопрос поцелуем, невероятно нежно дотронувшись губами до ее чувствительной шеи.
Он все понимал. Он видел ее насквозь, и у Эйприл не осталось ни малейшего сомнения в том, что он станет заботиться о ней, оберегать ее — ее тело, ее память, ее душу — так, как не делал никто другой. Да и не мог сделать. Его чутье, его удивительная интуиция действовали на нее так же опьяняюще, как и его тело, его слова. Эйприл начала таять.
Джек застонал.
— Между нами не должно быть никаких недоговоренностей, милая. Боже, как сильно я хочу тебя! — Он раскрыл большую черную заколку, удерживающую узел ее волос, подставив свое лицо под их блестящие, водопадом спадающие волны, и, коснувшись губами шеи возле ее уха, прошептал: «Мне нужно видеть тебя». Потом притянул ее податливое тело к груди и, дернув шнур жалюзи, полностью поднял его, впустив в комнату белое лунное сияние.
Обняв ее за талию, он зарылся лицом в ее волосы, думая только о том, как заставить себя не спешить, как не поддаться желанию овладеть ею сию же минуту. Ему хотелось насладиться каждым ее вдохом, каждым выдохом. Господи, ему хотелось опуститься с ней прямо на этот холодный твердый пол. Его ноздри снова вобрали в себя сладкий аромат ее духов, к которому примешивался едва различимый мускусный запах, исходивший от ее кожи, и сердце Джека забилось еще быстрее. Призвав на помощь всю свою силу воли, он попытался собрать остатки самообладания лишь для того, чтобы два ее слова полностью лишили его рассудка.
— Прикоснись ко мне.
Он закусил щеку. «Черт, если я сделаю это, я уже не смогу остановиться».
— До тех пор, пока твоя кожа каждой своей клеточкой не почувствует меня.
— Да.
Не тратя больше времени на слова, Джек провел дрожащими пальцами вверх по ее рукам и коснулся ее плеч. Потом его ладони заскользили вниз по шелку ее платья, с полностью закрытой грудью, но открытым с боков. Эйприл отрывисто вздохнула, когда его пальцы пробрались под шелестящую ткань и накрыли ее нежные округлости.
— Какие они мягкие и приятные, — медленно прошептал он ей на ухо.
Не выпуская этих соблазнительных холмиков из своих ладоней, Джек стал тихонько поглаживать ее соски кончиками пальцев. Ее дыхание стало прерывистым, и он неожиданно почувствовал еще более сильный прилив желания. Изо всех сил стараясь не терять над собой контроля, Джек продолжал нежно массировать ее соски и был вознагражден тем, что ее груди набухли и потвердели в его больших руках.
С невероятным трудом сдерживаясь, чтобы не разорвать зубами платье, наглухо застегнутое на шее, он заставил себя снять ладони с ее груди и, не отрывая рук от ее теплой кожи, добрался до плеч и приподнял черную волну волос.
— Я хочу, чтобы ты видела мои руки на своем теле. — Он расстегнул одну за другой перламутровые пуговицы, стягивающие шелковый покров на ее шее, и ткань скользнула вниз. Платье держалось теперь только на тонком золотистом ремешке, обхватывающем ее талию.
— Боже правый, как ты красива. — Джек прижался подбородком к плечу Эйприл и стал шептать ей на ухо: — Посмотри на свою грудь. Посмотри, как мои руки ласкают ее. — И при этих словах его пальцы принялись медленно обводить затвердевшие бугорки ее сосков, заставив ее вздрогнуть и задохнуться горячей волной возбуждения. — Какие они маленькие, и в то же время какое совершенство формы!
Эйприл не могла больше молчать.
— Какие большие и нежные твои руки. — Он на секунду замер, и, когда на его большие и сильные ладони легли ее — слабые и маленькие, — руки его продолжили ласкать ее. Каждое его движение, каждое его слово настолько возбуждали ее, что она чувствовала какую-то странную, удивительную невесомость, воздушность своего тела, и в то же время еще никогда в жизни она не была так материальна, не была в таком тесном контакте сама с собой. И даже не надеялась, что такое может когда-нибудь повториться. Может быть, только с ним.
Она следила глазами за тенями, которые отбрасывали в лунном свете его ладони на ее теле, а он шептал ей на ухо, до чего собирается дотронуться в следующий момент. И она, сама того не замечая, постанывала от наслаждения. Это было каким-то безумием — в ней кричали, требовали своего только дикие первобытные инстинкты.
— Повернись ко мне. Дотронься до меня.
Она сделала так, как он просил, и Джек мысленно проклял эти длинные лунные тени, которые не давали ему видеть ее. Тогда он приподнял ее и усадил на узкий подоконник; ее спина прижалась к холодному стеклу, он нагнулся к ней и стал жадно вдыхать ртом ее прерывистое дыхание. Потом положил ее руки себе на шею и стал страстно целовать губы Эйприл. Он пил ее. Пил всю до дна.
Их языки сплелись в сладостном поединке, и Джек, застонав от блаженства, приподнял подол ее юбки и прижал ноги девушки к своим бедрам. С усилием оторвавшись от ее рта, он прошептал:
— Не впускай меня, — и принялся целовать ее грудь.
Когда его горячие губы легонько потянули сначала один, потом другой сосок, сделавшиеся выпуклыми и твердыми, все тело Эйприл затрепетало.
— Сними с меня рубашку, — резко приказал он. — Я хочу чувствовать тебя своей грудью.
Голова Эйприл была как в тумане, и непослушным рукам с трудом удавалось стянуть с него рубашку. Теперь, когда он был наполовину обнажен, она не стала обнимать его, как минуту назад. Просто не могла. Не сейчас. Сейчас она испытывала потребность в другом — ей хотелось попробовать его на вкус точно так же, как это делал он. Медленно, миллиметр за миллиметром исследовать его кожу влажным языком.
Она почувствовала, как по телу Джека пробежала дрожь, и ее сердце начало отсчитывать бешеные удары при мысли о том, что он тоже ходит сейчас по самому краю головокружительной бездны страсти. Эйприл приблизилась губами к пульсирующей жилке на его шее, которую так эротически освещала луна, и стала нежно целовать. Потом провела по ней языком и слегка прикусила губами. Внезапно Джек отшатнулся. Он глубоко и прерывисто дышал, и грудь его поднималась и опускалась.
Эйприл вдруг очнулась от своего томительно-сладкого полузабытья и, еще не совсем понимая, что происходит, сказала первое, что пришло на ум:
— Я сделала тебе больно?
