Адриан в бешенстве повернулся к хирургу. Господин Вейль втянул голову в плечи.
— Но, господин граф… гм… я сам ничего не понимаю… гм…
— Зато я понимаю! Вы были на борту «Красавицы» и познакомились там с моей сестрой! — вскричал Адриан, на мгновение потеряв все свое хладнокровие.
— Вашей сестрой? — ошеломленно повторил господин Вейль.
— Да, сударь, моей сестрой Батистиной де Вильнев-Карамей. Сбежав от нас, она взяла имя Батистины де Бургиньон.
— Да, да… я понимаю, понимаю, — слезливо бормотал господин Вейль, который ничего не мог понять, — значит, этот слабоумный тоже ее…
— До этой злосчастной дуэли мой брат находился в здравом уме и памяти! — в бешенстве произнес Адриан, готовый уже растерзать несчастного врача.
— О! Значит, он тоже… тоже брат мадемуазель?
Бедный хирург так и не смог выговорить застрявшее в горле имя.
— Нет, сударь… он… ОН ЕЕ ЖЕНИХ!
При этих словах Адриана господин Вейль схватился за сердце.
— Ах, господин граф… что я наделал, Господи? Ее жених… но… но она пришла ко мне с совершенно другой историей… О, я должен рассказать вам все!
Хирург достал из кармана клетчатый носовой платок, чтобы высморкаться и осушить глаза.
— А-дри-ан! — чей-то хриплый вздох прервал излияния судового врача.
Вздох послышался из угла. Адриан метнулся к брату и встал рядом на колени.
— Боже мой, господин Флорис! — пролепетал старый Грегуар.
— Барчук! — взревел Федор.
— Майский Цветок! — пропел Ли Кан.
«Мой дорогой хозяин!» — подумал Жорж-Альбер.
Адриан что-то шептал, подняв свечу над лицом умирающего. Исхудалое лицо было по-прежнему бледным, но глаза, хотя и обведенные черными кругами, сверкали напряженным блеском. Адриан задрожал. Неужели конец?
— Жо…рж… Аль…бер… Она была…
Обессилев, Флорис откинулся на подушки. Испуганный Адриан склонился над ним, готовясь к самому худшему. Он приложил ухо к груди умирающего. О, чудо! Тот ровно дышал. Да, он не умер, он спал.
— Ах, друзья мои… доктор… Спасибо вам, спасибо! Флорис спасен! Спасен! — вскричал Адриан.
Ответом ему стал ужасающий грохот. Постоялый двор обвалился, погребая под своими обломками все живое…
— Сюда!
— На помощь!
— Вытащите нас, черт возьми!
— Эй, помогите!
— А ну, поднимай! Тащи, говорят тебе!
— Эй, наверху, скорее!
Повсюду раздавались проклятья и сдавленные крики. Последствия урагана были ужасны. Измученные жители Нового Орлеана потихоньку выбирались из полуразрушенных или обвалившихся домов. Постепенно площадь д’Арм заполнялась народом.
Здесь распоряжался губернатор:
— Не поддавайтесь унынию, крепитесь! Мы все отстроим заново, друзья мои, и новые дома будут куда крепче… А пока надо похоронить мертвых, иначе начнется эпидемия… По городу бродят бешеные собаки — убивайте их без жалости! Нам нужно много рабочих рук… Пусть колонисты подадут пример своим рабам. За грабежи, вооруженные стычки и дуэли мы будем карать со всей суровостью… Пойманный на мародерстве раб будет немедля предан смерти! А сейчас я призываю добровольцев на разгрузку «Луары» и «Дофина»… Мы еще можем спасти зерно и скот… быстрее принимайтесь за работу, на счету каждая минута!
Уцелевшие новоорлеанцы с тревогой поглядывали на Миссисипи. После проливных дождей река поднялась по меньшей мере на пятнадцать футов. В черных волнах колыхались вырванные с корнем деревья. В верховье затонули более мелкие суда — такие, как «Опал» и «Пчела». Многие уверяли, будто все устье затоплено.
Постепенно площадь пустела. Белые и негры бросились выполнять приказ губернатора, ибо голод в равной мере угрожал всем. Сетовать было некогда, ведь урожай погиб безвозвратно. Ураган, бушевавший в течение пяти дней, уничтожал все на своем пути. Там, где пронесся штормовой ветер, не осталось ни одного целого дома — большая их часть лежала в руинах.
— Клянусь Петром и Павлом, барин, какое печальное зрелище!
Казак Федор не отрывал взора от множества мертвых птиц, усеявших затопленные берега реки. Адриан с грустью покачал головой. Их самих спасло чудо. В свое время хозяину постоялого двора пришла в голову здравая мысль сделать в погребе каменный свод, чтобы хранить там ветчину и бутылки с мускатным вином. Непросто было выбраться из завала, однако Федор не знал себе равных в поднятии тяжестей — ни камни, ни деревянные сваи не смогли устоять перед этим колоссом. Они вылезли из своего подземного укрытия — бледные и заросшие, но невредимые. Им повезло, ибо несчастные лошади погибли в конюшне все до единой — за исключением рыжей кобылы Флориса, которую так и не смогли найти. Возможно, она носилась теперь в испуге по затопленным лугам…
— Как ты, брат?
Адриан бережно взял под руку Флориса, а тот лишь прищурил глаза, вновь обретшие изумрудный блеск. Как и все остальные, он был бледен и грязен, но держался очень прямо и твердо ступал по земле.
Господин Вейль был свидетелем поразительного выздоровления молодого человека. Четыре дня Флорис провалялся на своем матрасе и съел почти половину всех запасов хозяина. Едва поднявшись, он уже не мог усидеть на месте. Неожиданное появление Жоржа-Альбера страшно его обрадовало, однако он не задал ни единого вопроса, словно так и должно быть. Со своей стороны Жорж-Альбер, хоть и был несказанно счастлив вновь увидеться с Флорисом, не отказал себе в удовольствии приложиться к мускатному вину, которое помогло ему скоротать время в погребе. Бури он почти не заметил — по правде говоря, все эти четыре дня Жорж-Альбер не просыхал.
— Ого! Кто-то кричит!
Жорж-Альбер привстал на плече хозяина, где разместился столь непринужденно, как если бы они никогда не расставались.
Флорис скривился от боли. Раны его еще не зарубцевались.
— Эй, мой повелитель! Вы что, оглохли? Зовут на по…
Писк обезьянки прервали отчаянные вопли.
— Река… Река выходит из берегов!
На повороте улицы показалась женщина в мокрых и разорванных юбках. Она, задыхаясь, кричала:
— Быстрее, Жасмен… быстрее, пошевеливайся, лодырь!
С этими словами госпожа де Сент-Эрмин стала молотить зонтиком по плечам своего раба. Тот волок тележку, заваленную одеждой, шляпками, посудой, кухонной утварью, занавесками, зеркалами и шкатулками. Три парика свалились в грязь, но старая кумушка этого, к счастью, не заметила.
— Куда вы направились, Жозефа?
Маргарита Фокон дю Мануар тычками гнала перед собой двух негритят, навьюченных узлами.
— Искать убежища за городом…
— Говорят, на протоках еще хуже, все затопило…
— Господи, какое несчастье! Куда же идти?
— И есть там совершенно нечего!
— Маисовые поля «поплыли»…
— Урожай риса погиб!
— Нас ждет голод!
Последняя реплика принадлежала мадемуазель Александрине, которая, прихрамывая, семенила за нагруженной доверху тачкой.
— Позвольте, милые дамы…
Флорис, Адриан и их спутники галантно помогли старым жабам переправиться через топкий от грязи ручей. Они хотели даже проводить их до городских ворот, но тут до них донеслись стоны вперемежку с проклятиями.
— Помогите, я погибаю!
— Откройте же нас, дьявольщина!
— Тону! На помощь, скорее!
Сомневаться не приходилось — вопли раздавались из-под обломков тюрьмы. В подвале кто-то барабанил в дверь. Липкая жижа заливала подземелье.
Флорис с Жоржем-Альбером на плече и Адриан устремились к руинам. Федор, Ли Кан и Цицерон ни на шаг не отставали от своих господ.
— Ох! Помо…
Из-под груды досок раздавалось сипение.
— Держитесь! Сейчас мы вас освободим!
Все пятеро дружно принялись за работу. Флорис бледнел на глазах. Ему было трудно нагибаться из-за ран, но он с какой-то горькой радостью терпел мучительную боль.
«Не надо бы ему так надрываться, да разве он меня послушает!», — размышлял Жорж-Альбер, примостившись на ветках поваленного дерева, откуда внимательно наблюдал за спасательными работами. Громадная балка весом в пятьсот фунтов преграждала проход.
— Расступитесь, барчуки, предоставьте это Федору!
Казаку нравилось показывать свою силу. Поплевав на ладони, он наклонился и одним махом вытащил побуревшую от воды сваю.
— О, спасибо, спасибо, господа!
Из дыры вылезли Яан Легалик и Эрнодан де Гастаньяк, вымазанные с ног до головы.
— Ой, я тону, помогите!
Появилась взъерошенная голова графа дю Роше. Бедняга выглядел очень жалко. Федор и Ли Кан вытянули его под мышки, а затем поставили на ноги. Он тут же бросился с протянутой рукой к Флорису.
— Слава Богу, сударь, вы живы! Я никогда не простил бы себе!
В зеленых глазах Флориса сверкнула молния.
«Уй-ю-юй! Женихи собрались, сейчас начнется!», — тревожно подумал Жорж-Альбер.
