— Вот, милый, — сказал смеющийся женский голос.
Эти слова отдались в мозгу громким эхом, и у Клея сразу же заболела голова.
Она вручила ему новенький бумажник.
— Поздравляю с Рождеством самого крутого мужчину на свете, — хрипловато добавила она и поправила свои длинные белокурые волосы.
Он рассмеялся.
— Я совсем не такой крутой.
Светлые брови приподнялись, алые губы изогнулись, и она, чувственно покачивая бедрами, шагнула навстречу.
— Да ну? — прошептала блондинка и потянулась к застежке его брюк. — Давай проверим.
Клейтон через плечо швырнул бумажник на высокий буфет и шумно втянул в себя воздух, когда улыбающаяся женщина начала ”проверку”.
А затем она негромко засмеялась и бросила на него победный взгляд.
Он повалил ее на кровать…
— Клей!
Но у нее не было чарующе темных глаз, которые заглядывали ему прямо в душу. Тех глаз, в которые он смотрел снизу вверх…
— Клей!
Кто-то позвал его. Кто? Туман в голове прояснился.
Он очнулся от туманных видений и смущенно заморгал.
— Клей, что с тобой?
Вошедшая Хоуп не имела ничего общего с пригрезившейся ему высокой длинноногой блондинкой.
Клейтон вздрогнул и повернулся в ту сторону, откуда донесся тихий, такой знакомый голос. Она не была высокой, светловолосой и роскошной, как фотомодель, но пышные блестящие волосы, огромные широко расставленные глаза и хрупкая точеная фигурка делали ее самой прекрасной женщиной на свете.
— Что с тобой? — тревожно нахмурилась вошедшая в комнату Хоуп. — Ты побледнел.
Неужели к нему действительно начинает возвращаться память? Иначе что же может означать этот проблеск?
— Хоуп, я… — Он осекся и понял вдруг, что та, другая, женщина ничего для него не значила. Особенно в сравнении с этой, смотревшей на него сияющими глазами.
— Сядь, — решительно сказала она, поборола страх, который ощутила, увидев его лицо, и легонько подтолкнула к кровати. — Ты дрожишь, Клей.
— Серьезно?
Он не надел рубашку, думала Хоуп, прикасаясь к его обнаженной коже. К удовольствию от этого зрелища примешивалась боль: его грудь и спина все еще были покрыты синяками, а ребра…
— Где твоя повязка? — спросила она, когда Слейтер сел на кровать. — Ты навредишь себе, если ребра не будут стянуты.
— Я принимал душ.
Конечно. Его чуть длинноватые, зачесанные назад волосы были влажными, на плечах блестели капли воды. От него так хорошо пахло… Запах был чистый, свежий… и очень мужской.
— Вижу, — мрачно сказала она. — Сиди смирно.
Хоуп с мрачным видом принялась заново бинтовать его ребра, хотя, стоя на коленях между его раздвинутыми ногами, было трудно сохранять суровость и самообладание.
Когда она прикоснулась к его груди, это стало еще труднее. А лукавая улыбка Клейтона только подлила масла в огонь. Она одарила его мрачным взглядом, притворяясь, что думает только о деле.
Клейтон с невинным видом поднял руки вверх, чтобы не мешать ей.
— Я буду хорошо себя вести, — сказал он тоном, подразумевавшим противоположное.
— Угу. Именно этого я и боялась.
Прозвучал тот самый негромкий чувственный смех, от которого не было спасения. Сердце Хоуп колотилось, руки тряслись, но она продолжала делать перевязку со всей тщательностью, на которую была способна. Когда Хоуп наклонилась, чтобы пропустить бинт через спину Слейтера, ее дыхание коснулось его живота. Мышцы на нем сразу затвердели, мышцы Хоуп тоже. Она скорее почувствовала, чем услышала странный звук, сорвавшийся с губ Клейтона.
Хоуп подняла глаза и быстро спросила:
— Я сделала тебе больно?
Ошибка. Большая ошибка. В смотревших на нее бездонных зеленых глазах загорелись такой голод и такая страсть, от которых у Хоуп захватило дух. Он медленно сдвинул бедра и сжал ими ее бока. Хоуп очутилась в окружении твердых мускулов и обнаженной кожи. Ощущение было головокружительное.
— Клей… — с запинкой окликнула она. Руки Хоуп обнимали Слейтера, держа бинт за его спиной. Шестое чувство позволяло ей ощущать его боль, как свою собственную, даже в том случае, если эта боль не была физической. Она лишний раз убедилась в этом, когда Клейтон заговорил.
— Ты убиваешь меня, — прошептал он, вплетая пальцы в ее волосы. — Не останавливайся.
Она пропускала бинт через спину, поворачивала Клейтона и снова перевязывала его великолепный торс. И раз за разом ее лицо приближалось к обнаженной коже Клейтона. Стоило открыть рот, и она могла бы попробовать ее на вкус. Ох, ей хотелось этого так, что дрожали колени. У Хоуп темнело в глазах, когда она ощущала животом безошибочно узнаваемое прикосновение тугого желвака, подпрыгивавшего при каждом ее движении.
— О боже, — прошептала она, охваченная странным, абсолютно новым для нее чувством. — Клей…
— Тсс… — Он отобрал у нее кончик бинта, сам завязал его и положил руки к ней на плечи. — Я стараюсь не торопить тебя, Хоуп. Но с каждым днем мне делается все… туже. — Глаза Хоуп расширились; она невольно опустила взгляд и увидела то, от чего у нее отвисла челюсть. Заметив ее реакцию, Клейтон тихо засмеялся. — Прости за нечаянный каламбур.
Хоуп в ужасе зажмурилась и почувствовала, что у нее загорелись щеки. А Клей весело продолжал:
— Хоуп, в этом нет ничего нового. Ты входишь в комнату, и мне становится туже. Начинаешь говорить, а мне еще туже. Ты поднимаешь глаза, а мне…
— Вижу, — едва слышно откликнулась она. Да, посмотреть было на что.
Пальцы Клейтона коснулись ее плеча.
— Синяк еще не прошел?
Прежде чем она успела ответить, Слейтер отодвинул вырез ее майки и кончиком большого пальца бережно прикоснулся к оставленной Трентом отметине.
— Не прошел. — Он напрягся, но продолжал легонько поглаживать ее плечо, не сводя глаз со своих пальцев.
Она затаила дыхание и застыла в откровенно эротичной позе — стоя на коленях между раздвинутыми ногами Клея. Ошеломленная Хоуп не расслышала его последние слова.
— Что? — спросила она, поднимая глаза.
Ей нравилось, что Клейтон никогда не отказывался повторить сказанное. Хоуп знала, насколько это раздражает других людей. Он разговаривал с ней удивительно спокойно, нежно. Хоуп понимала, он жалеет ее и в то же время дает понять, что ее глухота не имеет для него никакого значения.
В его присутствии Хоуп забывала о своем недостатке, чувствовала себя более непринужденно, чем с кем бы то ни было… и это тоже пугало ее.
— Трент достает тебя?
— Нет. — Голос Хоуп прозвучал хрипло и неуверенно. Пришлось облизать губы и повторить: — Нет. — Она сумела подняться с колен, но осталась стоять между его ног.
Клейтон смерил ее снизу вверх завораживающим взглядом, и наконец их глаза встретились.
— Ты бы сказала мне, если бы было иначе, не правда ли?
В его глазах горело пламя, а за вежливой формой вопроса скрывалась железная решимость незамедлительно встать на защиту Хоуп.
— Да, Клей, сказала бы.
— Но он пытался связаться с тобой по телефону.
Слейтер был настойчив. И, черт побери, слышал гораздо лучше ее.
— Я избегала его.
— Нужно его отвадить. Я бы с удовольствием сделал это, — грозно прищурился он.
У нее похолодело в животе.
— Клей… ты еще не выздоровел.
Он провел ладонью по ее руке от плеча до кисти, и их пальцы переплелись. Затем Клейтон прижал их соединенные руки к своей груди, и Хоуп ощутила гулкие, тяжелые удары его сердца.
— Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Не… случится. — Тут Хоуп пришлось замолчать, потому что Клейтон, оставив ее ладонь на своей груди, положил руку на ее бешено колотившееся сердце.
— Я вижу, ты женщина, привыкшая к одиночеству, — медленно сказал он, переводя взгляд со своей руки на лицо Хоуп. — У тебя мало кто бывает.
— Мало? Каждый день толпа народу… — Неужели это она говорит таким неуверенным, дрожащим голоском?
— Я говорю о близких тебе людях, — уточнил он, не убирая руки. — Пациенты не в счет, Хоуп.
— Для меня в счет.
— Я не об этом, — мягко возразил Клейтон. Его глаза светились сочувствием.
— Я… — Она едва дышала. Пальцы Слейтера поглаживали ее груди и не давали собраться с мыслями… — Я… довольно замкнутый человек.
— Замкнутый? Черт побери! Я хочу стать частью твоей жизни. Хочу быть с тобой. Пожалуйста, Хоуп, согласись.
Клейтон приблизил к себе Хоуп и прильнул губами к ее шее. Потом уткнулся в грудь и потерся о нее щекой.
— Мне нравится, как бьется твое сердце, когда я рядом. — В голосе Слейтера чувствовалось возбуждение.
— Оно готово выскочить наружу, — еле слышно пробормотала Хоуп.
