— Я буду послушной, правда! — Джинкс, однако, не могла успокоиться, и Эллин подозревала, что ей очень хотелось бы начать прыгать вверх-вниз, как она неизменно делала, если желала выразить свои чувства.
Самолет снижался и наконец побежал по полосе. Шофер уже ждал; он дважды взглянул на маленькую девочку, спешащую вприпрыжку рядом с Эллин, но его голос звучал без удивления, когда он говорил:
— Добро пожаловать, с возвращением, госпожа Дьюрис. — Он взял ее багаж и положил в машину.
Джинкс очень тихо уселась на свое место и стала смотреть в окно, лицо ее было бледным, губы крепко сжаты.
— Дорогая, ты плохо себя чувствуешь?
— Да… Как ужасно ждать! У меня очень болит животик, но это ненастоящая боль — это боль, которая только усиливает мое желание встретить нового папу.
Эллин шлепнула ее по губам. Когда она вступила на опрометчивый путь реванша, она не очень задумывалась о чувствах Джинкс. Будущее ребенка и его комфорт были важными факторами, заслоняющими большую часть мыслей Эллин и вычеркнувшими психологические аспекты. Однако даже если Симон не будет обращать внимания на ребенка, Джинкс смирится с этим. «Дети обычно привыкают к таким вещам». Эллин заметила, что шепчет слишком громко.
Симон приехал как раз перед вечерним чаем. Эллин уже распаковала свои вещи и вещи Джинкс. Естественно, для Джинкс не была выделена спальня, и Эллин думала, что на первых порах она оставит спать ребенка в своей кровати — двухспальной большой кровати, которая стояла в комнате и на которой Симон собирался спать с ней. Позже, когда она познакомится с этим большим домом, Эллин выберет прекрасную комнату для Джинкс и обставит ее такой мебелью, которая понравилась бы маленькой девочке.
Эллин не знала о приезда своего мужа, пока он не постучал в дверь ее спальни и не вошел. Она быстро повернулась от ящика шкафа, в который укладывала нижнее белье Джинкс. Несмотря на то что она приготовилась к этому суровому испытанию, Эллин знала, что лицо ее побледнело. Какой-то момент ее обуревала мысль сказать правду о Джинкс. Но она сумела собраться, думая о своем реванше и больше всего о том желании, которое Симон имел в виду, прося ее выйти за него замуж. Она не хотела быть такой женой. Она не была Эстеллой, желающей продать свое тело за материальные выгоды.
— Итак, ты благополучно прибыла? — Симон вздрогнул, глядя недоверчиво на маленький смерч, возникший в туалетной комнате и двинувшийся в его сторону.
— Ты мой новый папа? — Джинкс глядела вверх на гиганта, стоящего около нее, и добавила беззвучно: — Мамочка не говорила мне, что ты более привлекательный, чем новый папа Дэррил. Ох, но я думаю, ты очень хороший!
Джинкс сжала ладони, будучи в неведении о том, какой удар она наносит мужчине, который продолжал стоять, глядя на нее довольно долго, пока его взгляд не перешел на Эллин.
— Почему ты не попросил у мамочки разрешить мне быть подружкой невесты? Это было несправедливо — заставлять меня уйти к моей тетушке Эстелле, вместо того чтобы быть на свадьбе. — Веснушчатое лицо светилось улыбкой лишь несколько секунд; после того, как эта жалоба была объявлена, Джинкс, больше не в силах сдержаться, начала прыгать вверх-вниз на ковре. Симон, чей взгляд вновь переместился на Джинкс, смотрел на нее в полном изумлении; лицо его медленно краснело.
Эллин же, напротив, была белой, как ее блузка, и тяжелый ком страха стоял в ее горле, перехватив дыхание.
— Что происходит? — Он выглядел беспомощно, пока не демонстрируя гнев, который Эллин с тревогой ждала. — Этот ребенок…
Симон повернулся к своей жене, выразив предельное изумление. Он не мог поверить своим глазам.
— Этот ребенок, — повторил он, — она ведь не твоя?
Горло Эллин никак не могло произнести нужные слова.
— Нет, она м-моя дочь.
— Меня зовут Джинкс, — вставил ребенок приветливо, продолжая подпрыгивать, хотя Эллин пыталась утихомирить ее. — Джинкс Хилари.
— Хилари? — строгие интонации Симона не значили почти ничего для Джинкс, которая в тех же приветливых тонах добавила:
— Марсленд. Джинкс Хилари Марсленд. — Она смеялась в лицо ему, ее щеки пылали от возбуждения.
— Мамочка говорила, что я должна добавлять…
— Успокойся, милая, и стой тихо.
Джинкс сделала, как она сказала, скрестив руки на груди, — манера, которая проявлялась в случаях, если что-нибудь влияло на ее чувства. Если откровенно, она была потрясена своим «папой» — таким дьявольским стало его лицо. Эллин не могла осмелиться взглянуть на него. Она не хотела, чтобы Джинкс присутствовала при раскрытии ее планов, но сейчас она чувствовала невыразимую благодарность, что она здесь. Ее муж никогда не убьет ее на глазах ребенка. Угнетающая тишина наступила в комнате; темный цвет на щеках Симона выдавал кипящую ненависть, и даже Джинкс заметно поддалась влиянию этой атмосферы, потому что смотрела на Симона и Эллин из-под нахмуренных бровей.
— Я не верю этому, — заявил наконец Симон. — Она не может быть твоим ребенком. — Но его рот оскаливался, и в черных глазах горел гнев. — Твоя дочь! — Его ноздри дрожали, он сделал шаг к Эллин, и она отстранилась к окну.
— Скажи это снова — повтори это!
— Джинкс — моя дочь… — Как спокойно звучал ее голос! Она, должно быть, оцепенела от страха. — Мне было семнадцать, когда она родилась…
— Ее отец?
— Он умер, — Эллин продолжала свою хорошо отрепетированную выдумку. Симон был одурачен: вместо целомудренной девушки, которую он «купил», он оказался с женщиной с ребенком. Эллин умудрилась сказать, что никогда не была замужем за отцом Джинкс, и закончила свою речь высказыванием Симону причины, по которой хранила в секрете существование Джинкс.
— Я говорила, что отплачу тебе, если выпадет случай. Но ты также расплачиваешься и за то зло, которое отец Джинкс причинил мне. Он обещал на мне жениться, а потом сбежал с кем-то еще, оставив меня с Джинкс. Он был умный, как и ты, Симон, но ты одурачен…
В пару прыжков расстояние между ними было покрыто, и Эллин почувствовала такую боль в схваченных руках, что закричала:
— Не надо… Я… — Она попыталась вырваться и в своем паническом состоянии чуть не выплеснула правду. Но слова застряли в горле как раз вовремя. Сказав правду, она не только отказалась бы от мести, которую предусмотрела. Важнее мести для Эллин был тот факт, что она, признавшись, не смогла бы держать дистанцию между собой и Симоном. Ведь она практически стала бы его подругой по постели, имея желание остаться одной. Нет, повторяла она снова себе, она не Эстелла. Эллин стойко подбадривала себя, сознавая, что эти ужасающие сцены скоро кончатся.
— Я обманут? — Его руки сжимались неумолимо. — Да, я допускаю это, но клянусь Богом, ты пожалеешь.
Он был как дикарь, когда начал трясти ее, но он не принял в расчет Джинкс. С двумя огромными слезинками, катящимися по щекам, она перескочила через комнату и начала яростно бить ногами по лодыжкам Симона. Ее пальцы вцепились в его брюки, а зубы пытались прокусить его одежду.
— Оставь мою мамочку в покое, — кричала она, не сумев достичь своей цели укусить его. — Я ударю тебя по голове, если ты не отойдешь от нее. Отойди! Ты — свинья, и я ненавижу тебя…
— Джинкс! Прекрати! — сказала Эллин дрожащим голосом, наблюдая, как Джинкс продолжает пинать его. Он пытался остановить Джинкс, стараясь оторвать ее от себя, но она продолжала цепляться за его брюки.
— Ты — отродье! — Он ухмыльнулся, наконец оттащив ее от себя, храброго маленького драчуна, еще дико пинающегося, но теперь впустую.
— Это моя мамочка, и я защищаю ее! Я врежу тебе…
— Сделай это, Джинкс. — Голос Эллин был похож на слабый шепот: она чувствовала себя почти больной от страха, преследовавшего ее, и от дикого сердцебиения. Все это скоро кончится. Сцена, подобная этой, предполагалась; она готовила себя к ней. Через несколько минут Симон покинет ее и Джинкс, и с этого момента он пойдет своим путем, оставив ее идти своим.
— Ты не должна использовать такие слова…
Слезы навернулись Эллин на глаза, как только она увидела своего ребенка, обиженно плачущего и глядящего на мужчину, который держал ее крепко, но без той жестокости, которую он проявил по отношению к Эллин.
— Мамочка г-говорила, что у меня есть н-новый папа и что он… он позволит мне сидеть на е-его коленках, как новый папа Дэррил… — Джинкс остановилась, захлебнувшись рыданием; ее губы дрожали, слезы струились по веснушчатому лицу, и маленький кулачок двигался под вздернутым носом, потому что из него закапала влага. — Я д-думала, ты будешь х-хорошим папой для меня. — Ее губы вновь задрожали, она смущенно тряхнула головой, изучая его лицо немного недоверчиво. — Я так долго ждала с тех пор, как мамочка рассказала мне о тебе, это было так ужасно — ждать. И ты в первый момент выглядел привлекательно — но зачем ты тряс мою мамочку? Ты сделал ей больно, — сказала она ему откровенно, начав снова дико пинаться, но не в силах ударить по ногам обидчика. — Я убью тебя камнем до смерти, если ты тронешь ее опять! И я покусаю твои руки…
