- Я никогда не рисовала, но догадываюсь, как это ужасно не иметь возможности заниматься тем, чему тебя так долго учили и от чего ты получаешь больше всего радости, - сказала Луиз.
Он метнул взгляд в ее сторону.
- А вы бы стали скучать по вашей работе, если бы ее пришлось бросить?
- Да, очень. В своем деле я разбираюсь неплохо и получаю особое удовольствие, когда уверена, что все выполняю хорошо.
- Да, вы хорошая медсестра, - пробормотал Закари. - Я это сразу понял, хотя и провел в вашем отделении совсем немного времени. Очень хорошо помню, как вы наклонились над моей койкой, похожая на холодного ангела в накрахмаленной белой шапочке и с невозмутимым лицом. Мне было так больно, и я думал, что скоро умру, а вы были абсолютно спокойны и уверены в себе. Мне хотелось накричать на вас.
- Вы так и сделали. Закари тяжело вздохнул.
- Что? Правда? Извините меня за это. Теперь я совершенно уверен, что вы сделали для меня все, что могли. И было глупо так себя вести.
- Ерунда. Мы привыкли к этому. Когда люди испытывают боль, нечего ждать от них, что они будут вести себя, как святые.
- Вы очень терпеливы. Да у вас вообще целая куча достоинств. Вы добры, сострадательны, жизнерадостны, многое прощаете... Стоп!
Луиз вздрогнула: его внезапный крик сбил ее с толку.
- Остановитесь! - заорал Закари. Она посмотрела в зеркало. Ни одной машины сзади и ни одной спереди. Отъехав к обочине, Луиз затормозила.
- В чем дело? - спросила она, но Закари не отвечал, как будто забыв о ее существовании.
Он пулей выскочил из машины и помчался назад по дороге... Может быть, он что-нибудь заметил? Луиз была совершенно уверена, что никого не переехала. Случалось, что в зимнее время какой-нибудь глупый фазан или заяц неожиданно появлялся на дороге прямо перед машиной, и приходилось резко выруливать, чтобы его не сбить. А если навстречу шли другие - машины, то не всегда удавалось удачно свернуть или притормозить, и это порой приводило к серьезным авариям. Для Луиз было немыслимо убить какое-либо живое существо. Еще хуже, если она сбивала зверя, а тот успевал скрыться, и она не смогла его отыскать, чтобы отвезти к ветеринару. Когда такое происходило, она долго мучилась воспоминаниями о несчастном животном...
Нехотя Луиз вылезла из машины и пошла к Закари, который стоял, словно каменное изваяние.
Она оглядела проезжую часть, но ничего не заметила.
- Что такое? Что случилось? - спросила она, обратив внимание на бледность его лица и растерянность в глазах.
- Это было здесь!
- Что? Птица?
- Птица? Нет! - закричал он. - Той ночью... Это было здесь!..
Теперь Луиз поняла, в чем дело.
- Хотите сказать, что несчастный случай произошел именно здесь? Нет, Закари, вы ошибаетесь, это было гораздо дальше.
Она точно знала то место. За последние месяцы ей приходилось несколько раз проезжать мимо, и каждый раз ее кожа покрывалась мурашками, а во рту пересыхало. Ведь Закари мог погибнуть так же, как и ее отец.
- Да нет, не несчастный случай. Как вы не понимаете! Здесь я увидел ее... Луиз похолодела.
- Здесь? Вы видели девушку здесь? Его взгляд был устремлен на противоположную сторону дороги, где маячила унылая изгородь из голого боярышника. А прошлой весной тут все благоухало - цвели нарциссы и фиалки, и несколько ранних колокольчиков пробивалось из-под земли.
- Изгородь... Я видел ее гуляющей за этой изгородью в этом саду. Дом... Вы видите белый дом, выглядывающий из-за деревьев... Это, должно быть, ее дом...
Его голос прерывался, слова были трудно различимы. Луиз слышала, как тяжело он дышит.
- Возможно, она и сейчас там. Она может выйти в любую минуту.
Луиз побледнела. Сквозь неприветливый зимний сад она смотрела так же завороженно, как и Закари, на далекий дом.
- Вы уверены, что это то самое место? - прошептала она, напряженно ожидая его ответа.
- Конечно! Я никогда не смогу забыть его. Вы же видели мою картину, разве вы его не узнали?
- Нет, - сказала Луиз медленно. - Сады так похожи друг на друга, а дом был не очень ясно выписан.
- Вы знаете этот дом? Девушку? Кто она? Как ее зовут?
Луиз не отвечала. Ее темно-синие глаза сияли, на них выступили слезы радости. Он посмотрел на нее, потрясенный.
- Это был день моего рождения, - сказала Луиз спокойно. - Я всегда проводила его с отцом. И хотя он обещал, что мы будем вместе, но забыл и уехал с моей мачехой. Я приехала сюда, в мой старый дом, который вы видите сквозь деревья. Здесь прошла большая часть моей жизни, пока отец не женился. Я думала, что папа будет ждать меня, купила себе новое платье - белое, с длинными рукавами, с кружевами вокруг шеи, несколько старомодное и романтичное.
Она ждала, что он скажет, но Закари не проронил ни слова. Тогда Луиз продолжила:
- Когда я сюда приехала и увидела, что отца нет, то очень огорчилась. Настроение у меня испортилось. Я набрала номер квартиры, где была вечеринка, и спросила отца, как он мог забыть про мой день рождения. Это было глупо, по-детски, мне надо было быть более благоразумной. Поужинать в одиночестве или позвонить моему другу - короче, вести себя иначе, а не как маленький ребенок.
Закари усмехнулся.
- Вы не вели себя, как маленький ребенок. Она с улыбкой взглянула на него.
- Вы меня не знаете.
- Я начинаю вас узнавать, - сказал Закари. У нее перехватило дыхание.
- Отец расстроился, - продолжала она еле слышно. - Сказал, что сейчас же приедет, и просил подождать его. Я вышла в сад - была прекрасная весенняя ночь - встретить отца.
- У вас были распущены волосы, - прошептал Закари. - Как у девочки. Они развевались на ветру, когда вы шли в своем белом платье, похожая на средневековую деву, ожидающую единорога в сумеречном саду. Вы были спокойны и загадочны, как лунный свет.
Луиз рассмеялась.
- Вы очень романтичны, хотя по вашему внешнему виду этого не скажешь.
- Как же я выгляжу? - Его голос опять стал жестким. - Ладно, не надо отвечать. Сам знаю, что похож на пугало, которым стращают детей на празднике Хэллоуин.
- Да что вы! Несмотря ни на что, вы весьма привлекательный мужчина. Простите меня, Закари. Это по моей вине отец ехал так быстро, это я виновница ваших страданий!
Он внимательно разглядывал ее лицо - огромные темно-синие глаза, прекрасная кожа, трепетный рот. Его взгляд стал мягче, и Закари улыбнулся ей.
- Может быть, именно эту цену я должен был заплатить, чтобы найти тебя. Ничего просто так не дается.
У нее екнуло сердце.
- Я многое понял в себе за те месяцы, когда стало ясно, что я остался жив. Может быть, теперь я буду рисовать лучше, по-новому. Раньше я писал только пейзажи и сейчас понял почему: изображение природы меня ни к чему не обязывало. И когда в конце концов под моей рукой на холсте возникла женщина, то это была та, о которой я мечтал столько ночей. Она... Ты... Это была ты, Луиз. Ты заставила меня бороться за жизнь!
Она была так растрогана, что у нее перехватило дыхание. Перед глазами стояла та первая ночь, которую он провел в ее палате, находясь между жизнью и смертью. Несколько раз подходила она к его постели, смотрела на него, лежащего в забытьи... Как могла она знать, что в это время он грезит о ней.
Закари обнял ее и повел через дорогу, в тень огромного дерева, ветки которого свешивались через ограду. Он обхватил лицо Луиз руками, его взгляд медленно скользил по ее глазам, носу, губам, волосам.
- Обещай мне, что всегда будешь ходить дома с распущенными волосами, попросил Закари и стал вынимать шпильки из ее прически. - Разве ты не понимаешь, что так выглядишь моложе?
Она засмеялась.
- А ты разве не догадался, почему я ношу пучок? Когда я стала работать в больнице, пациенты посмеивались надо мной, а врачи мне нисколечко не доверяли, потому что я выглядела как девочка. Вот я и стала причесываться так, чтобы выглядеть старше.
- Больше не делай этого, - сказал Закари, гладя ее по волосам. - Они как черный шелк. Я не могу дождаться той минуты, когда увижу тебя обнаженной с распущенными волосами. - Он подмигнул ей. - Ты видишь, какой я терпеливый, любовь моя. Мы знаем друг друга почти год. В наши дни это очень долгий срок.
Она молчала, ее щеки покрылись краской смущения.
- Ты опять краснеешь, - улыбнулся Закари. -Я должен был уже давно кое-что понять, видя твой румянец. Это не имеет ничего общего с образом сестры Гилби айсберга в строгой униформе. В моем сознании возник облик девочки, в которую я влюбился с первой же минуты, как увидел ее, идущую в сумеречном свете по саду. Но я должен был знать, что можно обмануться, особенно в это время суток. Сдержанная медсестра, которая склонялась надо мной, как ангел в ночи, и была той самой девочкой, о которой я мечтал.
У Луиз опять перехватило дыхание.
- Так как же ты разберешься в своих чувствах?
- Нет, Луиз, - сказал он мягко. - Проблема не в моих чувствах, а в рассудке. По твоему поведению мне казалось, что ты ко мне достаточно равнодушна. Но это ведь не так? Правда? Я злился на тебя потому, что ты ассоциировалась у меня с болью, хотя на самом деле ты делала все, чтобы облегчить ее. Но в то же самое время я был покорен тобой, и меня смущало, что ночью я мечтаю об одной, а когда просыпаюсь, хочу поцеловать другую. И поскольку два женских образа как бы сливались в один, я думал, что с моей головой не все в порядке. Нельзя любить двух женщин одновременно, поэтому-то я даже собрался обратиться за помощью к психиатрам. В тот день, когда ты увидела на моих рисунках твое лицо и тело вроде бы другой женщины, я наблюдал за тобой и должен был понять, что такое не могло произойти случайно. Уже одно это должно было навести меня на размышления.
