— Пошли, пошли, — усмехнулся Лебеда. — Если она больная, то значит больная. Другой вопрос, как и почему это случилось именно сегодня? Может, отравилась, может, с лестницы упала. Сама или помогли — неясно. А что больная, я лично не сомневаюсь. Не будет же она здоровая сидеть дома? Если народ узнает, каюк депутатству.
— Соображаешь, — недовольно проворчал Платон. — Оно понятно, сегодня делу — хана. Завтра подумаем, разберемся, что ж там стряслось с ней.
— И накажем виновных, — сердито сказал Фантомас. — Кое-кто, по-моему, оборзел в нашем городе, совсем нюх потерял. — Он внимательно посмотрел на Лебеду.
— Что ты имеешь в виду, Фантомас? — набычился Лебеда. — Может, думаешь, это я ее в кустах трахнул и забыл к месту выступления доставить?
— Попридержи язычок, Лебеда, — проскрипел Платон. — Сказано ясно: разберемся и накажем. Чего дергаешься? Тут и мне мыслишка интересная в голову пришла. Твоих людишек что-то не видно на площади. Им по… наше решение?
— Да есть они там, полно! Ты прикинь, сколько народу приперлось, всех не разглядишь.
— Пора, — напомнил Фантомас. — Пошли, дорогие, послушаем, чего нам другие кандидаты на уши повесят.
— Правильно, господа хорошие, — одобрил подошедший Гена Бугаев. — Пора самым уважаемым людям нашего города постигать политические нюансы.
Платон посмотрел на громадного смуглолицего парня в пятнистой форме — рост метр девяносто, вес сто килограммов, неодобрительно покачал головой:
— Смотрю я на тебя, Гена, и поговорку вспоминаю. Знаешь, какую? Велика фигура, да дура. Ты бы лучше за мэром следил да заботился о том, чтобы она присутствовала на таких тусовках.
— Как постигнем нюансы, я тебе зарплату урежу, Гена, — пообещал Фантомас. Егор Петрович прав, где Агеева?
— Муж говорит, заболела. Сказал бы кто другой, я б его отвез куда следует и спросил, как полагается, почему заболела именно сегодня, чем заболела? Но мужу обязан верить на слово. Муж — это не Лебеда, который врет на каждом шагу.
Лебеда злобно покосился на командира спецотряда и мрачно процедил сквозь зубы:
— Он же наш муж, да?
— Ваш, ваш, кивнул Бугаев. Скоро сам это почувствуешь… Сам знаешь, чем.
— С-сука! — одними губами произнес Лебеда, отвернувшись в сторону.
Бугаев проводил взглядом уходящую троицу и направился к стоящему в одиночестве Агееву.
— Борис Васильевич, а может, все же поехать узнать, как себя чувствует Валерия Петровна?
Агеев грустно посмотрел на Бугаева. Промелькнула мысль, а не рассказать ли ему правду? Мужик ведь, должен понять, в какие истории попадают мужики, никто не застрахован от этого. А если поймет, должен помочь найти подлецов и обезвредить их, пока не пустили в ход запись…
Нет, не поймет. Главный «мушкетер королевы» и слушать его не станет, мигом привезет Леру сюда. Шантажисты, конечно, пустят в ход кассету с записью, мозговой центр мэра придумает ответный ход, скорее всего, обвинят его, Агеева… И все. Можно забыть о нормальной жизни. Смешают с дерьмом. Да так, что потом на улицу не выйдешь!
И если бы только это! Громила, как увидит свою «королеву» связанной, измордует его. Калекой сделает. А она спасибо ему скажет за это… Господи, вот ведь влип!
Агеев кисло улыбнулся:
— Даже если ей стало лучше, она все равно не сможет участвовать во встрече с общественностью. Только расстроится, когда увидит нас.
— Я так и не понял, у нее что, с нервами не в порядке или сердце пошаливает?
— Нервный стресс. Переутомление. И сердце болит, и голова кружится… слабость во всем теле. Я ей дал таблетки… успокаивающие, сердечные, в общем, всякие. Она выпила их и уснула. Только попросила меня послушать, что будут говорить другие кандидаты, и рассказать потом. Я так и сделаю. На банкет не останусь.
— Тогда нужно врача отправить, чтобы присматривал за Валерией Петровной, — настаивал Бугаев. — А вдруг ей станет хуже? Кто-то ведь должен быть рядом?
— Гена, — тяжело вздохнул Агеев. — Разве бы я оставил ее, случись что-то серьезное? Никогда. Поверь мне, это не опасно. Знаешь, как бывает? Человек чувствует себя плохо, глотает таблетки, ложится в постель, и все почти проходит. Но остается вялость, сонливость, лицо опухшее, руки трясутся, язык заплетается — нельзя в таком виде появляться перед народом. Тем более женщине. Понимаешь?
Гена кивнул, хотя на самом деле ничего не понимал. Как человек чувствует себя плохо, он не знал, ибо всегда чувствовал себя отлично. Даже когда пулю в бедро получил три года назад. И уж тем более не мог себе представить Валерию Петровну с опухшим лицом и трясущимися руками. Но если муж говорит… Наверное, и вправду не может она сегодня присутствовать. Странно, да что делать? Бывают у женщин заскоки, которые мужчинам не понять.
Поодаль стоял, скрестив руки на груди, начальник прикубанской милиции подполковник Дмитрий Семенович Чупров. Наблюдал за разговором Агеева и Бугаева. Чувствовал, мэр отсутствует не по болезни. Что-то за этим кроется. Но что? Такого еще не было, чтобы муж приезжал на собрание всех видных людей города и рассказывал о болезни жены… Да нет, Агеев не дурак. И тем не менее, тем не менее… Нечистое дело, с душком, а значит, интересное для подполковника Чупрова.
Агеева уже не было видно в вестибюле. Чупров тоже направился в зал. Слушать выступления кандидатов ему не хотелось. Наперед знал, кто что скажет, но, как говорится, положение обязывало. А вот после, когда начнется банкет, может, и будет кое-что интересное. Катя Вашурина так смотрела на него сегодня вечером, что даже мужественное сердце подполковника учащенно застучало. Ах, Катя! Когда-то она была так добра к нему… Когда Вашурин уезжал в командировки.
Лобанкин скомкал вступительную речь, представляя кандидатов. Заметно было, что он растерян. Отсутствие Агеевой огорчило не только Лобанкина, но и почти всех присутствующих. Лучшие люди города надеялись увидеть финальную схватку непобедимой Агеевой со своими бывшими партийными начальниками. Впервые они встречались лицом к лицу — кто ж откажется от такого зрелища! Но увы, увы… Без нее и смотреть не на что.
Первым к трибуне вышел Илья Олегович Стригунов. Неторопливо поднялся на три ступеньки, поправил микрофон, потом внимательно посмотрел в зал, словно отыскивал взглядом кого-то. Шум в зале не стихал, собравшиеся словно подсказывали Стригунову: говори скорее, все равно это нам не интересно.
— Тут меня все знают, — уверенно начал Илья Олегович. — Когда я руководил городом, был порядок. Конечно, время было другое, но люди — те же. Так или нет?! — неожиданно во весь голос рявкнул он.
В зале стало тихо. Люди с любопытством разглядывали оратора, не понимая, чего он хочет?
— Так, — ответил сам себе Стригунов. — Я не отрицаю заслуг Валерии Петровны. Они велики. Скажу честно, я на такое вряд ли решился бы. А она — да. Честь ей и хвала за это. В городе созданы благоприятные условия для деятельности коммерческих структур, банков, новых предприятий. Но вместе с тем Валерия Петровна вынуждена была пойти на некоторые уступки мафиозным кланам, которые до поры до времени спрятали свои клыки, но скоро покажут их. И нам уже сейчас необходимо думать о том, что делать после, когда Валерия Петровна уедет в Москву. Я не сомневаюсь, что она победит на выборах, хотя и не снимаю свою кандидатуру.
Ошеломив собравшихся таким неожиданным заявлением, Стригунов красочно обрисовал грядущую криминальную революцию в городе, а потом рассказал о том, как предотвратить ее, сохранив все лучшее, что было сделано Агеевой. Поскольку речь шла о судьбах города, слушали его с интересом, несколько раз вспыхивали аплодисменты. И к концу выступления стал ясен хитроумный ход опытного руководителя: после ухода Агеевой вам нужен будет решительный, дееспособный мэр? Так вот же он! Или вы видите лучшую кандидатуру?
Лобанкин спохватился, застучал по столу авторучкой:
— Илья Олегович! Вы отвлекаетесь от темы нашей сегодняшней встречи. Позвольте вам напомнить ее: «Прикубанск и его депутат Государственной Думы».
— Старый клоун! — со злостью пробормотал Вашурин, чувствуя, как непросто будет ему выступать даже в отсутствие Агеевой.
Стригунов учтиво поклонился Лобанкину и закончил свое выступление пассажем:
— Ну, а если вы считаете, что лучше Агеевой мэра для Прикубанска не найти, предоставьте ей возможность и дальше совершенствоваться в этой должности. А меня отправьте в Москву, чтоб не надоедал вам.
В зале послышался смех, а потом и бурные аплодисменты. Удалось Стригунову растормошить сонную публику. Вслед за ним на трибуну взобрался Вашурин. Не дожидаясь, когда в зале смолкнет смех, он начал говорить. Его хорошо поставленный баритон звучал уверенно, мысли были правильными, намерения — самыми распрекрасными, много чего обещавшими прикубанцам, но шум в зале не смолкал. Да и сам Вашурин чувствовал, не то он говорит и не так. После хитрого выступления Стригунова нужно было что-то еще более интересное, более яркое, но перестроиться на ходу не получалось. Все силы отняла злость на бывшего шефа.
