В то утро вереница старых хроников казалась нескончаемой. К двум часам их осталось ещё около дюжины; я не успел пообедать и пребывал в дурном настроении. И вдруг я заметил какого-то ловкого старикашку с перевязанным окровавленным бинтом пальцем, пытавшегося пролезть ко мне без очереди.
Он был облачен в фетровую шляпу, ветхий черный пиджак и полосатые брюки. Поначалу ловчила пристроился на самой дальней скамье, бросая вороватые взгляды на очередь, но уже скоро пересел поближе. Подобных типов я знал как облупленных, а профессор дал нам на их счет самые жесткие указания.
- Одну минуточку, миссис, - сказал я тучной женщине, жаловавшейся на мозоли, после чего встал и приблизился к вредному старикану. - В чем дело? - суровым тоном осведомился я. - Что вы себе позволяете?
Старый хрыч испуганно встрепенулся.
- Я все видел, - продолжал я, распаляясь все больше и больше. Думаете, вы самый умный? Пролезли украдкой и думаете, вам это сойдет с рук? От этой царапины вы не умрете, а здесь много людей, которым помощь необходима куда больше, чем вам. И вообще - где ваша карта?
- Карта? Простите, пожалуйста, - проблеял он, - но я не знаю - какую карту вы имеете в виду?
- Вы что, папаша, читать не умеете? - развел руками я. - За дверями висит плакат размером с Триумфальную арку. Там четко и ясно написано, что все пациенты должны получить у регистратора медицинскую карту. Так что валите отсюда и получите её.
- Простите, но я не знал...
- Шевелите ногами, папаша, - отмахнулся я и вернулся к толстушке уже в приподнятом настроении. Однако не прошло и нескольких минут, как назойливый старикашка возвратился, держа в руке медицинскую карту. На сей раз, он сразу принялся слоняться вокруг меня. С минуту я делал вид, что не замечаю его, но в конце концов не выдержал.
- Какого дьявола вам теперь-то ещё надо? - взорвался я. - Почему вы не можете спокойно посидеть в очереди, как все остальные?
- Видите ли, я очень спешу...
Я чуть не задохнулся от негодования.
- Он спешит, видите ли! А остальные, значит, по-вашему, не спешат? Я ведь, между прочим, тоже спешу. Сядьте в самый конец очереди.
- Может быть, мне стоит объяснить вам...
- Ваши объяснения меня не интересуют, - отрезал я. - Если вы не сядете на место, я попрошу полицейского усадить вас силой.
У старикана отвалилась челюсть. Я мысленно поздравил себя - поделом нахалу.
- Ну что вы, доктор, - выдавил он, - разве можно так обращаться с приличными...
- Хватит препираться! - оборвал я. - И вообще - снимите свою дурацкую шляпу!
- Что здесь происходит? - прогремел внезапно сзади до боли знакомый голос.
Резко развернувшись, я очутился лицом к лицу с профессором. Прежде мне едва удавалось обменяться с ним даже парой слов - профессор был слишком занят академическими проблемами, чтобы снисходить до малой операционной. Длинный нос и выдающийся подбородок делали его похожим на мистера Панча* (* Панч и Джуди - главные персонажи одноименного ярмарочного балагана). Лишь один раз его видели улыбающимся - в день, когда сэр Ланселот Шпротт прикатил в клинику на новехоньком лиловом "роллс-ройсе", который тут же, на глазах у всех студентов, был буквально расплющен каретой "скорой помощи".
- Этот пациент, сэр... - начал было я.
- Что-нибудь не так, Чарльз? - пробасил профессор, сдвинув брови.
- Да, в некотором роде, - кивнул старикан. - Этот молодой человек очень груб со мной.
Профессор взглянул на меня как на лабораторную крысу, подцепившую необычную болезнь.
- По-видимому, мне стоит представить вам своего друга, судью Хопкрофта, - медленно, с расстановкой проговорил он. - Обедая со мной, он по неосторожности порезал палец. Я как раз собирал инструменты, чтобы зашить его рану.
Я молча уставился на него. Пол под моими ногами зашатался и заходил ходуном.
- Как, говорите, ваша фамилия? - спросил профессор. - На комиссии я плохо её расслышал.
- Гордон, сэр, - прохрипел я.
- Гордон, значит? - Профессор несколько раз укоризненно помотал головой.
- Как, как? - переспросил судья Хопкрофт, в упор уставившись на меня.
Я повторил.
- Вот как, значит - Гордон, - зловеще произнес он. - Что ж, постараюсь запомнить.
Когда они скрылись за ширмой, мне показалось, что я не только не задержусь на этом месте, но при первом же столкновении с законом попаду в Дартмур* (*Каторжная тюрьма в Девоншире), где и проведу остаток своих дней.
Глава 2
В течение нескольких последующих недель я с равной тревогой вчитывался в резолюции, которые накладывал профессор на карточки пациентов с установленными мной диагнозами, и в заключительные речи судьи Хопкрофта при вынесении приговоров. Бингхэм теперь всякий раз нагло ухмылялся в разговорах со мной, став вконец невыносимым. Он был явной жертвой особо злокачественной формы заболевания, которое в наших кругах называли "дипломатозом" и которое проявлялось одновременно в мании величия и полнейшем склерозе по отношению к самым недавним событиям. Избавившись от куцей студенческой тужурки, он теперь неизменно расхаживал в долгополом белом пиджаке и никогда не расставался со стетоскопом, отростки которого горделиво торчали у него из-за шеи, словно рога забияки-оленя. По клинике Бингхэм передвигался исключительно торопливой, несколько дерганной поступью, давая всем понять: его ждут срочные консультации и безнадежные больные; с пациентами, их родственниками и практикантами он разговаривал торжественным и усталым голосом, как врач викторианской эпохи, сообщавший трагичную весть; наконец тяжкий груз давившей на него ответственности не позволял Бингхэму узнавать своих бывших и менее удачливых сокурсников и уж тем более не оставлял времени здороваться с ними.
Но больше всего меня бесило поведение Бингхэма в лифте. Помимо широкого просторного лифта, в котором перевозили пациентов на носилках, в Св. Суизине также имелся допотопный тесный и скрипучий подъемник для персонала. Обычно на нем висела табличка "НЕ РАБОТАЕТ", и студентам пользоваться им возбранялось. Так вот, Бингхэм обзавелся дурацкой привычкой разъезжать на этом лифте, никогда не забывая вызывать его, когда проводил обход клиники с группой студентов. Затем сам поднимался на верхний этаж, где и поджидал раскрасневшуюся и запыхавшуюся толпу.
- Страшно удоб. штуковина, - как-то заметил он мне. - Просто не понимаю, как мы раньше без него обходились.
Впрочем, общались мы с ним довольно редко: либо лондонские пешеходы и водители вконец утратили остатки осторожности, либо я стал менее расторопным. Как бы то ни было, поток пациентов не иссякал теперь до позднего вечера, частенько не оставляя мне времени даже для обеда.
- Послушай, старина, - обратился ко мне Бингхэм однажды вечером, когда прием уже заканчивался. - Как насчет того, чтобы забежать в палаты и взглянуть на кое-какие хвори? Там рядышком лежат совершенно изум. пиелонефрит и ретроперитонеальный абсцесс. Спорим на полдоллара, что ты не определишь - кто из них кто?
- Нет, спасибо, - покачал головой я. - Я немного устал смотреть, как страдают мои братья по разуму. И вообще - собираюсь в паб перехватить пинту пивка.
- Ты, конечно, извини, старина, но это не лучший способ пробиться в аспи.
- В данную минуту мне глубоко наплевать на твою аспи., - в сердцах выпалил я. - У меня ноги гудят, башка раскалывается, я голоден как волк и хочу выпить.
- Да, старина, наше травмотделение не всякому по зубам. Я сам жду, не дождусь следующего месяца, чтобы вырваться отсюда и приступить к нормальным операциям.
Я смерил его вызывающим взглядом:
- Хочу напомнить, что место старшего ассистента получит только один из нас.
- Конечно, старина, - ухмыльнулся Бингхэм. - Я чуть было и не забыл. Пусть победит сильнейший и все такое. Да?
- Совершенно верно, Бингхэм.
По прошествии ещё двух недель я уже начал надеяться, что наше сверхзанятое светило забыло историю с судьей Хопкрофтом. Однако в один прекрасный день профессор появился в нашем травмпункте. Остановившись перед моим столом, он посмотрел на меня как на заспиртованную ящерицу, поднес к моему носу какую-то медицинскую карту и спросил:
- Это вы заполняли?
Я испуганно покосился на карту. Запись на ней была адресована дежурному врачу хирургического отделения, молодому парню, с которым мы играли в регби и попивали пиво; славный малый, как и я, на дух не выносил Бингхэма. У пациента, которого я отослал в хирургию, был сильный ушиб ноги, но в спешке и бешеной сутолоке приема я нацарапал всего три слова:
"Рентген, пожалуйста! Перелом?"
В эту самую минуту я с ужасом припомнил, что как раз сегодня этот молодой врач отправился в Королевское медицинское общество, а подменял его сам профессор.
- Да, сэр, - пролепетал я срывающимся голосом.
- Пожалуйста! - ядовито заявил он, отвечая на мой запрос. - Нет!
И величественно удалился.
Несколько дней спустя Бингхэм с ехидной рожей подкатил ко мне и сказал:
