И наконец, Янси решил обратить внимание на хозяйку. Одного взгляда на Лорену было достаточно, чтобы убедиться, что ее гости держат себя в руках и стычка Квента с Брэдом еще впереди. Сегодня вечером хозяйка Селби, правившая здесь не только номинально, выглядела как никогда прелестной и как никогда уверенной в себе. «Чарлстонские манеры дают себя знать, — подумал врач плантации. — Они помогли ей выдержать пять лет брака. Они помогут ей достойно провести сегодняшнюю вечеринку».
Ужин почти закончился. Пока Янси наблюдал, Лорена и Клара Гамильтон встали со своих мест, вздымая волны шелка кринолинами: когда обе покидали стол, казалось, будто они плывут, а не идут. Квентин Роули отбросил в сторону салфетку и поспешил раскрыть перед ними дверь в фойе. Но Брэд тоже вскочил, держа в руке рюмку. Гулким баритоном он произнес тост, отчего зазвенели подвески канделябра. Эхо его голоса долетело до портика.
— Друзья мои, вручаю в ваши руки Конфедерацию. А также ее красивых женщин, среди которых моя жена является достойным примером.
Гамильтон тоже поднял рюмку. Как и остальные адъютанты, он был в парадной форме и вытянулся по стойке смирно:
— За Конфедерацию и ее дам!
Квент и не собирался дотрагиваться до своего напитка. А Лорена, вернувшись к столу, взяла свою рюмку и высоко подняла ее. Этим она тоже бросила вызов обычаю: в Округе Крей большинство дам выслушивали комплименты, опустив глаза.
— За наших бравых солдат и за сыновей, которые сберегут будущее, ради которого сейчас умирают их отцы.
Янси тихо посмеивался, пока осушались рюмки. Он заметил, что слова Лорены сильно удивили Брэда. Всем было хорошо известно, что Селби Холл все еще не обрел наследника. Что означал тост жены — вызов или предзнаменование? Осторожно спускаясь с портика, врач плантации отмахнулся от этого назойливого вопроса.
Он задержался у застекленной двери, чтобы бросить последний взгляд. Дамы уже пересекли круглое фойе, они, словно нагруженный шелком караван торговых судов, выплыли из тени знаменитой винтовой лестницы в двойную гостиную, сумрачность которой рассеивали несколько стоявших ламп. В столовой четыре воина уже собирались приступить к портвейну и бренди. Если смотреть с этого угла, то сцена напоминала музейную диораму — праздновали время, которое больше никогда не вернется. Может, это была сцена из мелодрамы или одна из живых картин, столь дорогих сердцу сентиментального драматурга? Или заключительная сцена, после которой зрители рыдают всю дорогу до самого дома?
Поведение Квента Роули стало понятно наблюдателю с портика. Отказавшись выпить за тост Брэда, он неспешно подошел к пианино, стоявшему в отгороженной части гостиной, и натренированными пальцами пробежал по клавишам. Музыка, заполнившая Большой Дом, звучала зловеще и приятно. Узнав тему Шопена, Янси понял, что циничный брат Лорены выбрал ее не без умысла. Это была третья часть Второй сонаты си-бемоль минор — похоронный марш усопших.
Может, сказывалась пародия на Шопена или всего лишь осенняя сырость начинала проникать в его кости, но Янси решил принять новую порцию бренди, а уж потом явиться перед гостями Лорены. Вернувшись в свою пристройку, где на столе лежал открытый дневник, он беспристрастно начал в нем писать:
«14 ноября 1864 года.
Вернулся с фермы Пурди в 9 часов вечера после того, как принял роды пятого сына Нэн Пурди, здоровяка весом в десять фунтов. У матери и ребенка отличное самочувствие.
Когда я приближался к Селби, густой туман начал подниматься над дорогой.
В хижинах все спокойно».
Врач плантации еще раз опрокинул рюмку. Спиртное стало необходимым лекарством в эти дни. Он постоянно думал о Лорене Селби и оценивал грозившую ей здесь катастрофу. После этой порции бренди смирение уже начинало вытеснять отчаяние. Пребывая в таком настроении, врач мирился с тем, что ему перевалило за шестьдесят и он ничего, кроме совета, не сможет предложить Лорене. От такой мудрости старика она заранее откажется.
«Нет никаких известий от Люка, отправленного на разведку дорог вокруг Декейтера. Вряд ли это имеет значение. Даже без всякой разведки я могу точно сказать, какие вести он привезет.
Если судить по поведению собравшихся на вечеринке гостей, можно подумать, будто противник все еще не покинул Вашингтон. Что это показывает — храбрость или глупость, а может быть и то и другое?»
Рина решила, что ее вечеринка удалась, несмотря на дурные знамения. (В имени «Рина» домашние рабы видели самое лучшее, и Лорена привыкла к этому сокращению). Даже Брэд вел себя хорошо, если учесть, сколько он выпил.
Ее немного расстроило появление Дяди Дока, как она с детства величала Янси, хотя тот и не приходился ей родственником. Поскольку она наперед знала настроение врача, ее не обеспокоил его неожиданный уход после тостов, которыми завершился ужин. Однако она обрадовалась, что больше никто не заметил его присутствия на портике. По-видимому, Дядя Док устал притворяться и слишком любил ее, чтобы обременять своей скукой. Он зайдет потом, когда под влиянием достаточного количества бренди ноги сами принесут его сюда.
Она также поняла зловещую музыкальную шутку брата: похоронный марш Шопена предназначался исключительно для ее ушей. Правда, супруга полковника сделала вид, что в паузах светского разговора подпевает этой мелодии, но у Клары Гамильтон не было слуха. Рина тряхнула головой, отмахиваясь от скрытого смысла этой шутки. Квент изо всех сил старался выполнить трудный пассаж и сделал вид, что ничего не замечает: ему было достаточно, что смысл кое до кого дошел.
Рина сдерживала свое недовольство и продолжала беседу с Кларой Гамильтон. Между ними шел разговор, уместный для гостиной в паузе между ужином и возвращением напыщенных джентльменов, раскрасневшихся от слишком большой дозы спиртного. В других случаях ей удавалось неплохо сыграть свою роль — сегодня вечером ей это оказалось не по силам. Устала она или нет, ей хотелось, чтобы Дядя Док пришел раньше остальных, хотя она и понимала, что тогда он, скорее всего, начал бы ругать ее за отказ покинуть Селби.
В конце концов, у него на это были все основания: она давно могла бы последовать его совету. Теперь, когда урожай лежал в Селби Холле, его хозяйка заслужила право отправиться на юг, хотя бы в Мейкон, и пересидеть там нынешний военный конфликт. Но пока она не собиралась трогаться с места. Гамильтоны, Рэндольфы и Бюэллы упрямо цеплялись за свои дома и надежды, чем Селби хуже их.
Длившаяся более трех лет война не причинила плантации ущерба: благодаря контрабандистам Квента, проникавшим сквозь блокаду, в бухгалтерских книгах плантации все еще значилась прибыль. Помимо культового тезиса, гласившего, что положение обязывает и что необходимо проявить храбрость под обстрелом, она не смогла воспротивиться побуждению разыграть удачу Селби до конца. Сейчас, когда Рина принимала мужа-воина, получившего увольнение, она вполне могла найти оправдание этой длительной и опасной игре. Вызов, который она бросила в лицо Брэда Селби, был продуман: ее тост заключал в себе призыв, чтобы он в эту последнюю перед отъездом ночь дал ей сына, которого у них до сих пор не было. Она не пожалела о своей дерзости.
Когда угроза солдат армии Севера станет неминуемой, она встретит это известие стойко. Пока Брэд спал под крышей Селби, она ни за что не признается в том, что их брак балансирует на грани пропасти. Или что сам Селби Холл, ставший центром ее мира, завтра может превратиться в руины.
В столовой звучали громкие мужские голоса. На фоне этой напыщенной полифонии Квент начал играть венский вальс. Клара Гамильтон на цыпочках танцевала с воображаемым партнером. Рина знала — торжественный пируэт ее гостьи предвещает, что та отправится наверх, где начнет перебирать свой и так идеальный шиньон до последнего локона. Признав, что должна следовать примеру Клары, Рина удержалась от этого побуждения. На этот раз манерами можно было пожертвовать ради воспоминаний.
Ее брак начался на высокой романтической ноте. Где она впервые свернула с пути истинного?
Как ни странно, когда она встретилась с Брэдфилдом Селби, играли тот же вальс. Тогда в Чарлстоне состоялся ее первый выход в свет в одном из знатных домов на Баттери. Брэд был в униформе первого полка драгунов Джорджии, когда пригласил ее на танец. «Хотя в стране войны нет, — пояснил он, — уже сформированы добровольческие полки южан в ответ на быстро наступавшее безвыходное положение». В ту ночь, когда его руки под вздохи скрипок обнимали ее во время танца, война казалась далекой угрозой. Давно у нее не было красивого и такого веселого партнера. В Чарлстоне за ним утвердилась слава завидного жениха — дебютантка не могла желать лучшего.
Это был брак по любви с первого дня — и хотя кое-кто из ее друзей называл его союзом противоположностей, все согласились, что она сделала блестящий выбор. И дело не в том, что в умении вести себя Роули ни в чем не уступали Селби из Джорджии. Предки Рины были старейшими поселенцами в Северной и Южной Каролине. Как и многие шотландцы, они приехали сюда в конце 1600-х годов, чтобы принять участие в основании города Стюарт-Таун. Когда рейды индейцев заставили их вернуться в Чарлстон, они отличились в торговле. Лорена Роули происходила из рода успешных торговцев. Округ, где она родилась, являлся неотъемлемой частью Юга в той же степени, что и глиноземные акры Брэда.
