— Ты пробовала новый чай? — спрашивает Ли.
— Нет. Но они все потрясающие.
— Вот что, — говорит Ли. — Я куплю эти пять коробок. Мне нравится «Эрл Грей», и вдобавок можно послать пару упаковок матери на день рождения.
— Ох, Ли, вы меня так выручили. Я отнесу коробки в кабинет. У вас есть время еще кое о чем поговорить?
— Мне нужно в школу за близнецами. А что случилось?
— Кто-то спросил, есть ли у нас тренажеры Кегеля. Я даже не знала, что это такое, и поискала в сети. Вот что интересно…
— Давай отложим это до завтра.
Если уж коробка чая вызвала столько эмоций, можно лишь догадываться, какая буря грозит грянуть по поводу тренажера Кегеля. Бывают минуты, когда Ли хочется закрыть магазинчик — от него одни проблемы, — но некоторые ученики полезут на стену. Ли делает несколько шагов в сторону кабинета, потом разворачивается.
— Ты отлично работаешь, Тина, — говорит она.
По большей части так оно и есть. Просто удивительно, как живо люди откликаются на самую незначительную похвалу. Позитивный стимул — великая вещь. И почему, интересно, Алан до сих пор этого не понял?
* * *
У Ли уходит двадцать минут, чтобы добраться до школы и забрать близнецов. Утром Алан сам отвез детей и поехал в центр работать вместе с соавтором над новой песней, которую они надеются продать в очередное реалити-шоу. Предполагалось, что он оставит машину для Ли, а сам вернется пешком, но она готова поручиться, что машины нет на парковке. К счастью, она не любитель азартных игр, а потому просто сосредоточится на чем-нибудь приятном.
Ли выросла в коннектикутской провинции и никогда даже не думала, что ей доведется жить в таком месте, как Силвер-Лейк. Калифорния не входила в ее жизненные планы. Ли всегда мечтала, что однажды переедет в Вермонт, в какой-нибудь маленький тихий городок, где будет заниматься частной практикой, растить детей и кататься на коньках. Как в романах. Но когда она в последний раз побывала в Вермонте, то застряла в пробке на выезде из торгового центра. А теперь Ли не может себе представить жизнь вне Силвер-Лейк. Здесь идеально сочетаются современное и старомодное, богемное и классическое. Люди гуляют по улицам, ездят на велосипедах на работу и пьют кофе (с кофеином!) в маленьких кафе. Силвер-Лейк живет, как в семидесятые годы. Когда Ли возвращается домой из студии, перед ней расстилается сверкающая гладь озера, обсаженного зелеными пальмами и окруженного домами с красными черепичными крышами.
Она делает глубокий вдох, пытаясь обрести спокойствие, прежде чем в ее жизнь ворвутся близнецы и наполнят каждую минуту попытками объять необъятное. Системы? Планы? Исключено при наличии двоих восьмилетних мальчишек, которые стоят у штурвала. И все-таки Ли выбрала идеальный район для того, чтобы растить детей, пусть даже Силвер-Лейк, так сказать, слегка обтрепан по краям, если хорошенько приглядеться. Ее собственная жизнь была бы намного приятнее, если бы она выросла в таком интересном и радостном месте, а не в Дариене.
Ли вступает на дорожку, бегущую вокруг озера. Поднявшийся ветерок приносит свежесть и ненадолго внушает, что все в конце концов наладится. У Алана просто скверное настроение, он ведет себя как ребенок — так уже бывало. Это самое неприятное его качество, но Ли справится. По крайней мере он начал работать над новыми песнями. У него поднимется самооценка, если только он не получит очередной отказ, — отказы всегда заставляют мужа сомневаться в себе и изливать гнев на окружающих. Именно Ли предложила ему взять фисгармонию и сопровождать некоторые занятия в студии живой музыкой. У Алана удивительное музыкальное чутье, и ученики пришли в восторг. Честно говоря, он рассчитывал распорядиться своим даром иначе, но здесь у него есть аудитория, и вдобавок Ли обеспечила мужу подработку в других местных студиях. Если Алану нужно немного времени, чтобы подумать и оценить свои действия, Ли переживет. Он сказал, что причина не в ней — и не в другой женщине. Проще всего поверить, что Алан говорит честно. Все наладится и будет хорошо.
Она сворачивает за угол и видит школу. Все ученики стоят на тротуаре, у дверей — вереница патрульных машин. Мерцают синие мигалки, вдалеке слышится сирена пожарной машины.
Ли опрометью бросается вперед.
— Это было невероятно, — говорит женщина, пока Кэтрин разминает ей икры. — На четвертый день я вообще перестала ощущать голод. Интересно — почему? А через десять дней… десять дней вообще без еды… я… ну… по нескольку раз в день. И помногу. Просто удивительно. Так хорошо, что всякая гадость ушла из моего организма.
— Я понимаю, — подтверждает Кэтрин.
Монолог Синди начался еще до того, как она улеглась на массажный стол, и изобилует откровениями. Неудивительно. Кэтрин догадалась, что ее ждет, как только Синди, договариваясь о сеансе, намекнула, что ей чертовски хочется поделиться «фантастическими ощущениями», пережитыми в результате десятидневной голодовки. Это пятый сеанс массажа, и каждый раз Синди в подробностях повествует об очередном невероятном опыте и о том, как очередная «гадость» ушла из ее организма. Новая диета, очищение толстой кишки, турецкая баня…
Кэтрин раз за разом обнаруживает, как скучно слушать описание чужих диет и пищеварительных авантюр. Девушка не чужда всему этому — знакомство с людьми, помешанными на здоровье, помогло ей избавиться от куда более опасных пристрастий, — и вынуждена признать, что Синди выглядит неплохо, кожа у нее упругая и блестящая. Но иногда Кэтрин хочется повесить для клиентов табличку, предупреждающую о том, что массажисту вовсе не обязательно знать, сколько раз они посещали туалет. Она включает музыку чуть громче, надеясь ненавязчиво намекнуть.
— Наверное, тебе не терпится узнать, что я съела, когда закончила голодовку?
Нет, не особо.
— Обычно все первым делом об этом спрашивают.
Просто чудо, что кому-то удается вставить словечко.
— В первый день я должна была пить зеленый сок. Не знаю, из чего он состоит, но по виду напоминает сенной отвар, и меня затошнило. Я схватилась за первое, что подвернулось под руку, лишь бы избавиться от мерзкого вкуса, и это оказался шоколадный рогалик, который Генри оставил на столе в кухне.
Обязательно отпустить шпильку в адрес Генри.
— Большое ему спасибо! Он знал, что в тот день я собиралась прекратить голодовку. Вечно он пытается мне помешать. Но я все равно люблю Генри. У него такая задница… как у мраморной статуи. От его жены я не в восторге, но он по крайней мере не стал говорить ей, что в его жизни появилась другая женщина, — по-моему, очень любезный поступок. Короче говоря, я не собиралась есть рогалик, но раз уж я это сделала, то решила получить удовольствие, а потом… кстати, вы были в новой булочной в «Гиперионе»?
У людей, с которыми работает Кэтрин, есть странное противоречие. Они говорят о своих телах, как о храмах чистоты, которые нужно ублажать при помощи массажа, йоги и органической пищи. Но в то же время клиенты проводят огромное количество времени, пытаясь очистить свои организмы и избавить их от естественных телесных жидкостей и испарений, как будто объявив войну собственным жизненно необходимым функциям.
Болтуны хороши тем, что можно отключиться и размышлять о своем — например, прикидывать, как бы познакомиться с рыжеволосым пожарным, который недавно начал работать в Силвер-Лейк. Высокий красивый парень. О нем уж точно стоит подумать.
Закончив с Синди, Кэтрин кладет ей на глаза ароматизированные подушечки, приказывает расслабиться, выходит в коридор и чуть не сталкивается с Аланом. Он стоит на коленях за столом, перебирая списки учеников с прошлой недели. В последнее время он с возрастающей настойчивостью просматривает списки, сверяя их со счетами и пытаясь доказать, что Ли кого-то пускает бесплатно или предлагает скидки. Кэтрин предпочитает держать язык за зубами.
— Привет, детка, — говорит он.
Есть так много причин, по которым слово «детка» в устах Алана вызывает у Кэтрин легкую тошноту, что даже и не знаешь, с чего начать. Но она отвечает «привет» с преувеличенной кокетливостью в надежде, что он сочтет этот тон оскорбительным. Кэтрин никогда не доверяла Алану. Прекрасное тело, длинные волосы, невероятная красота точеного лица, самодовольство, с которым он играет на фисгармонии во время занятий… как будто весь мир вращается вокруг него. Как только Ли призналась, что Алан съехал, оставив ее с детьми, Кэтрин стала доверять ему еще меньше. Ли будет лучше одной — но он уж точно не имеет права вот так оставлять жену. Что касается причин его поступка, то у Кэтрин имелись свои подозрения, однако о них она тоже предпочитала молчать.
— Ты знаешь, сколько человек записались ко мне на киртан на следующую неделю? — спрашивает он.
— Трое.
