Катя Ткаченко - Любовь для начинающих пользователей

Не имеет права.

Женщины любят, когда ради них совершают подвиги.

А почему именно пираты? Да какая разница!

Так приснилось.

На самом деле я в жизни не открывал ни одной книжки про пиратов, даже в далёком розовом детстве, лет этак в восемь–девять, когда такие книжки самое время читать.

И в десять–одиннадцать тоже не открывал.

И в двенадцать–тринадцать.

Тогда я уже вовсю рубился с компьютером.

Но я смотрел несколько фильмов, а кое о чём мне рассказывал папенька.

Про остров в безбрежном океане и про то, как пираты захватили красавицу.

И главный герой отправился её спасать.

Сейчас этим главным героем был я, и сон мне очень нравился.

Прежде всего тем, что всё в нем было очень живописно.

Безупречно красивое небо.

Не синее и не голубое, а голубоватое с жемчужными просветами.

Такая же красивая вода — небо отражалось в море, они становились одного цвета, и где–то на горизонте просматривалась точка: корабль с Симбой на борту.

Понятия не имею, какого класса был корабль.

Может, шхуна, может, фрегат, — для меня между ними нет никакой разницы.

Просто парусник, на котором за линию горизонта увозят женщину с ярко–красными волосами.

Наверное, могло присниться что–нибудь другое.

Из цикла «Симба и гангстеры», «Симба и индейцы», «Симба и инопланетяне».

Но мне снились море, небо, точка на горизонте, и я был уверен в том, что эта точка — пиратский корабль.

Пираты на носу и корме. На верхней палубе и нижней.

И на нижней палубе, в накрепко запертой каюте, меня ждала Симба.

Мне надо было догнать корабль и взять его на абордаж.

Это слово я услышал в кино: папенька, пересказывая мне какую–то дурацкую книжку, его не произносил — я бы запомнил, я помню всё, что со мной когда–либо случалось.

Ну или почти всё…

По крайней мере лет с трёх–четырёх я помню почти всё, а навряд ли папенька пересказывал мне книжку про пиратов в мои два года.

Сейчас он иногда пересказывает книжки матушке, наверное, и в Турции занят тем же самым.

Они идут по какой–нибудь набережной, и он бубнит у неё над ухом, а она отмахивается или, наоборот, делает вид, что внимательно слушает.

Они гуляют по турецкой набережной, а я в это время сплю и собираюсь выручать Симбу.

Мне тоже нужен корабль, но я понятия не имею, где его взять.

Не стану же я догонять пиратов вплавь — плаваю я не очень, а они далеко.

И тут я вижу бухту, в которой очень много кораблей со спущенными парусами.

Больших и маленьких, с одной мачтой, двумя и тремя.

Они стоят на якоре в бухте, отгороженной от моря двумя высокими волнорезами и по форме похожей на подкову.

К бухте сбегают извилистые улочки, застроенные двухэтажными белыми домами.

И я вдруг понимаю, что стою возле одного из этих домиков и готовлюсь спускаться вниз по узкой мостовой.

Переходить с одной стороны на другую, сворачивать, петлять — пока не окажусь в гавани.

А корабль с Симбой уже почти скрылся за горизонтом.

Симба — любовь моя…

Я могу признаться себе в этом только во сне.

Я люблю Симбу и я чувствую, что хочу её, ведь это, наверное, всегда так: если любишь — хочешь…

Я боюсь этого слова, я ещё плохо представляю, что оно означает.

Теоретически я знаю, но практика — совсем другое дело!

Я прохожу мимо крепости, которая возвышается у входа в порт, какая–то ненастоящая, игрушечная, из серого мрачного камня, с весёлым флажком, развевающимся на центральной башне.

И по обе стороны от крепости — пристань с многочисленными корабликами.

Я никогда не видел ничего подобного наяву.

Ни такого белого города, ни таких уютных домиков, ни такого красивого неба, ни такого прозрачного моря.

Различим каждый камешек на дне.

И стайки рыбок, мельтешащие возле камушков.

Рыбки странные — все будто одинакового размера, серебристые, с чёрными пятнышками у хвоста.

Пятнышко с одной стороны и пятнышко — с другой.

По идее, с берега я не могу видеть эти пятнышки так отчётливо, но я их вижу, вижу и шевелящих иглами чёрных морских ежей, и странные тёмно–синие звёзды, и губки с колышущейся бахромой щупальцев.

Я отступаю от берега, поворачиваюсь и почти бегу вдоль набережной.

Точка корабля, увозящего Симбу, уже исчезла, и времени у меня в обрез.

Белый город спит — слишком рано.

Закрыты припортовые ресторанчики, кафе и бары, ещё не спустились к морю владельцы одно–, двух– и трехмачтовых яхт.

Папенька перед отъездом долго убеждал матушку, что они обязательно должны отправиться в круиз на яхте, хоть на один день.

— Ты не представляешь, — говорил он ей, — как это здорово!

— Отчего же! — возражала матушка. — Очень хорошо представляю, посадят нас на какую–то лодку и начнут возить взад–вперед, солнце палит, я обязательно сгорю…

— А ты будешь мазаться кремом, — уговаривал папенька, — тогда не сгоришь, но зато какой воздух, какие виды!

И они опять начали ругаться, но сейчас я жалею, что папеньки нет рядом, он умеет ставить паруса, по крайней мере на словах умеет.

Он умеет, а я — нет.

Даже наберись я наглости и запрыгни на борт любого из этих суденышек, я просто не соображу, что делать дальше.

Вначале надо выбрать якорь, это я знаю.

Якорь или поднимают вручную, или включают специальную маленькую лебёдку.

Последнее, наверное, проще.

Но вот что потом?

Я опять оглядываю горизонт.

Пиратский корабль давно скрылся из виду.

Симба вне досягаемости, но я должен спасти её.

Можно попытаться найти вёсельную лодку, однако на вёслах мне не догнать корабль.

Несмотря на то, что это странное море так спокойно и до невозможности прозрачно.

И ветра почти не чувствуется, хотя как я тогда пойду под парусами?

Я останавливаюсь около очередной яхты, приткнувшейся к причалу, и понимаю, что всё бессмысленно.

Симба, любовь моя, ты навсегда исчезла за горизонтом.

Главный гад заставит тебя выйти за него замуж, а я этого не переживу.

И покончу с собой прямо здесь, на пока ещё пустынной набережной белого города.

— Симба! — кричу я. — Симба! Ты где?

Одинокая чайка кружит над прибрежной волной, стайки серебристых рыбок с чёрными пятнышками у хвоста всё вьются на мелководье, и всё шевелят бахромой своих щупальцев губки, контрастно выделяющиеся на сероватом донном песке.

Симба не отвечает, и я догадываюсь, что ей очень плохо.

Она сидит в тёмной маленькой каюте, её заперли на замок, она плачет и ждёт, когда же её спасут.

А я не могу её спасти, я не умею ставить паруса и держать штурвал — так, по–моему, называется эта похожая на автомобильный руль хреновина, которую крутят по часовой стрелке и против.

И я трачу время, я теряю кучу времени, бестолково бегая по белому берегу вдоль белых домов.

Чайка взмывает ввысь, в клюве у неё трепещет серебристая рыбёшка, кажется, я вижу даже чёрное пятнышко у хвоста.

Мне страшно, мне хочется плюхнуться в воду и улечься на самое дно, превратиться в морского ежа, или в синюю морскую звезду, или в губку, или — в цветную гальку, коричневую, белую, красную.

— Симба! — опять кричу я. — Симба!

Симба не отвечает, и я прыгаю в странную, жемчужно–прозрачную воду.

Я умею плавать, пусть и не так хорошо, как папенька.

И если я не в состоянии поставить парус, то поплыву, загребая руками.

Туда, к горизонту, где скрылся корабль, на котором увозят Симбу.

Белый город остаётся за спиной, как остаются и яхты, и оба волнолома, и вся бухта с возвышающейся над ней крепостью.

И тут я понимаю, что плыть дальше у меня нет сил.

Что сейчас я пойду на дно и никогда не увижу Симбу.

Действительно — никогда.

На самом деле — никогда.

И вообще больше ничего не увижу.

Меня просто не станет, мои лёгкие заполнятся водой, я буду лежать на дне, под толщей жемчужно–прозрачной воды, а серебристые рыбёшки, морские ежи, звезды и губки будут радоваться, что у них так много пищи.

Появятся и другие твари, которых я не заметил у берега.

Крабы и осьминоги, к примеру.

Живых крабов я видел, а осьминогов — никогда, только по телевизору и на картинке в учебнике.

Опять это слово — никогда.

Меня трясёт от него, знобит, будто я лежу в постели с высокой температурой, и рядом никого, кто дал бы спасительную таблетку.

Или натёр мне лоб разведённым уксусом, как натирала матушка, когда я был совсем маленький.

Я начинаю опускаться на дно, я не хочу тонуть, но плыть я не могу.

Мне не спасти Симбу.

И не жениться на ней.

Это плохой сон, хотя и очень красивый.

Во всяком случае, прежде мне не снились такой белый город и такое прозрачное море.