«Принцесса Чарльстона» причалила у длинного пирса, и, когда пассажиры начали сходить на берег, к кораблю немедленно направилось несколько британских чиновников.
При виде их в жилах Фиби застыла кровь. Может быть, Лукас держит их сторону, но они все равно будут задавать вопросы. Они наверняка заметят ее короткие волосы Фиби жалела, что не закрыла их какой-нибудь импровизированной накидкой, сделанной из занавески или даже узорной скатерти, и, если им станет известно о ее связи с Дунканом, ее арестуют.
- Молчите и не поднимайте глаз, - прошептал Лукас, одновременно радушно улыбаясь приближающимся бриттам. - Я все улажу.
Фиби смотрела на покоробившиеся доски причала, и стук сердца глухо отдавался у нее в ушах. Ей не нужно было напоминать себе, что эти люди хотят повесить ее мужа; эта мысль огненными буквами горела в ее мозгу.
- Привет, Рурк! - громко окликнул одни из чиновников.
Сквозь ресницы Фиби увидела коренастого человека с белоснежно-седыми волосами, ярко-голубыми глазами и красным лицом. Он выглядел типичным дедушкой и, вероятно, являлся таковым.
- Добрый день, майор Стоун, - ответил Лукас ровным тоном. - Чему я обязан честью личного визита?
Усмешка Стоуна перешла в кашель, и прошло несколько секунд, прежде чем он сумел произнести ответ.
- Проклятый табак, - пробормотал он. - Нужно бросать курить.
Лукас ничего не сказал, и Фиби тоже молчала, как было приказано, хотя не могла совладать с собой и нервно переступала с ноги на ногу.
Майор Стоун закашлялся снова, затем продолжал громким жизнерадостным голосом, очень подходившим к его внешности.
- Излишняя осторожность не помешает, - объяснил он. - Я подумал, что вы могли встречаться с вашим братом в своих странствиях.
У Фиби замерло сердце в груди, затем застучало снова с болезненной неуверенностью. Наступил момент истины. Несмотря на все свои обещания, Лукас был верноподданным его величества короля Георга III и вполне мог предать и Фиби, и Дункана.
- Боюсь, что Дункан потерян для нас, - печально ответил Лукас. - Хотелось бы мне, чтобы это было не так, но, увы, он отбился от стада и никогда уже не вернется.
Фиби облегченно вздохнула. Лукас сдержал свое слово, но все равно оставалась весьма реальная возможность, что он возбудит подозрения неумелой игрой.
- А кто эта юная леди? - спросил майор Стоун с дружелюбным любопытством.
Фиби едва не подняла глаза, что могло бы закончиться катастрофой, поскольку ее чувства обычно можно было с легкостью прочесть в ее взгляде.
- Ее зовут Фиби, - объяснил Лукас, весьма грубо схватив свою невестку за локоть. - Она служанка и, к несчастью, немая. - Он снисходительно взъерошил ей волосы, и Фиби вспыхнула. - Она была ранена в голову, и ее постригли, как монашенку.
- Похоже, крепкое существо, - заметил майор Стоун, как будто разговор шел о телке - рекордсмене. - Так где вы ее откопали?
- У одного плантатора, к югу отсюда. Он задолжал мне за четырех молочных поросят и ломовую лошадь.
Фиби почувствовала, как ее лицо становится пунцовым.
- Неплохая сделка, - прогромыхал майор Стоун. Затем последовала короткая многозначительная пауза. - Рурк, вы дадите нам знать, если услышите что-нибудь о своем брате, не так ли?
- Конечно, - сказал Лукас. - Но не стойте всю ночь на страже. Дункан слишком хитрый человек, чтобы показываться в Чарльстоне.
Майор Стоун громко фыркнул и дал сигнал своим людям возвращаться на берег. Сам он медлил, и Фиби чувствовала на себе его взгляд. Хотя она понимала, что Стоун не злой человек, но все равно ощущала холодок страха. Вот в чем беда всех войн: с обеих сторон сражаются хорошие люди, выполняя свой долг так, как они его понимают, и веря в то, во что верили с самого рождения.
- Пока будете в Чарльстоне, не сводите глаз с девчонки, - посоветовал британский офицер. - Мои ребята горячие парни, и если к благородным дамам не пристают, чтобы не отведать плетки, то этих бедняжек считают законной добычей.
Сердце Фиби стучало так громко, что и Лукас, и майор наверняка должны были его слышать. Несмотря на ее дурное мнение о плетке в качестве наказания, она была возмущена тем, что только благородные дамы находятся под защитой, а подневольные женщины, рабыни и проститутки предоставлены собственной участи.
Лукас еще крепче сжал локоть Фиби, как будто почувствовал нарастающий в ней гнев.
- Не беспокойтесь, Бэзил, - сказал он утешающим тоном, как старый друг. - Я присмотрю за своим имуществом.
Фиби, снова взглянув сквозь ресницы, увидела, что майор Стоун потоптался на месте, затем повернулся и последовал за своими подчиненными.
- Он что-то подозревает, - пробормотала она.
Лукас повел ее вслед за майором. Он по-прежнему держал ее за локоть, хотя чуть-чуть по-другому: прежде это был знак покровительства, теперь же просто придерживал ее, вероятно, опасаясь, как бы она не вытворила какую-нибудь глупость, - Подозревать можно все что угодно, - заметил Лукас, - но доказать что-нибудь гораздо сложнее. А теперь попридержите язык - вы не забыли, что считаетесь немой?
Сойдя на берег, они оказались среди шумной толпы, пахнущей резкими запахами. Фиби торопилась, чтобы не отставать от больших шагов деверя, бросая косые взгляды на окружающую обстановку. Несмотря на все опасности, прогулка по революционному Чарльстону была потрясающим приключением, и ее неожиданно пронзило острое желание, чтобы профессор Беннинг мог взглянуть на это. Он, вероятно, был единственным известным ей человеком в двадцатом веке, который мог хоть чуть-чуть поверить ее описанию своей невероятной одиссеи.
На низком берегу среди суматохи, рядом с телегами, фургонами и вьючными мулами, ждал нарядный черный экипаж. На землю с высоких козел слез человек в лакейской ливрее и прикоснулся к треуголке в знак приветствия. Он был чернокожим, с дружелюбной улыбкой и копной седых волос на голове, и сразу же понравился Фиби.
- Привет, Энох! - сказал Лукас. Энох слегка склонил голову.
- Сэр... - отозвался он. - Открыв дверь экипажа, и достав изнутри деревянную лесенку, он аккуратно поставил ее на землю и, испытав ее прочность движением руки, пригласил Лукаса садиться.
К большому удивлению Фиби, Лукас поднялся по лесенке, забрался в экипаж, закачавшийся на рессорах под его ощутимым весом, устроился внутри - а она осталась стоять снаружи.
Прикусив губу, чтобы не выругаться и тем самым не выдать факт, что она вовсе не немая невольница, отданная в уплату за поросят и ломовую лошадь, Фиби поднялась в экипаж самостоятельно. Энох стоял рядом, но не оказал ей помощи.
Примостившись на твердом узком сиденье напротив Лукаса, Фиби сложила руки на коленях и подождала, пока экипаж тронется в путь, прежде чем заговорить.
- Это было очень грубо с вашей стороны, - заметила она обиженно.
- Но вы же изображаете из себя подневольную служанку, - напомнил ей Лукас, оправляя кружевные манжеты своей дорогой рубашки. - Бэзил Стоун проницательный человек, как вы могли понять сами, и он вполне мог следить за нами, чтобы посмотреть, как я с вами обращаюсь.
Раздражение Фиби слегка улеглось.
- Но мы же не спустились с пресловутых гор, - сказала она. - Каждый человек на борту «Принцессы Чарльстона» знает, что вы вовсе не забрали меня у другого плантатора. Они видели, что я явилась с «Франчески»...
Лукас остановил ее, махнув рукой.
- Большинство из них состояли при нашей семье в той или иной должности еще с тех пор, как родился Дункан. Они питают не больше желания выдать его палачу, чем я.
- Ваша вера в людей ничем не оправдана, - заметила Фиби.
- А вы циничная женщина, - ответил Лукас с усмешкой. Он задумчиво осмотрел ее потрепанное платье. - Боюсь, что вы чересчур хорошо подходите на роль служанки. Правда, тревожиться не о чем матушка и Филиппа позаботятся, чтобы вас приодели должным образом.
Экипаж катился, трясясь на булыжниках, и Фиби начало укачивать. Это показалось ей странным, поскольку в море с ней никогда не случалось ничего подобного.
- Что значит «должным образом», если вы собираетесь представлять меня всему миру как подневольную служанку?
Лукас вздохнул.
- Вам просто придется вести двойную жизнь: одну в Чарльстоне, другую на плантации. Наша плантация, в конце концов, расположена не близко от города, и майора Стоуна нельзя назвать регулярным гостем в нашем доме.
Фиби застонала, когда на нее накатилась волна тошноты, оставив после себя дрожь и холодный пот.
Лукас потянулся и с тревогой на своем благородном лице взял ее за руку.
- Вы хорошо себя чувствуете? - спросил он.
Фиби вздохнула, откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза.
- Мы, невольницы, крепкий народ, - сказала она. - Давайте мне изредка корочку хлеба и разрешите спать у камина холодными ночами, и я, вероятно, доживу... ох... до тридцати пяти лет.
