— А меня, доктор, вы вылечите? — спросила г-жа де Пере. — С самой болезни Эдмона у меня болит сердце.
— Это не в руках медицины, — отвечал Дево. — Вы занемогли нравственною болезнью, вылечить вас может только счастье. Вы теперь счастливы?
— Чего же еще желать мне?
— Так бояться решительно нечего.
Во все время этого разговора Елена внимательно смотрела на мужа. Эдмон ел с большим аппетитом и на разговор тестя и матери обращал очень мало внимания.
— Ты сегодня где вечером? — спросил он вдруг у Густава.
— Здесь, — отвечал Домон, — а ты?
— Я обещал быть у де***.
Елена бросила почти умоляющий взгляд на Эдмона; Эдмон не глядел на нее; взгляд был замечен Густавом.
— Я тебе не советую уходить, — сказал последний, подойдя к Эдмону, когда все встали из-за стола.
— А что?
— Это огорчит Елену.
— Елена ребенок, — отвечал Эдмон. — Всегда тебя слушать, значит, никогда не выходить из дому.
— Ей можно извинить. Она так тебя любит!
— Женщины, мой друг, так уж созданы: рано или поздно их любовь обращается в тиранию. Что тут дурного, что я сделаю визит де***? Он у меня несколько раз был.
— Елена ревнует.
— К кому?
— К его жене.
— Елена дурит. Ревнует ко всем женщинам без разбору.
В это же время Елена подошла к Лорансе.
— Вот, — сказала она, — сегодня опять уходит.
— Не огорчайтесь, — отвечала Лоранса, — вы себя только расстраиваете. Эдмон любит вас больше, чем когда-нибудь.
— Бог знает!
Елена невыразимо грустно вздохнула.
К разговаривавшим подошла г-жа де Мортонь.
— О чем вы это? — тихо спросила она.
— Елена грустит, — отвечала Лоранса, — что ее муж часто бывает у де***. Ей кажется, что Эдмон ухаживает за его женою.
— Пусть идет, — отвечала г-жа де Мортонь, — оставьте ему полную свободу. Это лучшее средство, чтобы он вернулся к вам. Будете удерживать, только раздражите его. Вам не все ли равно, что он ухаживает за г-жой де***? Ведь вы знаете, что он любит одну вас.
— Грустное утешение! — проговорила Елена сквозь слезы.
— Посмотрите, как он поправился и поздоровел, — говорила доктору мать, указывая на закуривавшего сигару сына. — Как я счастлива, доктор, и как много я вам обязана!
— Ты не пройдешься со мною немного? — сказал Густаву Эдмон, взявшись за шляпу.
— Нет, я останусь с дамами.
— Так прощай.
— Ты уж уходишь? — спросила Елена, видя, что Эдмон совсем собрался.
— Да.
— Скоро вернешься?
— Так, через час.
— Точно через час?
— Точно.
Елена подставила ему лоб, и Эдмон поцеловал ее.
— Не уходи сегодня, — тихо сказала она, все еще надеясь удержать его.
— Что это тебе так хочется, чтобы я непременно сидел дома?
— Сегодня три года, как мы обвенчаны; можно этот день посвятить жене.
Эдмон нетерпеливо пожал плечами и бросил шляпу на стол.
— Ступай, если непременно хочешь, — сказала Елена.
— Не пойду я, когда ты требуешь, чтоб я остался.
— Я не требую вовсе, я тебя прошу… сегодня день нашей свадьбы, все наши друзья здесь…
— Я не знал, что сегодня день нашей свадьбы.
— Забыл! Ты уж меня, стало быть, не любишь?
Эдмон взялся за шляпу.
— Ну, если еще смотреть на чувствительные сцены, так, право, незачем оставаться.
— Ступай, я тебя не удерживаю; я, точно, виновата. Обними меня еще раз. Так ты через час вернешься?
— Через час, ровно.
Елена ему улыбнулась, и Эдмон вышел.
— А засидится до полночи! — прошептала она.
— Что, мое дитя? — спросила Елену г-жа де Пере. — Что, вы будто грустны? Что с вами?
— Ничего, — отвечала Елена, — так.
— Что Эдмон-то уходит, так вы этим огорчаетесь? Полноте! Ведь он знает, что вы здесь не одни, а то бы он не ушел. Ведь он еще молодой человек! В двадцать шесть лет нужно же иметь какие-нибудь развлечения.
Г-жа де Пере, по обыкновению, всегда оправдывала сына. Она желала только счастья и здоровья Эдмону. Елена знала, что не найдет в ней сочувствия, и никогда в тяжелые минуты не обращалась к ней.
Густав, де Мортонь с женою и доктор сели за вист. Вист занимал очень мало Домона, он играл только для удовольствия других.
Перед началом игры он поцеловал жену и ребенка.
Лоранса, с ребенком на руках, села возле Елены на диван; г-жа де Пере занялась чтением.
Елена поминутно посматривала на часы. Прошло полтора часа: она встала.
— Куда вы? — спросила Лоранса.
— В свою комнату…
— Так вместе пойдемте.
— Пойдемте.
Елена была так бледна, так печальна, что Лоранса боялась оставить ее одну.
Войдя в свою спальню, Елена опустилась на стул, закрыла руками лицо, и более не стесняемые рыдания вырвались из ее груди.
— Боже! Как я несчастна! — говорила она, заливаясь слезами.
— Ну, друг мой, сестра, не плачь, — утешала ее Лоранса.
— Он эту женщину любит, — повторяла Елена, — я знаю… хотел быть через час, а вот прошло сколько времени!
— Вы напрасно тревожитесь… его что-нибудь задержало.
— Я бы ничего не говорила, если бы только это, — отвечала Елена, — но Эдмон вообще переменился. Если бы вы знали его прежде, вы бы не узнали его теперь. Прежде он дорожил моим каждым словом, не позволял даже, чтобы горничная до меня дотрагивалась. Теперь я сижу одна целые дни. Правда, теперь он надеется жить, тогда думал умирать. Близость смерти, может быть, только и внушала ему любовь ко мне. Бывают минуты — я этому верю. И мне думается тогда: лучше бы отец не спасал его! Он бы умер, унося в могилу любовь ко мне, а теперь, теперь, повторяю вам, Лоранса, я убеждена, что он любит другую.
Вошел Густав.
— Я видел, как вы обе вдруг ушли, — сказал он. — Разве что-нибудь случилось?
Лоранса указала на Елену и отвечала тихо:
— Она плачет.
— Густав, — сказала Елена, взяв его за руку, — вы не огорчаете свою жену, вы не покидаете…
— Вы ребячитесь, — заметил Густав, — ведь Эдмон вас любит.
— Я ей то же говорю, — прибавила Лоранса.
Но в ее взгляде, брошенном при этом на мужа, можно было прочесть, что она сама сомневается в истине слов своих.
— Останься с нею, — шепнул ей Густав, — я пойду за Эдмоном и объяснюсь с ним решительно; так это оставаться не может.
— Ступай, мы будем здесь все время.
Густав пожал руку жены и вышел.
Г-н де***, у которого был Эдмон, жил на Итальянском бульваре. Густав был с ним знаком и потому в его посещении не было ничего предосудительного.
— Г-на де*** нет дома, — отвечал Домону слуга, — госпожа дома.
— Доложи.
Густав нашел Эдмона и г-жу де*** наедине. Оба они выразили на лицах удивление. Густав решился разом покончить.
— Прошу вас извинить меня, — сказал он, обращаясь к г-же де***, — жена Эдмона больна, и я, зная, что он здесь, пришел за ним.
Если было уже поздно для того, чтобы войти к даме, точно так же поздно было у нее оставаться.
Г-жа де*** поняла намерение Густава и слегка покраснела.
— Я вас не смею удерживать, — сказала она, обратясь к Эдмону, — потрудитесь передать мой поклон вашей супруге; надеюсь, что она больна не опасно.
— Это еще что такое? — нетерпеливо спросил Эдмон, когда друзья были уже на улице.
— Ты нехорошо поступаешь по отношению к Елене, — отвечал Домон твердым голосом.
— И ты взял на себя обязанность делать мне замечания?
— Да.
— Напрасно, ты мне ничего нового не скажешь.
— Ты выслушаешь и то, что я тебе скажу.
— Ты мне друг, это правда. Я слушаю.
— Ты обманываешь Елену.
— Это опять-таки мое дело; мое, а не чье другое.
— Это тоже и мое дело, потому что три года назад я просил Елену согласиться быть твоею женою; ты тогда любил ее; ты ко мне бросился на шею, когда я объявил тебе о ее решении — выйти за тебя замуж.
— Три года тому назад…
— Да, три года.
— А в три года, друг мой, много воды утекло. Тогда я харкал кровью и полагал, что проживу только два года; теперь я так же здоров, как ты, и жизнь представляется мне в ином свете. Я и теперь люблю Елену, но люблю как жену, с которой день за днем проведено три года. Не всегда же валяться у ног жены, как в первые дни брака. Первые страсти сменяются тихою привязанностью, дружбою, и повторяю еще раз: рассчитывая, что проживешь только два года, можно много наделать вещей, которые самому потом кажутся смешными.
Мне двадцать шесть лет, я женат; так ведь двадцать шесть, Густав, а не шестьдесят, чтобы, кроме жены, не смотреть ни на одну женщину!
— И ты готов принести ее в жертву пустому капризу?
— Такова жизнь, Густав; не будь окружена Елена людьми, которые смущают ее, она бы не считала себя жертвою.
— Это ты про меня говоришь, Эдмон?
Де Пере не отвечал ни слова.
