Тридцатый день рождения короля! Далеко не юн, но все же достаточно молод. Он был высоким, очень высоким, и возвышался над своими спутниками; некоторым его темное, возможно даже мрачное, лицо могло бы показаться некрасивым, но все же никто не мог отказать ему в своеобразной притягательности. Если бы сейчас хоть кто-то из этой гигантской толпы попытался поднять голос против доброго короля Карла, его немедленно вздернули бы на ближайшем дереве. Во всех церквах звонили в колокола; люди расстилали на мостовой ковры; девушки и женщины, высовываясь из окон, забрасывали проезжавшего короля цветами. Трубили трубы, играла музыка, на ветру развевались знамена. Никогда народ столь наглядно не демонстрировал монарху свою верность, а поскольку он вернулся домой, не пролив ни единой капли крови, чтобы занять по праву принадлежащий ему трон, его любили еще больше.
Народ танцевал. Народ черпал вино, бившее из фонтанов. К ночи некоторые напьются и, возможно, подерутся, но сейчас вокруг царило счастье.
Как все это было волнующе! Меня тоже захватила общая эйфория, и, проезжая по лондонским улицам, я ощущала, что начинается новая жизнь.
В этот момент я заметила в толпе Харриет. Она ехала рядом с сэром Джеймсом Джилли и определенно была самой привлекательной женщиной из всех. Одета она была в синий бархат, на шляпе развевалось длинное перо. Она казалась радостной, довольной, и я вдруг ощутила вспышку гнева, вспомнив о том, с какой легкостью она бросила своего ребенка.
Я попыталась развернуть лошадь и пробраться к ней, но чья-то рука удержала поводья.
Это была рука Карлтона.
- Вы не доберетесь до нее, - сказал он. - И не советую пытаться это сделать. Невестка лорда Эверсли не должна открыто показываться рядом со шлюхами.
Я почувствовала, что мои щеки запылали.
- Как.., как вы смеете говорить так о...
- Ax, добрая, верная Арабелла, - прошептал он, - милая, славная простушка Арабелла! Эта женщина вам не друг. И прекратите считать ее своей подругой.
- Откуда вам знать, кто является моим другом, а кто нет?
Он приблизил ко мне свое лицо, выражающее насмешку.
- Я знаю очень многое, - сказал он. - Я не вчера родился.
- Так же, как и я.
- Кто знает, сколько времени прошло со вчерашнего дня?
Я перестала обращать на него внимание, продолжая смотреть на Харриет.
- Надо бы отослать ей ее ублюдка, - сказал он. - Почему вы должны нести ответственность за ее ошибки?
Разворачивая лошадь в сторону от него, я услышала, как он негромко рассмеялся.
- Спокойно! - шепнул он. - В такой-то день! Конечно, очень может быть, что ваша добрая подруга Харриет вскоре явится и будет умолять принять ее в дом. Всем хорошо известно, что Джеймс Джилли не держится подолгу за одну и ту же юбку. Он действительно хороший муж и выполняет свой долг перед женой. Теперь, вернувшись сюда, он будет содержать ее со всеми удобствами в Шропшире вместе с продолжающей расти семьей. Кстати, это доказывает, что он наносит ей визиты тогда, когда считает нужным. Если бы она сейчас находилась в Лондоне, то ехала бы рядом с ним. Он никогда не считает своих женщин чем-то большим, чем они есть на самом деле.
- Похоже, - жестко сказала я, - он просто циник.
- То же самое можно сказать о многих из нас. И как, моя милая, добрая Арабелла, вы собираетесь приспособиться к этому грешному обществу?
- Я не сомневаюсь, что существуют достойные люди даже...
- Даже в Лондоне времен Реставрации, - закончил он. - Возможно, и так. Ну что ж, будет интересно посмотреть...
- На что посмотреть?
- Как вам понравится новая жизнь. Поехали. У вас слишком сердитый вид. Люди уже обращают на нас внимание. Сегодня неподходящий день для ссор. Вы должны улыбаться. Все изменилось. Вы обязаны верить в то, что теперь, когда король дома, Англия стала раем.
- А вы в это верите?
- Не более чем вы.
- Что это он там рассказывает? - спросила Барбари. - Не верьте ему. Он известный обманщик.
- И это говорит моя верная жена! - сказал Карл-тон, поднимая глаза к небесам.
Мне было очень не по себе в их обществе. Я не могла не думать о том, что Карлтон сказал про Харриет и ее возлюбленного. И я испытывала некоторое удовлетворение, предвкушая момент, когда она обратится ко мне с просьбой об убежище.
Я представляла себе возникающие в связи с этим проблемы. В Эверсли-корте дела будут обстоять совсем по-иному, чем в Конгриве. Эти мысли не оставляли меня и во время банкета в честь короля, поскольку, принадлежа одновременно к двум лояльным семействам, я, естественно, была в числе приглашенных.
Я слушала короля. Он даже подарил мне свою необычайно привлекательную улыбку. Он был из тех, кого скорее любят женщины, чем мужчины.
Я слышала, как он сказал своим мелодичным голосом , который составлял не последнюю из граней его обаяния:
- Безусловно, было ошибкой то, что я не явился сюда раньше. За сегодняшний день мне не довелось встретить ни одного человека, который не утверждал бы, что всегда мечтал о моем возвращении.
Эти слова были произнесены сардонически, и на губах Карла заиграла циничная улыбка. Я подумала, что этот человек защищен от всевозможных льстецов и что, хотя ему понравилось внешнее выражение единства и верности народа, он сомневается в глубине этих чувств. Он способен проникать взглядом под блестящую поверхность.
Там, в банкетном зале, я думала о Харриет и о том, какое будущее ждет всех нас.
***
После завершения торжественных церемоний я вернулась в Эверсли-корт вместе с Матильдой, со своим свекром, Карлоттой и Карлтоном. Барбари с нами не поехала. Эти дни были волнующими, но утомительными. А кроме того, мне пришлось на несколько дней разлучиться с сыном. Тем не менее он постоянно был со мной в моих мыслях. Матильда снисходительно посмеивалась надо мной:
- Неужели ты действительно думаешь, что никто другой, кроме тебя, не способен присмотреть за ним?
Не только беспокойство за сына заставляло меня желать побыстрее вернуться домой. Возможно, это было как-то связано с тем, что я увидела Харриет. Она сидела на лошади, великолепная, блестящая, с сияющим лицом. Я понимала, что в этом было кое-что наигранное, ведь мне все-таки удалось проникнуть в некоторые из ее секретов. Но от этого она не выглядела менее красивой. Дело не в том, как достигается красота, а в том, что она есть. Эта легкость, эта вера в будущее - сколько они могут длиться? Я вспомнила циничный комментарий Карлтона: "Джеймс Джилли не держится подолгу за одну юбку".
Мне было неприятно думать о том, что Харриет находится в такой ситуации. Но в то же время я ощущала, что и она, и Барбари относятся ко мне с некоторой снисходительностью. Они могли заводить любовников, когда им вздумается. Пусть так, но неужели меня можно презирать за то, что я не хочу поступать подобным же образом? И все-таки я была уверена, что они меня презирают.
Я решила, что мне следует выкинуть их из головы, и лучший способ сделать это - посвятить себя домашним делам в новом доме. А дел в Эверсли-корте было более чем достаточно. Из укрытий извлекались спрятанные сокровища и занимали свои законные места. Матильда желала обустроить кладовую, где в прошлом она занималась винами и наливками. Она обожала аромат благовоний, и, следует признать, мне это тоже нравилось. Моя свекровь любила наполнять подготовленными ею травами баночки и коробочки; иногда запахи, связанные с ее деятельностью, наполняли весь дом, и мы называли это "порой ароматов".
Карлотта помогала мне в моих необременительных заботах, и было очевидно, что отношения с семьей мужа складываются у меня прекрасно.
Особое удовольствие доставляла возня с малышом. Мне помогала няня - Салли Нуленс, вынянчившая в свое время Эдвина и Карлотту и с тех пор, по ее словам, поджидавшая следующего малыша, нуждавшегося в ее заботах. Она была стара, но я подумала, что будет неплохо, если мне станет помогать кто-то, кому доверяет семья, а Эдвин, проявивший к Салли благосклонность, окончательно решил вопрос в ее пользу. Она старалась заботиться о малышах одинаково, но я знала, что ее любимцем был Эдвин.
Эллен продолжала работать на кухне, а Джаспер - на конюшне. Было очень приятно вновь встретиться с маленькой Частити. Она вошла и смущенно остановилась передо мной, а когда я встала на колени и обняла ее, она тесно прижалась ко мне. Частити явно была рада моему возвращению. Я сводила ее посмотреть на малышей, и она смеялась от удовольствия. Девочка была счастлива оттого, что мы здесь, и неудивительно. С этих пор смеяться и играть перестало быть греховным. Частити считала, что такие перемены настали благодаря мне, и относилась ко мне как к доброй фее.
Эллен, увидев меня, немножко застеснялась. Что же касается Джаспера, то он, как и прежде, был угрюмым. Пуританизм настолько стал частью его существа, что он не мог его отвергнуть, но Эллен, кажется, вовсе не прочь была сбросить это ярмо, и, хотя она оставалась верна Джасперу и, рассмеявшись, внезапно в смущении обрывала смех, все-таки, судя по всему, она была рада избавиться от необходимости подавлять естественную склонность радоваться жизни.
