— Это была твоя мать? Ну что сказать… Некоторые папины комплексы перешли ко мне, ты понимаешь, почему. Если все было так, как ты сказал, я совершила ошибку. Завтра же непременно исправлю ее.
— Я так и думал и уже сказал об этом матери. Она, правда, не поверила, но я сказал: завтра сама увидишь.
— Ах, так? Значит, я просто обязана сделать это именно завтра? Терпеть не могу, когда вынуждают что-то делать. Тогда я решу этот вопрос послезавтра.
— Охота тебе выглядеть злодейкой?
— Истомин! Ты как разговариваешь с… — Она запнулась.
— Орешкиной? Не знаю такую. Эту девушку зовут Лера Истомина, просто какое-то время она скрывалась под псевдонимом.
Так они разговаривали шестнадцать лет назад.
Лера опустила голову, печально усмехнулась:
— Орешкина бы стала Истоминой, но я теперь Агеева. У меня есть муж, и вообще много что изменилось, Андрюша.
— Ты — это ты, ничего не изменилось, моя хорошая. Ты моя Лера, Лерочка, вот и все.
Они остановились неподалеку от подъезда ее дома, укрывшись в густых кустах сирени и жасмина.
— Нет, изменилось, — капризно сказала Лера. — Мне страшно, Андрюша. А вдруг это… это просто отзвук прошлого, неудовлетворенное желание, неисполнившиеся мечты, и как только мы будем вместе, все изменится?
— Что должно измениться, любимая?
— Да все… ну, охладеем друг к другу, и слова окажутся просто словами и ничем больше.
— Они и так просто слова, потому что ими нельзя объяснить, что я чувствую, когда вижу тебя, когда обнимаю тебя, когда твои губы целуют меня. Когда ты рядом! Нет таких слов, Лера, нет! Так было только во сне, когда я видел тебя. Шестнадцать лет ты мне снилась, и всегда, всегда это было чудо, понимаешь?
— Наяву часто все бывает по-другому.
— Оно и было по-другому! Глупо, неестественно, противно. И это была не жизнь, а мучение. Разве можно так жить, что не хочется просыпаться, и самое главное желание — уснуть навеки, но только чтобы ты была рядом?!
— Андрюша. — Она обняла его, прижалась к нему. — Только ты можешь со мной так разговаривать. Только ты — мой единственный настоящий мужчина. Только с тобой я хочу быть всегда-всегда. Я сильная женщина, даже покушений не боюсь, но сейчас мне страшно, что это когда-то может кончиться. Я… я не знаю… я не переживу такое…
— Глупышка. — Он поглаживал ее рыжие волосы, выбивающиеся из-под черной норковой шапки. — Ну представь себе, если б Ромео и Джульетта боялись, что когда-нибудь охладеют друг к другу? Мы ведь раньше не боялись.
— А мы такие же, как шестнадцать лет назад? — Она тоже улыбнулась.
— Конечно. Не было никаких шестнадцати лет. Ты разве не Лера? Ты любишь меня? Так же, как тогда?
— Я люблю тебя… — Крупная дрожь сотрясала ее тело. — Это похоже на сумасшествие, но я ничего не могу с собой поделать.
— И я тебя люблю. Более долгого испытания для нашей любви трудно представить. Хватит, хватит ждать, Лера! Лерочка…
— Андрюша, любимый мой, но ты же понимаешь, я не могу сейчас уйти к тебе. Нужно время, чтобы решить многие вопросы.
— Я не тороплю тебя, Лера. Ты моя, ты со мной, даже если мы не вместе. Знаешь, имя Лера для меня означает «любимая». Когда ты была чужой и далекой, я никогда не называл тебя Лерой. — Он опустился на сырую желтую траву, обхватил руками ее ноги, прижался щекой к ним. — Я хочу тебя навсегда, только тебя, всегда хотел… А ты возьми меня. Всего…
Она присела, обняла его, поднялась вместе с ним.
— Не надо, Андрюша, ты простудишься…
Зонтик валялся под ногами, Андрей и Лера не обращали внимания на моросящий дождь. Их лица были влажными и от дождя, и от слез. Она подняла раскрасневшееся лицо к темному небу, ловила губами дождевые капли и улыбалась, а он страстно целовал ее губы, щеки, мочки ушей, шею.
— Ты думаешь, это никогда не пройдет?
— Я знаю одно — для меня женщины красивее, умнее, роднее, чем Лера, нет и никогда не будет.
— Мы оба свихнулись. — тихо засмеялась она. — Никто в этом городе и представить не может меня такой. Я и сама не верю, что могу быть такой безрассудной. И когда? Накануне выборов!
— Ты всегда была такая безрассудная, Лера.
— Только тебя не было рядом. Один только человек и знал меня такой, какая я есть на самом деле, один и видит это. Андрюша! — Она с такой страстью бросилась ему на шею, судорожно обняла его, что оба чуть не свалились на траву.
— Здесь лучше, чем в твоем кабинете.
— Да, только дождь идет.
— Он не мешает нам, пусть идет.
— Нет, Андрюша, — капризно протянула Лера. — Я боюсь, что ты простудишься. А ну-ка немедленно скажи, что и ты боишься меня простудить.
Андрей поднял зонтик над ее головой.
— Я боюсь простудить тебя и поэтому принимаю меры защиты моей девушки от дождя.
— Балбес! — с улыбкой сказала она. — Я намекнула, что нам пора расставаться.
— Уже? Так быстро? Да мы и были-то вместе пять минут, не больше! Не вредничай, Лера.
— Не пять минут, а почти уже час. — Она глубоко вздохнула, чмокнула его в щеку. — Я тоже не хочу с тобой расставаться, но уже пора.
— А если…
— Я люблю тебя, Андрей, а ты?
— Я люблю тебя, Лера.
— Тогда не спрашивай, почему я тебя не приглашаю к себе, хотя мужа нет дома. Во-первых, он может заявиться в любую минуту; а во-вторых, и это главное, я не хочу чувствовать себя дрянью. Ты ведь тоже не хочешь этого, правда?
— Я еще и расставаться с тобой не хочу…
— Я тоже.
— А хочу я…
— Я тоже.
— Шестнадцать лет ждал!
— Я тоже… — Она смеялась, глядя на него.
— Придется еще немного подождать. — огорченно вздохнул он.
— Мне тоже, — сказала она и, немного помолчав, добавила: — Это ужасно трудно и совсем легко. Знаешь, почему легко? Мы уже вместе, вот и все. Господи, никогда не чувствовала себя так хорошо! Даже удивительно, что, помимо работы и отдыха, в жизни есть и другие удовольствия. Я и не знала об этом… Вернее, когда-то знала, но потом забыла. Спасибо, что ты появился и напомнил мне, Андрюша!
— Спасибо тебе, что ты есть и стоишь рядом со мной, Лера.
— Я пойду?
— Мы встретимся завтра?
— Не знаю… Боюсь, что я из-за тебя и о работе забуду.
— У тебя заместители есть, Лера. Я что-нибудь придумаю завтра. Обязательно. Придумаю и позвоню тебе.
— Я буду ждать, когда ты позвонишь. А еще, знаешь что? Позвони мне ночью, когда будешь спать ложиться. Если мужа не будет дома, я пожелаю тебе спокойной ночи и поцелую в трубку.
— Да, конечно. — Он жадно прильнул к ее губам и долго не мог оторваться от них.
Жесткий, немигающий взгляд Платона был из тех, о которых говорят «метал молнии», а может, в глазах хозяина дома отражались языки пламени в камине, только все это не испугало Лебеду.
Он выдержал этот взгляд, сплюнул в камин и сказал:
— Чё ты смотришь, Платон? У меня на морде все написано, дураку понятно, охамели они! И твоя Агеева тоже. Я уже говорил, постоянно наезжают, ни хрена не дают развернуться! Что за дела такие? Мы ж договорились жить мирно!
— И я тебе уже говорил, Лебеда, — недобро усмехнулся Платон. Не нравилось ему, когда плюют в камин. — Хреново ты работаешь. Бугаев не просто так наехал на тебя, он же козла с ходу взял, а у того — пятьдесят грамм «пластилина». И не зыркай так на меня, а то зыркала устанут и закроются раньше времени.
— Если с ходу взяли, кого нужно, значит, наводка была. Ты бы за своими получше следил, дорогой, постукивает кто-то, — усмехнулся Фантомас.
— Ну вы даете! — возмутился Лебеда. — Деятелями стали, заводы у вас, торговые точки, бизнес, короче, вполне законный, да?! И у меня тоже! Не было у чувака «пластилина», не было, клянусь мамой, я ж его знаю, кореш мой. Бугаевские сунули в карман, когда шмонать стали, а потом прикалываться начали, падлы! Жору взяли, а на меня сам Бугай насел, сука. Я больше терпеть не буду, надоели такие ломки!
— Настоящую ломку ты, кореш, не знаешь, — покачал головой Фантомас. — Значит, разозлил ты Бугая. Пойди к нему, договорись по-хорошему и живи в свое удовольствие.
— Если хочешь жить, — мрачно добавил Платон. Сегодня Лебеда очень раздражал его.
— Так, да? А если кому-нибудь из ваших людей подкинут «травку» или «пластилинчик», а потом заметут, да еще и товар попортят, пару киосков разнесут, тогда что запоете?
— Не подкидывают, — сказал Платон.
— И не разносят, — кашлянул Фантомас.
Лебеда злобно прищурился. Старички хреновы! Тихой жизни захотели, козлы? Зарылись, как кроты, и посапывают, воры-пенсионеры! Понятное дело, помощи не дождешься.
— Ну, короче, вы и лапки кверху подняли, так? — презрительно усмехнулся Лебеда. — Торжественные проводы хотите Агеевой устроить? А если не получится?
— Получится, — сквозь зубы процедил Платон. — Рассказывай, какие мысли у тебя. Уговор дороже денег, сам знаешь, все дела обсуждаем втроем. Вижу, ты чего-то хитришь, Лебеда.
