— М-м-м. — Киваю.
— Очень любопытно, — произносит Деннис.
— Да? — спрашивает Теренций. — А знаете, я давно понял, что они редко действуют. Может, я один из тех, кому много спать просто-напросто не требуется.
— Гм, — произносит Деннис.
— Маргарет Тэтчер, например, спокойно обходилась четырехчасовым сном в сутки, — добавляет Теренций.
— Это многое объясняет, — говорит Деннис.
Теренций смеется.
В то время как он держится за бока, чересчур бурно восхищаясь остроумием Денниса, к отелю подъезжает большой белый фургон. Деннис мгновенно встает с места и щелкает пальцами, подавая знак Патрику: следуй за мной. Прибыли утренние газеты, и Деннис с Патриком идут помогать развозчику внести в отель связки. Судя по всему, Деннису по душе это занятие. Минут десять он стоит на улице и болтает с развозчиком, а Патрик тем временем, пыхтя, таскает внутрь тяжелые стопки газет. Может, потому, что развозчик объезжает все первоклассные гостиницы и в курсе последних новостей, Деннис так любит перекинуться с ним словечком. Узнать все сплетни. Я наблюдаю, как он смеется, болтает, явно отпускает шутки, дышит на руки. На Патрика ни один, ни другой не обращают внимания; поворачивают головы и замечают его, только когда с работой уже покончено. Деннис похлопывает разносчика по плечу и возвращается в вестибюль.
— Черт, ну и колотун! — говорит он, до сих пор дыша на замерзшие руки. — Похоже, в «Клариджез» был сегодня пир горой. По всему Мейфэру пьяные люди в шикарных смокингах ловят такси. Джефф, — указывает на улицу, где только что стоял фургон, — говорит, наверное, вечеринка была киношная или что-то в этом роде; клянется, будто видел, как вверх по улице шла, чуть пошатываясь, парочка звезд. Давайте-ка заглянем в газеты, может, в них что-нибудь об этом пишут.
— Вообще-то разворачивать газеты не положено, — напоминаю я. — Гости должны получить их свеженькими.
— Ерунда, — отмахивается Деннис, уже вооружившись ножницами. — Никто ничего не заметит.
С появлением развозчика газет о Теренции забыли. Он наконец решает уйти.
— Поверить не могу, что уже почти утро, — говорит он, глядя на газеты. — Наверное, мне следует хотя бы снова прилечь, даже если уснуть так и не получится.
— Счастливо, — произносит Деннис.
— Спокойной ночи, — говорит Теренций.
— Спокойной ночи, — отвечаю я.
— Не очень перетруждайтесь, — с полуулыбкой желает Теренций, входя в лифт.
— Не будем, — говорит Деннис, когда двери лифта закрываются. — Слава тебе Господи.
— Да уж, — подхватываю я. — Я думал, он никогда не умотает.
— Тебе-то чего плакаться? — спрашивает Деннис. — Не ты выслушивал историю всей его долбаной жизни!
— Немного досталось и мне.
— Какое там досталось! Ты сматывался по любому чертову поводу, только бы не разговаривать с проклятым отморозком. Нет, честное слово. В следующий раз, когда мы опять будем дежурить в ночь вместе, как только спустится еще один зануда в халате, твоя очередь с ним беседовать. Я чуть умом сегодня не тронулся.
— Не такой уж он и занудный, — говорит Патрик едва слышно.
— Что? — Деннис резко поворачивает голову.
— Не сказал бы, что он слишком занудный, — повторяет Патрик.
— Еще и какой! Чертов онанист, — заявляет Деннис. — А почему это ты не чистишь обувь?
— Ой! — восклицает Патрик.
— Вот тебе и «ой», — говорит Деннис, передразнивая его. — Не самое ли время собрать туфли и приняться за чистку? Или ты забыл, что входит в твои обязанности?
— Нет, сэр, — бормочет Патрик.
— Да, сэр, — говорит Деннис, кивая на лестницу. — И поживей! Людям скоро вставать. За работу! Сию минуту.
Патрик несется вверх по ступеням. Говоря по правде, поздновато он бежит собирать обувь: следовало уже вовсю чистить ее по меньшей мере с час. Его удача, что сегодня суббота и туфель выставят не так много; а чуть позже ребята, приехавшие по делам в Сити, не начнут требовать обувь назад, боясь опоздать на деловую встречу за семичасовым завтраком. Если бы день был будний, Патрика уже сейчас ругали бы на чем свет стоит. Остается надеяться, что никто из гостей не спешит на утренний самолет.
За окном стало заметно светлее, но о том, чтобы идти домой, рано и помышлять. Усталость валит с ног, во рту металлический привкус, мысли в голове путаются. Яркий свет начинает резать глаза, и немного знобит. Кладу в рот еще несколько таблеток проплюс и пытаюсь проглотить их без воды. Черт, ну и горечь. Очень надеюсь, что они мне помогут. Что-то слишком рано я вымотался и препаршиво себя чувствую. Не мешало бы размяться.
Деннис просматривает газеты в поисках заметки о вечеринке в «Клариджез». Патрик спускается с лестницы, в руках — затягивающиеся шнурками мешки с туфлями. В общей сложности семь штук, и все, по его словам, — мистера Мастерсона. Паренек удаляется в свой угол у тележки, расставляет обувь, и мы с Деннисом подходим на нее поглазеть.
— А они не от ведущего дизайнера, — говорит Патрик, поднимая пару туфель. — Никогда не слышал ни о каком Лоббе, а вы?
— Все эти туфельки изготовлены вручную, специально для него, — говорит Деннис, беря туфлю и разглядывая ее. — Эти штуковины стоят огромных денег, сынок. Смотри и учись, Патрик, смотри и учись. — Улыбается. — И поосторожнее с ними.
— Не беспокойтесь, сэр, — отвечает Патрик, нюхая кожу. — Здорово пахнут.
— Эй-эй, ну, это уж слишком, — говорит Деннис. — А заказы на завтрак ты собрал?
— А вы не говорили, — заикаясь, лепечет Патрик, внезапно краснея и покрываясь испариной. — Правда, вы ведь не…
— Я за ними схожу, — говорю я. — Мне не помешает размять кости, а то вот-вот засну.
— Ладно, — отвечает Деннис. — В следующий раз, — обращается он к Патрику, — попробуй одновременно собрать и то и другое. Увидишь: сэкономишь массу времени.
Отправляюсь за заказами на завтрак. Вообще-то это дело обслуживания номеров, но в нашем отеле по той или иной причине их должны собирать люди из фойе. Забавно: с постояльцев требуют, чтобы они вывешивали на двери списки вечером, до половины двенадцатого, а мы никогда не приходим за ними раньше четырех тридцати. Слишком заняты с пьяными и проститутками, чтобы помнить еще и о заказах. В общем, если ты вывесишь список до рассвета, завтрак наверняка получишь.
Сегодня выходной, поэтому карточек должно быть гораздо больше, чем в будни. В течение рабочей недели большинство деловых людей поднимаются на рассвете и уходят в седьмом часу, поэтому редко завтракают в отеле. В субботу же, если ты не дома, святое дело побаловать себя чем-нибудь жирным, жареным или омлетом и бокалом шампанского.
Когда ходишь по коридорам в это время суток, всегда немного не по себе. Темно и тихо, и если бы не безумолчный храп, сопровождающий тебя повсюду, можно было бы подумать, что вокруг ни души. Храп фантастически разный по высоте и громкости: мужской баритон, более высокий дамский, но встречается и такой, сравнить который можно лишь с криком чудища болотного. От него дрожат картины на стенах.
Собрав карточки, иду вниз по ступеням и вдруг слышу: на пятом этаже кто-то скребется. Останавливаюсь, напрягаю слух, пытаюсь лучше уловить звук сквозь хор храпа. Поджимаю пальцы на ногах. Всматриваюсь во тьму, гадая, что за тварь сбежала от Рентокила. Официантские брюки жутко колют кожу, но печалиться по этому поводу нет времени. Крадусь на цыпочках в дальний конец коридора.
В honour-баре горит свет. Судя по шуму, крыса должна быть огромная. Поворачиваю за угол, ясно различаю звук открывающейся дверцы холодильника и вижу бродягу. Стоит ко мне спиной, голова в мини-баре — ищет спиртное.
— Эй! — кричу я, устремляясь вперед, будто наделен полномочиями и выполняю свою прямую обязанность. — Какого черта вы тут делаете?
Бомж резко дергается и ударяется головой о дверь холодильника. Замечаю в сторонке шеренгу пустых бутылок — очевидно, незваный гость явился не только что и спокойно пьянствует.
— А, черт, — произносит он, с трудом шевеля языком и пытаясь сфокусировать на мне зрение. Явно готов. — Я просто… — Умолкает. Его застукали в ту минуту, когда он шарил в холодильнике, пытаться выкрутиться — никакого толку. Поднимает грязные руки в перчатках «без пальцев», будто у нас перестрелка. — Я спокойно уйду. Только, пожалуйста, не звоните в полицию.
— Живо! — велю я, хватая его за спинку куртки. Гремят стеклянные бутылки. — Что у вас в карманах?
— Э-э… ничего, — отвечает бомж.
— Достаньте все, что в них есть, — говорю я.
— Не имеете права, — протестует он.
— Либо я, либо полиция, — заявляю я.
— Ну, ладно. — Бродяга засовывает руки в карманы и извлекает из них бутылочки «Бомбейского сапфира». Множество: шесть из левого и того больше из правого. Ставит их на пол.
— Еще что-нибудь? — спрашиваю я.
