Никто в целом мире, кроме нее, не осмелился бы заявить такое, стоя в пределах досягаемости кулака Антония. Но он ни за что на свете не ударил бы свою царицу. Клеопатра знала это так же прекрасно, как знала и свои границы дозволенного. Она встала, обошла вокруг Антония, бурлящего бешенством, подняла с пола письмо, сложила его и положила на стол.
— Позволь полюбопытствовать — ты поедешь к ней, когда она прибудет в Афины?
— Нет, — глухо ответил Антоний.
— А может, надо бы. Ведь если ты и дальше собираешься делать вид, что вы женаты, следует соблюдать хотя бы минимальные приличия. Вообрази, как взбесится Октавиан, как ты расстроишь его планы, если его ожидания будут обмануты — он ведь убежден, что ты бросишь его сестрицу и останешься со мной.
— Я уже получил от нее все, что мог, когда мы были в Афинах, — возразил Антоний. Я позволил Октавии поехать туда — ей очень хотелось, и это чуть дольше дурачило ее братца. Но я не собираюсь с ней жить. Я уже провел свой последний день в ее так называемом приличном обществе.
— Приличия могут быть великолепными силками, — заметила Клеопатра.
— Но не для меня, — снова возразил он.
Диона услышала все, что хотела услышать. В ней не особо нуждались; она не ушла раньше просто потому, что тут было теплее, чем на улице, да и Клеопатра не возражала против зрителей соответствующего ранга и воспитания. Но теперь можно было ускользнуть — правда, не так быстро, как хотелось бы, но все же… Дионе это удалось, и ее исчезновения никто не заметил.
Оказавшись снаружи шатра, она чуть не налетела на мальчика, по виду ровесника Цезариона, который сидел на земле, подставив лицо солнечным лучам. Мальчик встал и оказался выше царевича, шире его в плечах и крепче сложенным; с широкого, приятного лица из-под густой копны темных, курчавых волос на Диану спокойно смотрели светло-карие, почти янтарные, глаза. Низко посаженные брови были густоваты и сильно кого-то напоминали Дионе.
— Только не говори мне, — сказала она, — что Октавия послала тебя сюда вместе с письмом.
Казалось, мальчик был немного ошарашен.
— Госпожа? — произнес он на хорошей латыни. — Разве мы с тобой знакомы?
— Ты меня не знаешь, — ответила Диона, — но я о тебе слышала. Мое имя — Диона. Я служу царице Египта. А ты, полагаю, Марк Антоний-младший?
— Дома меня зовут Антониллием, — представился он. — Или Антиллом — те, что работают под греков.
— Что ж, я буду звать тебя Антиллом. — Она оглянулась на шатер и вздохнула. — Даже и не знаю, стоит ли тебе сейчас туда заходить. Твой отец понятия не имеет о твоем приезде.
— Он там… с Ней?
Он сказал именно так: словно о богине или духах преисподней.
— Да, твой отец с Клеопатрой, — ответила Диона и внезапно предложила. — Слушай, ты, наверное, замерз и проголодался. Это твоя стража, да? — Она кивнула в сторону двух мужчин, неуютно переминавшихся с ноги на ногу и выглядевших так, словно они хотели вышвырнуть ее отсюда, но никак не решались. — Пусть один из них идет с нами, а второй останется здесь и немного погодя скажет Антонию, что ты в шатре-кухне госпожи Дионы. Там тепло, — добавила она, — а кухарки Антония творят чудеса: настоящую пищу богов, с медом и специями.
Антилл был послушным ребенком: он охотно кивнул и пошел за ней со счастливым безразличием к недовольству стражников. Они явно отличались обилием здравого смысла — если бы только в нем была необходимость — и заявили: откуда им знать, могут ли они доверять кому-то из людей Клеопатры? А вдруг ее подослали отравить старшего сына Антония — соперника собственных сыновей царицы.
Но Антилл, похоже, не слышал их — или предпочел не слышать. Антоний тоже обладал такой способностью — слышать только то, что ему угодно.
Кухарки были рады услужить сыну полководца, только что прибывшему из Рима и терпеливо ждавшего вкусной еды. Антилл ослепительно улыбался, как и его отец, и поражал отменными очаровательно-непринужденными манерами. Забавно, что он не разделяет отцовского пристрастия к вину — может, просто слишком молод. Он не стал сразу пить из кубка с ледяной водой, а взял его вместе с полной тарелкой и отнес наружу, на солнышко.
День был теплым, но Диона, тонкокожая египтянка, не рассталась с гиматием. Антилл же отбросил свой паллий в сторону, как только начал есть. Он обладал отличным аппетитом здорового мальчишки и прекрасными манерами — лучше, чем у Тимолеона в его возрасте.
Когда Антилл утолил первый голод и стал жевать медленнее, наслаждаясь едой, Диона заметила Цезариона, приближавшегося к ним по дорожке, разделяющей ряды шатров. Солнце пылало в его волосах, заставляя их гореть золотом ярче обычного. Он облачился в парадный наряд царевича — что было делом не совсем обычным, — и двое стражников шествовали за ним на почтительном расстоянии. Дионе он показался очень красивым.
Рядом с ней раздался неожиданный звук — Антилл присвистнул и сделал стойку, словно собака.
— Силы небесные! Это что за пава? — потребовал он ответа, даже не стараясь говорить потише.
Диона приподняла бровь, но Антилл не мог знать нюансов ее мимики и понять, что это — предостережение, да к тому же был юным горячим римлянином и потому продолжил в том же духе. Может, он подумал, что чужестранец глух или не понимает по латыни?
— Ой, умора, ты только посмотри на него! Ну и красавчик! Он похож на кудлатую собачонку-визгунью моей мачехи.
Цезарион остановился, нарочито не замечая Антилла, поклонился Дионе и произнес без акцента на изысканнейшем греческом:
— Госпожа, рад тебя видеть. Не правда ли, сегодня чудесный день?
— Прекрасный, — согласилась Диона с еле уловимой иронией.
— Да! — вмешался Антилл, явно понимавший греческий. — Чудный денек! Чем же от него так несет? А глаза-то, глаза! Чем он их размалевал?
На самом деле царевич никогда не пользовался благовониями и не подводил глаз. Но Диона не успела и слова молвить, как Цезарион тут же сказал:
— Я вижу, тебе докучает назойливая муха, госпожа. Как он к тебе попал? Он, кажется, очень плохо воспитан. Сюда таких не пускают. Это что, ублюдок одного из солдат?
Диона подавила вздох.
— Где твои манеры, Цезарион? Птолемей Цезарь, познакомься с Марком Антонием-младшим. Антилл, познакомься с царем Египта.
Но Антилла было не так-то просто осадить.
— Царь? Вот этот? Да он похож на плясуна царя Армении.
— Вифинии, — процедил Цезарион сквозь стиснутые зубы тоже на латыни и с акцентом, ничуть не худшим, чем у Антилла, когда тот говорил по-гречески. — Мой отец, как утверждают, танцевал между простынями с царем Вифинии. Ты даже оскорблять не умеешь прямо — все исподтишка.
— Ни один Цезарь не имеет к тебе отношения, — парировал Антилл. — Кто засунул тебя в Клеопатру? Один из ее конюхов?
— А по тебе сразу видно, что ты — плевок Антония, — ответил Цезарион со слащавым ядом в голосе. — Я слышал, он когда-то любил иногда побаловаться с грязными женщинами.
— Расфуфыренный индюк! — издевательски проговорил Антилл.
Диона уже подумывала прекратить стычку, пока она не переросла в конфликт посерьезнее. Стражники Цезариона и Антилла метали друг в друга враждебные взгляды, готовые в любую секунду защитить своих господ. Можно, конечно, приказать египтянам от имени Клеопатры: они с легкостью разнимут драчунов. Но Диона решила, что мальчишки, как и котята, тоже имеют свои права.
Цезарион набросился первым, сбив Антилла с ног. Царевич был ниже ростом, легко сложенный, гибкий и крепкий — весь в отца; Антилл перенял сложение Антония, но это не всегда бывает преимуществом. Худощавый мальчик — если он царевич — рано узнаёт, как сражаться с более крупным противником.
Антилл, оправившись от первого неожиданного удара, продемонстрировал противнику, что голова у него тоже неплохо работает — он был не только выносливым, но и хитрым бойцом.
Мальчишки катались в грязи, как разъяренные псы. Один из них — или оба, было трудно понять — ругался самым изощренным образом. Стражники уже готовились разнять их, но вмешалась Диона.
— Не надо. Пусть сами разберутся.
Возможно, стражники и заспорили бы с ней всерьез, но они тоже были не так уж давно мальчишками, особенно сопровождающие Антилла, и поэтому до поры до времени не двигались с места, как и Диона, не спуская глаз с дерущихся. Нельзя было допустить, чтобы эти дети покалечили друг друга.
Диона всегда чувствовала переломный момент драки. Цезарион находился внизу, слышались звуки ударов, но он так извивался, что Антиллу пришлось попотеть, чтобы не промахнуться. Наконец Цезарион неожиданным рывком вернул утраченные позиции, но тут же поплатился за это: Антилл мертвой хваткой схватил его за горло и съездил по челюсти.
Все замолчали, затаив дыхание. Диона подалась вперед.
