Весь вечер я наблюдал за ним. Смотрел, как он флиртовал со всеми молоденькими актрисами. Как очаровывал продюсеров. Как в упор не замечал актеров второго плана. Пандора тоже следила за ним, но я ничего не мог прочесть на ее лице.
Время от времени Трой приближался ко мне с таким видом, будто встретил впервые в жизни, и требовал:
— Бармен, выпить.
Через несколько часов он уже набрался. Когда он заказал мне четвертый коктейль «Лонг-Айленд», я ответил, что текила кончилась.
— Да у тебя под носом стоит бутылка, — презрительно ухмыльнулся он. — Слепой, что ли?
Он прицепился ко мне намертво, старался всячески поддеть, тыкал пальцами мне в грудь, так что гости стали на нас поглядывать.
Я не хотел ставить Пандору в неловкое положение. Выйдя из-за стойки, я направился к бассейну, где она сидела в компании нескольких клиентов, и сказал, что ей надо пойти к мужу. Я думал, что она отведет его куда-нибудь в дальнюю комнату, чтобы он проспался, но вдруг обнаружил, что они оба просто уехали.
Невероятно. Пандора бросила своих гостей.
Нам с Синтией пришлось дождаться конца, заплатить музыкантам и проводить последних гостей. Когда меня спрашивали, куда делась Пандора, я говорил, что ей стало нехорошо и она вынуждена была уехать домой.
На следующее утро она позвонила мне с извинениями. Но в какой-то момент мне стало так противно, что я оборвал разговор и повесил трубку. Через несколько минут телефон зазвонил снова.
— Гари, пойми, у меня не было другого выхода.
Возникла неловкая пауза.
— Ладно, — сказал я, — не надо больше об этом. Вечер удался на славу.
— Да, только благодаря тебе и Синтии.
За этими словами стояла просьба о прощении, которую я, конечно, удовлетворил.
Той осенью я был очень занят. Работы навалилось по горло, и все программы моих клиентов, словно сговорившись, летели одна за другой. Времени на то, чтобы заходить в офис к Пандоре, почти не оставалось, но даже когда я изредка туда заглядывал, то заставал одну и ту же картину — Пандора и Синтия работали как одержимые, а Трой предавался размышлениям в каком-нибудь углу.
Однажды я столкнулся с Джоном Брэдшоу, выходящим из лифта. Увидев меня, он в нерешительности остановился:
— Можно вас на минуту?
— Конечно, — ответил я.
— Как поживает мисс Браун?
Я ответил, что у нее все хорошо.
Он кивнул. Мы помолчали.
— Я знаю, что вы всегда были ей другом, — наконец произнес он.
— Стараюсь, — вздохнул я. — Что-нибудь не так?
Он нахмурился:
— Я все время получаю письма. Последнее пришло сегодня утром. Я просто не знаю, что делать, нужно ли что-нибудь предпринять. Я не хочу, чтобы она попала в беду.
— Конечно, — согласился я, хотя понятия не имел, что он имеет в виду. — Может, не стоит ворошить это дело и огорчать ее?
Он помолчал, а потом спросил:
— Вы считаете, она счастлива?
— Не особенно.
Он быстро взглянул на меня:
— Будьте добры, подождите меня минуту.
Он поднялся по лестнице и вскоре вернулся, держа в руках несколько листов бумаги с напечатанным текстом.
— Может, вы посмотрите на них?
Я быстро пробежал их глазами. Анонимки, бессвязные и полные злобы, обвиняющие Троя во всех смертных грехах.
— Я пытался поговорить с мисс Браун, когда получил первое письмо, но это случилось незадолго до того, как они поженились, и она отказалась его читать.
Уж конечно. Узнаю Пандору. Спрятать голову в песок, как только перед ней возникает неприятное зрелище. Я попросил у Брэдшоу эти письма на несколько дней.
— Я попытаюсь выяснить, что из этого правда. А потом вы решите, что делать дальше.
У Брэдшоу, казалось, камень с души свалился, когда я взял письма.
Остаток дня я провел за работой, а потом позвонил приятелю в полицейский участок Палм-Спрингс.
В ту ночь я почти не спал.
Как я и подозревал, большинство обвинений оказались выдумкой. Трой не был ни наемным убийцей, ни шпионом, разыскиваемым ФБР. Но кое-что, например, участие в наркобизнесе или тюремный срок, подтвердилось.
Что из этого известно Пандоре? Вполне возможно, Трой рассказал о своем прошлом, но она его так любила, что ей было все равно. А может, это сделало его еще привлекательней в ее глазах — ей всегда хотелось остроты ощущений.
Но если она ничего не знает? Должны ли мы — Брэдшоу или я — открыть ей глаза? Не то чтобы ей угрожает опасность. Трой всего лишь мелкий жулик, а не серийный убийца. Есть ли у нас право нарушить ее покой? Я сказал ему, что Пандора не кажется мне особенно счастливой, но откуда мне знать? Она любит Троя, уж в этом нет никаких сомнений. И надо признать, он тоже ее любит, насколько вообще способен. И, может, из-за этой любви он порвал с прошлым.
Я также сильно сомневался, что из столкновения с Пандорой выйдет толк. Брэдшоу уже показал ей одно письмо, и она не стала его читать. Теперь же, спустя полгода, она тем более откажется слушать какие-либо из тех же обвинений против ее мужа.
На следующий день я отослал письма Брэдшоу. К ним я приложил уклончивую записку, где сообщал, что хотя и остаются кое-какие темные моменты, но самые тяжкие обвинения не соответствуют действительности. Я добавил, что он, конечно, может начать собственное расследование, если примет такое решение, но лучше всего не вмешиваться и забыть об этом деле.
Не знаю, руководило мною милосердие или трусость, но я не стал бередить свою совесть, чтобы это выяснить.
Правда, через несколько дней я засомневался в правильности своего поступка.
Я как-то упомянул Пандоре, что скоро у моей сестры день рождения.
— Передай ей мои поздравления. Я ее всегда очень любила.
Она вдруг тяжело вздохнула:
— Какая жалость, что я никогда не увижу сестру Троя.
Я сказал, что не знал о существовании его сестры.
И тут она рассказала мне о Фанни, о том, как девушка забеременела в шестнадцать лет и умерла от неудачного аборта.
— Трой так и не смог это пережить. У него в бумажнике всегда лежит ее фотография. Я иногда смотрю на нее, когда его нет поблизости. Она была такой красивой девушкой.
Когда в тот день Трой приехал забрать Пандору с работы, я поджидал его в холле.
— Здорово, бармен, — сказал он.
— Значит, так, — ответил я. — Я тут кое-что выяснил. Эта девушка, Фанни, ты сказал Пандоре, что она твоя сестра. Но она вовсе не сестра тебе, так ведь?
Он молчал.
— Эта девушка забеременела от тебя. И ты ее бросил. Я все про это знаю. Ее мать пыталась преследовать тебя по суду, потому что Фанни покончила с собой.
Он еле дышал, а я так просто задыхался.
— Пандора ничего об этом не знает. Но если ты позволишь себе хоть когда-нибудь выйти за рамки, я все ей расскажу.
Он бросил на меня быстрый взгляд и пошел прочь.
Я обычно просыпалась рано и смотрела на спящего Троя. Он лежал, заложив руки за голову, черные волосы рассыпались по белой подушке. Каждый раз я заново испытывала прилив нежности. Днем его рот обычно был сжат, но во сне приоткрывался и становился мягким. От этого меня переполняла нежность.
Я до сих пор невольно вспоминаю, как смотрела на него по утрам.
В июле он повредил себе плечо во время обычной гонки. Растяжение оказалось несильным, и через две недели он поправился. Однако, оглядываясь назад, я прихожу к мысли, что именно тогда произошел какой-то сдвиг. Что-то начало расшатываться, что-то исчезать. Когда он был снова готов начать работать, никакой работы для него не нашлось — то ли удача ему изменила, то ли просто в то время он никому не требовался.
Почти два месяца он ничего не делал. За это время он привык приходить в офис и проводить там целые дни. В его присутствии я практически не могла работать, но мне нравилось, что он хочет находиться рядом со мной. Я смотрела, как он сидел на старом диване дяди Джина, как его мускулы проступали сквозь ткань джинсов, и мне было трудно оторваться.
Я пыталась заинтересовать его нашей работой, но ежедневная рутина быстро ему наскучила. Он был как неугомонный ребенок, которому не терпелось уйти пораньше на ужин или в кино. И я всегда уходила с ним. Он для меня был важнее агентства.
В августе Трой наконец получил работу в фильме Джона Траволты. Он целыми днями готовился к трюку и не мог говорить ни о чем другом. Однажды вечером, как раз перед началом съемок, раздался звонок. Трою просили передать, что съемки отложены.
Когда я вернулась домой, Трой встретил меня у дверей.
— Сегодня нужно лечь пораньше. Завтра с утра съемка.
Мне пришлось сказать ему, что никакой съемки завтра не будет. Он промолчал, но не ложился спать чуть не до самого утра. Я слышала, как он ходил взад-вперед в соседней комнате. Я лежала без сна, прислушиваясь к каждому звуку. Так я раньше проводила ночи дома, когда папа чувствовал себя особенно плохо.
