Лилит говорила все тише и тише. Брианна наклонилась ближе, чтобы хоть что-нибудь услышать.
— Ты не можешь так просто сдаться. Подумай о Марке и о мальчиках. Ты им нужна. Ты мне нужна. Пожалуйста, Лилит, не сдавайся! — умоляла ее Брианна.
Казалось, что Лилит ее не слышала.
— Не трать свое время. Ты… ты выйдешь замуж, у тебя будут дети. Не бойся. Часто… счастье приходит тогда, когда мы этого не ждем… Никогда не оглядывайся назад. Жизнь бесценна…
Она замолчала, потом закрыла глаза, и ее лицо внезапно вытянулось, однако на ее посиневших губах все еще играла улыбка. С этой улыбкой на лице она и отошла в мир иной.
— Лилит! — позвала ее Брианна и, схватив безжизненную руку женщины, громко зарыдала от невыносимого горя.
— Лилит!
Возбуждаясь от запаха смерти, койоты громко выли и то и дело набрасывались друг на друга. Содрогаясь от ужаса, Брианна смотрела с утеса на пустынную долину реки Платт. Здесь не росло ни единого деревца. Далеко впереди был виден дым форта Керни. Она подумала, будет ли приятно доктору Фулвуду узнать о том, что он не ошибся по поводу Лилит. Однако она решила, что те, кто избрал своей профессией спасение жизни других людей, никогда не станут радоваться чьей-то смерти.
Жан Луи просунул свою маленькую ручку в ее руку, и она посмотрела на мальчика. У него, как и у Лилит, были прямые и густые волосы, римский нос с горбинкой и такой же беспокойный характер. Марк взял Жана Луи за другую руку и, слегка потянув к себе, заставил сесть.
До болезни Лилит никогда не испытывала ни боли, ни страданий, ни утрат. Однако она всегда сочувствовала другим людям. Лилит постоянно излучала радость. Брианна подумала о том, что по иронии судьбы Лилит все-таки не покинула этот мир, не познав, что такое боль и страдания. В последние дни жизни на ее долю выпало столько мучений!
Тишину этого теплого дня нарушал только скрежет лопат о каменистую землю. Внизу, в долине, кипела жизнь, слышались крики людей и рев домашней скотины. Однако здесь, на вершине холма, не существовало других звуков, кроме скрежета лопат, шума ветра в высокой траве и завывания койотов, собравшихся на соседнем холме. На мили и мили вперед, сколько было видно глазу, простирались бескрайние холмы — огромное пустое пространство. Такую же безмерную пустоту ощущала в своем сердце и Брианна.
Для Лилит сколотили гроб из досок, которые остались в лагере после отъезда переселенцев. А еще для этого пришлось разломать ее любимый складной стол. Она специально заставила Марка взять его с собой в дорогу, чтобы создать хоть какое-то подобие домашнего уюта. Интересно, что бы сказала Лилит, если бы узнала, для чего пришлось использовать ее белоснежные накрахмаленные льняные скатерти и любимый складной стол. Пока мужчины делали гроб, женщины обмыли тело Лилит и одели ее в самое красивое бальное платье. Брианна надеялась, что теперь, где-то там, на небесах, Лилит танцует и смеется, забыв о боли и страданиях.
Было время, когда Брианна свято верила в Бога и в то, что существуют рай и ад. Вместе с Джулией и отцом она часто посещала мессы в огромном соборе Сент-Луиса. Стоя на коленях в торжественном полумраке собора, она чувствовала, как на нее снисходят мир и спокойствие. И только выйдя замуж, она начала сомневаться в справедливости и правильности того, чему учила религия. И теперь, наблюдая за тем, как мужчины обкладывают могилу Лилит камнями, чтобы ее не разорили койоты, Брианна еще острее, чем прежде, осознавала, как жесток и несправедлив окружающий мир.
Джонатан Декер и Коламбус Най установили большой надгробный камень, на котором Марк вырезал такую надпись: «Лилит Энн Бодвин, 1817–1849. Ее все очень любили». Потом Клайв Декер своим хорошо поставленным голосом прочитал сорок девятый псалом, и у всех присутствующих на этой похоронной церемонии на глаза навернулись слезы. Как только прозвучали последние слова псалма, Амелия Шотхилл, у которой был высокий и красивый голос, запела религиозный гимн. К ней присоединилась Лавиния Декер, заглушая ее своим звучным басом. Наслаждаясь красивой мелодией гимна, Брианна услышала глухие рыдания Марка. Ей самой очень хотелось расплакаться, чтобы дать выход своему горю.
Брианна опустилась на колени возле могилы и положила у изголовья букет полевых цветов. Коламбус предложил ей руку, чтобы помочь подняться. Она несколько секунд раздумывала, но потом все-таки оперлась на его руку. Интересно, если бы она любила этого мужчину, его бы у нее тоже забрали? Встретив его взгляд, она подумала: «Это хорошо, однако, что я замужем за другим мужчиной». Иначе она не устояла бы перед таким сильным искушением и тем самым подвергла бы жизнь Кола смертельной опасности.
А в это время довольно далеко от них Баррет делал все возможное, чтобы догнать ее. Однако она уже не боялась его. У нее просто не осталось к нему никаких чувств. Ее сердце иссохло и стало похожим на те сушеные яблоки, которые они с Лилит обычно добавляли в пирог.
Когда они возвращались в лагерь, она мысленно повторяла слова, написанные на могильной плите, — «ее все любили, ее все любили, ее все любили»… Най крепко держал ее за руку, как будто боялся отпустить даже на мгновение.
Глядя на осунувшееся лицо Марка и заплаканные лица его сыновей, Брианна поняла, что написанное на могиле Лилит — истинная правда. Лилит действительно все любили. И Брианне стало стыдно за то, что она завидует ей. Ей так хотелось познать то, что Лилит познала за годы счастливой семейной жизни с Марком. Ей тоже хотелось быть любимой, тоже хотелось иметь детей. Неужели ей придется расплачиваться за свою ошибку (именно ошибкой она считала брак с Барретом) всю оставшуюся жизнь?
В этот момент Брианна услышала голос Лилит так же ясно, как она слышала завывание койотов на соседнем холме. «Иногда человек находит свое счастье там, где совершенно не ожидает его найти. Не нужно бояться быть счастливым и никогда не нужно оглядываться назад» — сказала Лилит.
Баррет Вайт вытер лицо рукавом рубашки и внимательно пригляделся к листкам бумаги, прикрепленным к стене за лавкой маркитанта. Это были списки потерявшегося скота, записки, которые переселенцы оставили своим друзьям, следовавшим за ними. Здесь были также письма к родным и друзьям с вложенными в них монетками и письменными просьбами, обращенными к путешественникам, которые следуют на восток страны, забрать эти послания с собой в Штаты и там сдать их на почту. Здесь также имелся список всех тех, кто умер в пути. Однако никаких следов Брианны Баррету найти не удалось. Он так и не смог узнать, проезжала она здесь или нет.
Стоя за спиной Баррета, Вонючка Гаррис засунул в рот конфету и улыбнулся.
— М-мм, это успокоит мои зубы. А еще меня радует, что сегодня можно будет поспать на настоящей кровати. Капитан Рафф очень любезный человек.
— Какая тебе разница, на чем спать? — проворчал Баррет. — Мне сейчас нужно только одно — найти кого-нибудь, кто хоть что-то знает о моей жене. Ну-ка, напомни мне еще раз, как звали ее сестру?
— Я не помню ее имени, но ее мужа зовут Джон Сомервилл, — ответил он.
В лавку зашли двое солдат. Баррет подошел к ним и показал им дагерротип.
— Добрый день. Я тут разыскиваю свою жену. Вы случайно не видели ее?
Один солдат мельком взглянул на снимок, покачал головой и ушел. А второй сказал:
— Да она просто красотка!
Баррет злобно зыркнул на него.
— Ты ее где-нибудь видел?
— Послушайте, мистер, капитан ведет записи, и он говорит, что за эту весну здесь проехало больше четырех тысяч фургонов. Представляете, сколько это людей? В этой толпе даже такую красотку, как ваша жена, трудно было бы запомнить, — сказал он и тоже покинул лавку.
— Черт возьми! А я надеялся, что кто-нибудь ее обязательно узнает, — зло бросил Баррет и засунул в карман дагерротип.
— Я же говорил тебе: это все равно что искать иголку в стогу сена, — сказал Вонючка и засунул в рот еще одну конфету.
Баррет с размаху врезал кулаком прямо Вонючке в челюсть.
— Убирайся к дьяволу! Если бы ты как следует выполнил свою работу, то я бы тут сейчас, как дурак, не ловил каждого встречного придурка и не расспрашивал бы его, где моя жена. Я бы уже давно все выяснил.
Вонючка поднялся на ноги, потер ушибленную челюсть, однако ничего не сказал. Он хорошо знал взрывной характер Баррета и поэтому понимал, что сейчас лучше промолчать.
Баррет потер ушибленные пальцы и сказал:
— Убирайся отсюда. Попробуй продать наших лошадей, а на вырученные деньги купи других.
— Я из-за тебя проглотил конфету, — жалобно произнес Вонючка и ушел.
Возле кузницы незнакомый высокий мужчина сидел на бочке и вырезал какую-то фигурку из дерева. Он внимательно слушал, как Вонючка Гаррис просил кузнеца подковать лошадей, продать вьючных мулов и купить ему других. После того как Гаррис вышел и вместе с Вайтом пошел ужинать в харчевню, принадлежавшую семье мормонов, Коламбус Най поднялся с бочки и вошел в кузню. Босоногий мальчишка раздувал меха, а широкоплечий кузнец с толстой, как у бульдога, шеей ковал подкову. В кузне находилось целое стадо лошадей и мулов. Всех этих животных нужно было перековать.
